Их пицца оказывается готова. Неожиданно отчетливым и благодушным тоном на прощание девушкам в окошке он говорит: «Спасибо большое!». Меня эта благодарность трогает. Я всегда сама так люблю говорить. Толик обычно буркнет «Пасиб» и то в лучшем случае, а то и вовсе лишь кивнет головой или промолчит. А мне важно поблагодарить от души. Мама с папой с детства приучали меня к работе, хоть мы ни в чем и не нуждались. Я работала и продавцом, и официанткой, и даже уборщицей. И как же хорошо я знаю, до чего приятно, когда тебя на твоей маленькой должности с твоей никудышней зарплатой искренне по-человечески благодарят.
Он, этот мальчик-парень, грациозный как эльф, убегает так же быстро, как и появился, бросив, правда напоследок, насколько я успеваю заметить, тот же цепкий взгляд в мою сторону. Но мне уже не до того. Как так: их пицца уже готова, а я стою тут уже десять или пятнадцать минут, а моей все нет и нет? Стучусь в окошко и спрашиваю, где же, где же моя пицца запропастилась? Оказывается, они мне звонили на телефон, сообщить, что пицца уже готова. «Ну, думаю, лучше бы окошко открыли и позвали. Телефон-то я в машине оставила». Ладно, главное, что пицца уже в моих изрядно примороженных пальчиках, и они скованные до этого момента морозом, теперь становятся мягкими и податливыми от нагретой коробки. И самое прекрасное, что уже сейчас, даже не заглядывая в пакет, даже не залезая в коробку, я чувствую этот запах, запах вкусной пиццы и моей предстоящей радости!
Черного автомобиля, естественно, на стоянке уже нет, и я ловлю себя на мысли, что мне даже как-то досадно. Некая связь, что ли установилась между мной и теми ребятами, пока мы каждый ждали своей пиццы. «Связь заядлых любителей пиццы!» смеюсь про себя. Подхожу к машине, открываю замок и вдруг улавливаю боковым зрением яркий блеск черного автомобиля он проезжает мимо меня в том же направлении, куда собираюсь ехать я. «Вот, -думаю еще с большей досадой, надо было сидеть в машине и так пялиться, а потом бегать туда-сюда в костюмах, чтобы вот так запросто Бжих и уехать! Хоть бы замедлились и посмотрели бы на прощание».
Сажусь в машину и меня разбирает азарт. А что если я успею еще их догнать? Сама же говорю себе: «Да зачем тебе все это надо? Два неоперившихся птенца! Скорее всего, на маминой машине. И ножки у того последнего такие тонкие! Детский сад!». Но все доводы и про ножки, и про рожки остаются неучтенными, я бросаю пиццу на соседнее сидение, где все же не забываю включить подогрев, нажимаю на газ, к моему счастью позади меня на дороге свободно, и разгоняю машину во весь опор, который позволяет городская дорога и спящие полицейские, и несусь по следам только что проехавших здесь незнакомцев. Проезжаю один поворот, где они могли бы оказаться, второй, третий и начинаю терять надежду. Дальше кольцевая, и если они выехали туда, то шансов на нашу встречу нет никаких. Мечты мечтами, а реальность реальностью и в моей реальности видимо не посчастливиться оказаться места красивому романтичному сюжету про нечаянную встречу, нечаянное «нашли друг друга» на дороге и дальнейшее нечаянное знакомство.
Проехав кольцевую, с легким привкусом разочарования я съезжаю с неё на нужную мне дорогу. Это трасса на Витебск. Живу я в ближайшем к пригороде, в московском направлении, по соседству с родителями. Включаю музыку на полную и смотрю на пиццу «Какое дело мне до этих ребят, если совсем-совсем скоро мне будет так вкусно!». Солнце светит, пицца греется рядышком, дома меня ждет уют и комфорт, а сейчас еще я найду на флэшке свою любимую мелодию и тогда Подъезжаю к светофору и резко, откуда-то справа, передо мной выруливает черный сверкающий автомобиль. Я не верю своим глазам. Как, где, откуда и почему они выехали? Справа от дороги только строительный гипермаркет, вряд ли они успели бы что-то там купить, да и тем более с горячей просящейся побыстрее ее съесть пиццей. Других людей в машине, кого они могли бы забрать по дороге, нет. Значит, они где-то стояли и ждали. Кого, чего?
Все это я обдумываю, двигаясь за ними в соседней полосе. Едем быстро, здесь ограничение 110, но я усиленно рассуждаю сама с собой, поэтому неосознанно замедляюсь и не свожу глаз с их автомобиля. Сейчас, совсем скоро через какой-нибудь километр будет поворот в наш поселок, они, судя по всему, сворачивать туда не собираются, ведь несутся в крайней левой, но если свернут. О тогда все будет ясно! Они чуть впереди от меня настолько, насколько позволяет еще один автомобиль, я неспешно начинаю перестраиваться в крайнюю правую полосу для поворота, хоть расстояние до него еще вполне приличное. Возможно, просто хочу показать им, намекнуть, мол, «эй ребята не провороньте, куда я сейчас заверну, и успейте нырнуть туда же следом за мной». Перестроилась, но приходится тащиться за каким-то грузовиком. И пускай я в парковке полный профан, но уж в езде я себя мню если и не профессионалкой, то уж ничем не уступающей хорошим водителям мужчинам, хотя иногда и признаю, что мнение мое возможно излишне самоуверенное. Попутно замечаю, что они вроде и не собираются совершать никакого маневра, обидно, но признаться честно, предсказуемо. Какой мечтательной глупышкой надо быть, чтобы поверить в то, что они действительно поедут следом за мной. В такое я верила лет пять назад и даже два года назад, но ни разу, машина которая, как мне казалось, преследует меня, взнузданная горячим порывом своего хозяина, не оправдывала моих смелых ожиданий. В самый сладчайший предвкушаемый мной момент, когда становилось бы очевидно, что я не ошиблась в своих предположениях, она сворачивала в совершенно противоположную сторону или что еще хуже с безразличным видом обгоняла меня и проносилась мимо, даже не удостоив легким притормаживанием.
Обгоняю грузовик и на пару секунд занимаю снова среднюю полосу и в этот же самый момент, как я ее занимаю, лоснящийся черный автомобиль безукоризненно ловко и быстро меняет полосу в направлении «моего поворота». И я теперь за ним, за ними, потому что и мне уже настало время поворачивать. В поворот я въезжаю прямо следом за ними, они замедляют ход и теперь расстояние между нашими машинами настолько несущественное, что я отчетливо вижу их головы через лобовое стекло. Я смущаюсь, мне становится жарко, щеки горят, шапка жмет голову, хоть она очень мягкая, шарф душит шею, а тело просто вспревает под курткой. Мне необходимо себя чем-то занять и отвлечься, и я не нахожу лучшего места и времени, как опасный участок дороги с крутым заворотом на въезде в поселок, чтобы начать раздеваться. Одновременно с этим процессом подбавляю газа, ехать за ними невыносимо, я встраиваюсь в соседнюю полосу и хочу опередить их. Шарф уже наполовину размотан, я приближаюсь справа к их машине и вот-вот должна с ними поравняться. Впереди светофор и на нем красный свет, и мы оба замедляем ход! И уже, выравниваясь с ними и держа в руке наполовину размотанный шарф я вижу, что у них открыто водительское окно. «Кошмар!». Глупая паника заставляет меня бесцельно шарить пальцами по кнопкам бортового компьютера. «Смотри хоть куда-нибудь, но только не поворачивай голову направо!». Мне так интересно и так страшно одновременно, а что если они просто открыли окно, чтобы проветриться, а я как дурочка начну на них смотреть? «Да конечно, больше им делать нечего, проветриваться в десяти градусный мороз!». Или, может быть, окна запотели «В такой машине???». Ох, светофор переключается на оранжевую круглую мину с серьезным видом, который изображает просто прямая черная палочка вместо рта и двое глаз в виде черных круглых точек. В этот-то момент я сдаюсь и бросаю беглый взгляд направо. Там, справа, в машине на меня в упор смотрят умные серьезные глаза. Без дурацких улыбок и ухмылок, которые я втайне боялась увидеть. На меня просто смотрят. Это так странно, я тоже смотрю на него. Протяжный нервный гудок сзади. Резко отворачиваюсь и рву машину вперед. Паника разрастается еще больше, и теперь я безрезультатно пытаюсь расстегнуть куртку и даже ее снять. Я превышаю скорость, еду на восьмидесяти, хотя здесь ограничение шестьдесят. «Главное оторваться, главное оторваться» стучит у меня в голове. Взглядываю в боковые зеркала, зеркало заднего вида, проверяю, где они, точнее он, второго я даже и не усмотрела, да и он, второй тоже был занят похоже своими делами. Машины не видно, но сзади в метрах трехстах едет большая группа автомобилей, и я уверена, я чувствую нутром, что никуда он не свернул, что он там в этой группе, едет поодаль, шифруется и продолжает за мной наблюдать. На следующем светофоре мои подозрения подтверждаются. К моей панике к этому моменту добавляется еще неизвестно откуда взявшийся страх. Светофор здесь долгий. Они стоят в соседней крайней левой полосе, на корпус одной машины от меня. Загорается стрелка для поворота направо. Правостоящие спокойно следуют по ее направлению. Мы же продолжаем стоять, для меня светофоров больше не осталось, ведь следующий дом мой и мне нужно только свернуть направо, в карман, через каких-то сто метров. И я понимаю, что шансы на то, что черный сияющий автомобиль, притаившийся сзади, свернет в этот же карман следом за мной очень и очень велики. А дальше Дальше ситуация может перерасти в одну из моих оживших фантазий. Но дикий страх сковывает меня, я боюсь, я не хочу этого или хочу, я не знаю. Загорается оранжевый, потом практически сразу зеленый, все трогаются с места, я следом за всеми, и я уже еду и вдруг бросаю быстрый взгляд в правое зеркало и, не увидев помехи, молниеносно перестаиваюсь на правый поворот и на всей скорости въезжаю на ненужную мне улицу, по ненужной мне дороге, по неведомой мне причине. Остальной поток машин проезжает прямо, как и следовало ожидать. Я еду еще метров пятьсот до разворота налево, внутри сначала чувствую облегчение, а потом оно вдруг сменяется отрезвлением и недоумением зачем я это сделала?
Пицца оказалась горячая и очень вкусная. От свежести и теплоты она растекалась в руках, курица и мясо были нежными мягкими, тесто тонкое, воздушное и совершенно не сухое, а даже немного размокшее, но не от недопекания, а от обилия начинки. Пожалуй, вкуснее этой пиццы я еще ничего ни разу не пробовала, «Синички» постарались на славу и испекли для меня настоящий идеал. Но к своему удивлению я почти без аппетита съела лишь пару кусков и почувствовала, что насытилась. Внутреннее возбуждение меня то и дело подрывало и подводило к окну. Что я надеялась в нем высмотреть? Двух ребят в сверкающей черной машине, ездящих по окрестностям в лучах еще высокого, но готовящегося к закату оранжевого солнца и высматривающих непредсказуемую, шарахающуюся людей девушку? Пустые надежды, тем более для двадцати девяти лет! Я вздохнула и пошла заваривать чай, но не удержалась и опять метнула внимательный взгляд из окно на дорогу. Ничего, пусто, только зеленый длинный автобус, громко кашляя, неспешно тянется по строго очерченной белой линией крайней правой полосе.
«Ну, в конце концов не так много людей живет в нашем поселке. И еще меньше тех, у кого такие машины, как у меня, а среди них еще меньше девушек. Если сильно захочет отыскать, то найдет способ и отыщет, а если нет, что ж значит не судьба!».
3
Если бы я знала тогда, что терпеть задержки и превратности «не судьбы» окажется так сложно, я поостереглась бы выносить столь легковесные заключения. И вправду, если еще в первый день после моего маленького приключения я обходилась представлениями о том, как Он меня ищет, пытается высмотреть мою машину, а во второй представляла, что сейчас вот-вот мы где-нибудь случайно ненароком столкнемся, то на третий день меня обуяло просто какое-то помешательство, от которого я то смеялась, то чуть не плакала.
Но обо всем по порядку. Ведь обыденная моя жизнь продолжала идти. В этом походе немаловажное место занимал Толик, родители и мой так пусть и маленький, но все-таки Бизнес. Так не люблю это слово бизнес. Может оттого, что бизнесменами стали называть себя все, кому не лень. А может еще и оттого, что это так модно заниматься бизнесом, быть бизнесвумен. Как по мне так модного, а уж тем более приятного в этом ремесле мало. Часто приходиться топать по колено в грязи на складе, пока выгружают товар в твою машину, еще чаще ломаются ногти и царапаются пальцы, когда помогаешь разбирать этот же товар и уж совсем часто болит голова от недосыпа, недоедания, недоотдыха. Бизнес это что-то глобальное, что-то, что приносит всеобщую пользу, а не только пару сотен (или тысяч) долларов дохода. Поэтому у меня не бизнес, а так занятие, ремесло, которое все же давало мне, надо признаться, относительную вольность и плавающий график. Давало, нужно уточнить, до появления моего совместного проекта с Толиком. Год назад мы с ним договорились об открытии общего небольшого магазина товаров для дома и с тех пор у меня снова появился директор, только не по графику с 9 до шести, а двадцать четыре часа в сутки, и этот директор Толик.
Два дня «после пиццы» я всячески отбивалась от его телефонных атак, звонков родителей и зазываний подруг в гости. Все мне это казалось неуместным и лишним, выводящим меня из приятных мечтаний о возможной нежданно-негаданной и тем не менее чуть не специально подстроенной (естественно не с моей стороны) встрече. На второй день я даже дошла до того, что сбрасывала звонки Толика, представляя, как он взбесится с его-то нетерпением и установкой, чтобы все было так, как ему хочется. После сброшенных звонков от моего благо-, но не совсем уверена верного ли, стали раздаваться трели от моей мамы с задержкой в 1015 минут, из чего я сделала вывод, что Толик где-то ей дозвонился, бесцеремонно оторвал от дел и обиженно нажаловался на ее непутевую дочь. Не поднимать трубку на маму я не посмела, и у нас состоялся следующий разговор:
Привет.
Здравствуй, дочка. У тебя там все нормально? Давно тебя не слышала.
Да, мамочка. Все хорошо. Как раз еду за рулем на работу, разговариваю с тобой по громкой связи. Ой-ой, какой гад, так меня подрезал! краснея, но ведь по телефону мама этого не увидит, вру. А сама только что назавтракалась бутербродом с колбасой, и сейчас несмотря на холод высунулась в окно, за которым шумят проезжающие автомобили, чтобы создать «эффект» так сказать езды.
Что же ты мне сразу не сказала? Все, вешаю трубку. Будь аккуратнее! Главное, что у тебя все хорошо, этого мне достаточно знать.
Пим-пим, мама отключается, а я наконец-то могу закрыть окно, пока трубка не примерзла к моему уху.
«Какой же все-таки Толик ладно нельзя говорить неприличные слова даже про себя, значит какой же все-таки он гнилой редис этот Толик. Точно, что Толик обосрал столик. Не зря бабушка его так прозвала!».
На работу я и впрямь собираюсь, но для начала хочется приготовить свиных отбивных и картошку почистить, чтобы вечером, когда вернусь домой, было меньше мороки, и я от лени, и от невозможности ждать не съела бы весь холодильник.
Как досадно, когда я кем-то заинтересовываюсь кусок не лезет в горло или лезет, но меньше, чем обычно, а когда все дело начинает меня тревожить своей неопределенностью и незавершенностью тогда в меня кажется готов поместиться поросенок или даже взрослая свинья. И к великому стыду я и сама через недельку-другую такого усиленного питания становлюсь похожа чем-то на это животное. За отбиванием свинины и чисткой картошки слузгала полпакета семечек, проглотила большой банан, засыпала в себя пару пригоршней грецких орехов и схрумкала остаток подушечек с молочно-шоколадной начинкой. Да уж! Одним словом, диетчица. Представляю, какой бы хай поднял Толик! Обязательно прошелся бы по моей заднице, моему подвисающему не только в наклоне животу, подбородку предательски образующему маленькую складочку, когда я опускаю голову и щекам, похожим, как он говорит на бургеры из Макдональдса.
Судя по критике, которую на меня периодически от настроения и постоянно по убеждению выливает Толик, можно подумать, что сам-то он как минимум Аполлон Бельведерский. Признаюсь, я и сама так подумала, когда впервые его увидела. Но как я ошиблась, как непросительно и наивно ошиблась!
Мы встретились с ним, с моим предположительным суженым-ряженым в трусы обряженным (еще один «перл» от моей бабушки Наташи) весьма, надо признать, романтично. Год назад, приблизительно в ту же пору и, забавное совпадение, в ту же погоду, что и мое пиццерийное недознакомство я, получившая от папы выговор, что в связи с постоянной ездой за рулем и сидением дома, и на работе на мягкой точке, недостаточно двигаюсь, решила сделать ежедневные пару километровые прогулки своим обязательным занятием и клятвенно обещалась папе их придерживаться. С этой целью я оставляла свою машину подальше от офиса, может в километре или двух, дабы прогуляться пешком. В этот день я даже оделась для прогулки особенно, спортивно-элегантно, насколько спортивный стиль это позволяет: белая шапочка с пумпоном из кролика, белый пуховичок до середины бедра, белые рукавички, молочный шарфик (немного выбился из цвета) и карамельного цвета угги с белым мехом. Солнце светило обманчиво ласково, радостно отражаясь от белого, покрытого ледяной блестящей коркой снега, небо голубело дальше некуда, и я уверенная и бодрая резво выпрыгнула из машины и энергично, почти вприпрыжку зашагала на работу.
Вскоре, правда, моя «вприпрыжка» трансформировалась в «впридышку», нос покраснел и в нем нещадно защипало, из глаз полились слезы и не только из глаз, из носа тоже что-то полилось, колени одеревенели, в лицо предательски прожекторило солнце и на нем, моем лице, было подобие улыбки, которая подразумевалась сначала, когда только я начала свой победный оздоравливающий марафон, а теперь на скукоженном морозом и светом лице эта улыбка трансформировалась просто в закоченелый растянутый рот с выставленными на обозрение зубами. Я чувствовала, как вокруг глаз собрались складочки сморщенной кожи, такое бывает, когда хочется что-то открыть, и ты морщишься изо всех сил, будто чем сильнее ты сморщишься, тем легче тебе это будет сделать. Вот и я морщилась должно быть от желания не ослепнуть, не закоченеть и где-то на подсознательном уровне изобразить все-таки, хотя бы, заведомо обманывая себя, удовольствие от красивого лучистого зимнего дня.