Итак, Сергей Сергеевич, для начала скажу, что мы трое знали вашего отца, сказал Брилёв. Знаем, что за вас поручился полковник Бардин. А также, нам доподлинно известно ваше желание поступить в школу испытателей. Всё верно?
Так точно, товарищ полковник, кивнул я.
Пока всё идёт неплохо. «Вопросы» несложные. Это явно легче, чем стоять и расписывать кривые Жуковского.
Тогда, если мои коллеги не против, мы можем приступить к собеседованию.
Расскажите о себе. Что закончили? Где служите? спросил Зучков.
Рассказ об Осмоне и командировке в Афганистан затянулся на несколько минут, но присутствующие слушали внимательно. Зучков даже помечал себе что-то в тетради.
Ещё раз, какие модификации МиГ-21 у вас были? поинтересовался Солчанов.
УМ, СМ и бис соответственно. В училище был МФ. Самолёт Л-29 на первых двух курсах, ответил я.
Пару вопросов задали про МиГ-29. Переучивался я на него или нет, что могу о нём рассказать и как его оцениваю.
Почему именно в испытатели решил? В Осмоне формируется отличный Центр боевого применения. По службе, если взять во внимание твои награды и заслуги на войне, пойдёшь быстро, спросил Брилёв.
Должность, положение это всё не так важно, сказал я. Наследие вот о чём я думаю, когда говорю о желании поступить в школу. Здесь ты на острие боевой авиации, всегда в авангарде. А главное можешь оставить свой след в истории авиации. Предложить то, чего ещё не делали. Что-то новое, что-то своё. А в полку всё по инструкции. Там ежедневная, рутинная работа.
А здесь, думаешь, не так? улыбнулся Зучков.
И здесь так. Только здесь ты ещё и первопроходец. Ты учишь летать самолёты, а не они тебя, ответил я.
Брилев задумался, инженер смотрел на меня с удивлением, а Зучков чесал затылок. Что-то сейчас решают они в своих головах.
Валентин Иванович посмотрел на своих подчинённых, но ни один из них и бровью не повёл. Не намекнул хоть на какое-то решение.
Сергей, я тебя выслушал и хочу кое-что тебе сказать, произнёс Брилёв.
Я навострил уши, готовясь только услышать слово «да». Другого сейчас я не жду. Просто, как можно меня не одобрить к поступлению?! Только, если начальники решили не отступать от критериев отбора.
Чуть не забыл, а вы не курите? спросил Брилёв.
Нет, с удивлением ответил я.
Это вам в плюс. Теперь к насущному. Какой у вас налёт на реактивных самолётах, исключая полёты в училище? продолжил выяснять Валентин Иванович.
Порядка 400 часов.
Хорошо. Второй тип истребителя вы ещё не освоили, но недавно сдали на второй класс?
Так точно.
Вот мой вам вердикт рано, Сергей Сергеевич, твёрдо сказал Брилёв. Рано вам поступать в школу.
Глава 6
Я не удивился заключению вынесенному Брилёвым. Да и пришёл я в школу испытателей спонтанно. Сейчас не о поступлении речь, а о том, что мне для него необходимо.
Можно узнать, почему? спросил я.
Конечно. Даже нужно узнать, сказал Брилёв и подошёл к столу, где разместились модели различных самолётов.
Здесь были и поршневые, и реактивные, и винтокрылые машины. Даже проект одного из авианесущих крейсеров с размещёнными на взлётной палубе модельками Як-38.
Для того чтобы попасть сюда, одной с нами беседы мало. Тем более, мы общаемся сейчас неофициально и, как видишь, никаких на тебя документов не завели, сказал подполковник Солчанов.
Да, заметил, сказал я, только сейчас поняв, что действительно никаких официальных бумаг мы не заполняли здесь.
Боевые награды, потенциал, знания это всё хорошо. Можно сказать, прекрасно. Это всё мы учтём, когда будем официально включать тебя в список кандидатов, сказал Зучков.
Почему нельзя сейчас? Чего именно мне не хватает?
Есть кое-что. В работе испытателя необходимо больше всего. Внимательно меня послушай и запомни, сказал Батя, посмотрев на меня своими добрыми серо-голубыми глазами.
Слушаю, товарищ полковник, приготовился я к важной информации.
Твой полёт начинается на земле. С момента получения испытательного задания от инженера. Каждое значение, точка или запятая важны. И ты должен найти в них изъян.
Я это понимаю, со всей уверенностью сказал я.
Очень хорошо должен понимать, поднял вверх указательный палец Брилёв. В момент проработки всплывают все «за» и «против» тех этапов полёта и режимов, так чётко и ладно прописанных инженером. Соглашаясь на полёт, ты лётчик-испытатель, берёшь на себя всё. В том числе ответственность за надёжность той машины, за которой стоит будущее Советской авиации.
А брать приходится многое, вступил в разговор подполковник Зучков. И величина этой ответственности ещё и в том, что ты принимаешь решение лететь или не лететь. Сможешь или не сможешь выполнить главную задачу из трёх компонентов взлететь, отработать заданные параметры, которые до тебя никто ещё не отрабатывал, и обязательно посадить машину.
И вот здесь, важно то качество, которое пока тебе не присуще, тяжело вздохнув, сказал подполковник Солчанов.
Опыт? спросил я, хотя вопрос был риторический.
Профессиональная интуиция, рождённая многолетним опытом, поправил меня Брилёв и по-отечески похлопал по плечу.
Понятно, смиренно сказал я.
С опытными людьми в испытательном деле следует согласиться. Мой многолетний опыт не распространяется на лётное дело. Если в большинстве жизненных ситуациях я могу действовать по наитию, то в полёте пока такого у меня нет. Своего опыта я только ещё набираюсь. Пускай и быстро.
Но и даже это не гарантирует тебе успех, сказал Батя, вернувшись на своё место. Всё предусмотреть невозможно. На то она и испытательная работа, улыбнулся он. Прекрасное занятие, в котором всегда есть место неизведанному.
Я это запомню, Валентин Иванович, улыбнулся в ответ я.
Хорошо. Теперь о главном. Ты у нас на карандаше, сказал Брилёв, и Зучков поднял красно-синий карандаш.
Понял, кивнул я.
В Осмоне будет несколько типов летательных аппаратов. Освоишь ещё один, наберёшь необходимый налёт для поступления, и тогда мы с тобой встретимся за партой в классе прямо по коридору, по левой стороне, проговорил Брилёв, кивая головой.
Я всё понял, товарищ полковник.
Теперь иди и работай. До встречи! улыбнулся Брилёв и я, попрощавшись со всей троицей, вышел из кабинета.
На морозе мысли немного пришли в порядок. Теперь появилась некая промежуточная цель, за которой откроется прямая дорога к поступлению в школу. И как я понял, для этого мне нет смысла уезжать из Осмона. Надо работать именно там и повышать свой уровень.
Гарнизон покинули с Костей мы не сразу. Он ещё долго сдавал документы, беседовал с какими-то знакомыми и расспрашивал об особенностях службы в «верхнем» полку.
Значит, ты всё же решил воспользоваться своим пролетарским происхождением? спросил я, когда мы шли по длинной дороге от главного КПП к городку.
Я думал, что самому как-то получится прорваться. Сейчас там налетаю быстренько и через три-четыре года пойду в школу испытателей. Не всё так просто оказалось.
Могут не отпустить? спросил я, ускоряя шаг, поскольку сильный ветер дул в лицо, почти отбрасывая меня и Костяна назад.
Ещё как! Даже в Афган теперь не поедешь, если сверху не придёт разнарядка. Людей не хватает катастрофически. Меня уже хотят на командира звена переводить, поскольку большой провал в части пополнения был в предыдущие годы.
Оказывается, проблема с самой возможностью уехать поступать действительно присутствовала.
Мой отец, к тому же, уточнил у Брилёва, что из Венгрии проблематично перевестись. Чуть ли не на Министра обороны нужно выходить, громко сказал Костя, перекрикивая порыв ветра.
Проходили мимо строящегося небольшого микрорайона. Параллельно дороге выросли частные гостиницы представительств авиационной промышленности.
Маповские гостиницы всё растут, верно? указал мне на строящееся двухэтажное здание.
Здесь и домов скоро будет не меньше, ответил я, вспоминая, как этот район скоро застроится несколькими девятиэтажками.
В десятые годы тут ещё пристроят несколько домов, и микрорайон уже не будет называться «Степь».
Ага, быстрее бы. Не хочется мне в общежитии «Волга» жить, улыбнулся Костян, напомнив мне про общежитие в черте города.
С родителями, значит, не хочешь? посмеялся я.
Конечно! Никакой личной жизни. Каждое утро будет инструктаж по мерам безопасности и предварительная подготовка под чай с бутербродами. Вечером разбор полётов, махнул рукой Бардин.
Так, ты в столовой завтракай, предложил я ему.
Это вставать слишком рано нужно. Меня никто возить на службу не будет. Всего сам буду добиваться, сказал Костян. У тебя планы какие?
К деду сходить надо. Дома побуду, пройдусь, книжку почитаю
Блин, Родин, ты чего такой скучный?! Первый офицерский отпуск у тебя, с войны вернулся, орденов полная грудь! остановил меня Костя у железнодорожного переезда, который отделял жилой городок от военных объектов.
И что? Кураж-бомбей предлагаешь провести? с удивлением спросил я.
Почему бы и нет?! Сто процентов, ты уже давно не отдыхал на всю катушку.
Желания особого нет. И настроения.
Тебе же сказали, что пока рано. Это не значит, что совсем отказали. Ну не могут они взять старлея, который многим майорам утрёт нос в полёте. Это нарушает их методику отбора, улыбнулся Бардин.
Ты думаешь, я этого не понимаю. Не хочу и всё, ответил я и перешёл переезд.
С другой стороны, отдохнуть-то хочется. Почему бы с другом-однокашником не посидеть и не пообщаться? В прошлый раз всё закончилось у нас довольно прилично, хоть и не без эксцессов.
Ты точно в этом уверен? догнал меня Костя, ехидно улыбаясь.
Ладно. Уговорил.
Ай, спасибо, дорогой! воскликнул Костян и кинулся меня обнимать. Я уже с отцом насчёт «Москвича» договорился. Будет культурная программа.
Эта бешеная табуретка ещё ездит?! В прошлый раз мы немного ей бампер повредили. Тогда этот элемент советской роскоши на колёсах должен был помочь Бардину совратить Галю Капустину, но не срослось. Какая в этот раз причина, мне неизвестно.
Всё-всё! сказал я, отпихивая от себя Костю. До вечера.
Дел было ещё много. Первоочередным был поход на кладбище, которое находилось как раз за железнодорожными путями. За последние годы оно, выросло.
Ну, здорово, дед, сказал я вслух, найдя могилу Владимира Петровича.
Находилась она рядом с могилами родителей моего реципиента Сергея Родина -старшего и Валентины Родиной.
Памятник у деда был выполнен, как и положено с нанесением его фронтовых наград. На меня с фотографии смотрели его суровые, но такие родные глаза для моего реципиента.
В прошлой жизни не сберёг я единственного родного человека, дядю Жору. И в этой тоже самое. Рано ушёл дед, так и не дождавшись меня с войны.
Постояв с десяток минут и сказав какие-то общие для себя слова, я обратил внимание на «новое кладбище». Оно начало образовываться чуть дальше.
Пройдя по свежевыложенным из щебня дорожкам, я всматривался в лица погибших в Афганистане. Насчитал я порядка двадцати человек на этой небольшой аллее. Могилы аккуратные, оградки покрашены, памятник стоит у каждого и надпись «Погиб при исполнении интернационального долга в Афганистане». У каждого красуется изображение награды, вручённой ему посмертно. Рядом с одной из могил, я встретил знакомую мне женщину. За прошедшие годы она изменилась. Можно сказать сдала сильно. От её сурового взгляда ничего не осталось.
В тёмном одеянии, рядом с двойной могилой, стояла печальная, похудевшая и осунувшаяся Вилора Брониславовна. Сразу я не вспомнил, кто она такая. Но память реципиента, видимо, во Владимирске начинает работать с удвоенной силой. Это та самая завуч из школы.
Добрый день! поздоровался я, подойдя ближе к Брониславовне.
Ой! Родин! Живой, взяла меня за руки завуч, слегка улыбнувшись. Прости, что так сразу. Я просто за всех наших мальчишек переживаю. Сейчас тем более.
Ничего, сказал я и посмотрел на два памятника, рядом с которыми стояла Вилора Брониславовна.
Судя по именам, это муж и сын нашего завуча. Оба погибли при исполнении служебного долга.
Вот видишь, Сергей. Сын сначала погиб в декабре 1979 года. Транспортный Ил разбился в аэропорту Кабула, а он был в составе экипажа, вздохнула женщина, подойдя к памятнику и смахнув снег с фотографии сына.
Соболезную.
Спасибо. А вот и муж, указала она на другой памятник, где не было надписи про Афганистан. Умер от последствий командировки для выполнения так нужного нам всем интернационального долга через полтора года после сына. Не вылечили.
Не знаю, что вам сказать. Я видел, как там многие болели и гепатитом, и брюшным тифом, начал рассказывать я о болезнях «за речкой».
Тебя пронесло, Сергей?
Да.
Это хорошо. Моего супруга болезнь и в Африке достала, объяснила Вилора Брониславовна и рассказала, что её муж долгое время был в Анголе.
Жаль её. А сколько таких, как она, не дождались своих сыновей и мужей? Пускай и не окрасилась страна в траурные чёрные платки, но потерь в Афганистане не удалось избежать.
Сергей, вы идите. Мне хочется одной побыть.
Да, конечно. До свидания, Вилора Брониславовна.
Ты хоть женат? Дети есть? остановила она меня.
Ни того, ни другого. Холостой я.
Понятно. Пора бы уже вам и на земле немного пожить. Наверняка я не первый человек, который вам об этом говорит.
Чем-то этот разговор мне напомнил общение с вдовой Томина. Печальные слова от понёсшей тяжёлую утрату женщины, но правильные. Где бы найти только ту, с кем можно пожить на земле? Вторую Женю ещё не придумали.
Проведя остаток дня с бабушкой, я начал готовиться к вечерней прогулке с Костяном.
Серёжа, главное тепло одевайся, начала инструктировать меня бабушка, когда я надевал водолазку с высоким горлом.
Баб Надь, я знаю. Мы на машине с Бардиным. В ней печка работает, ответил я и полез за флаконом одеколона «Зевс».
Лучше бы носки потолще бы одел, продолжала наставлять меня бабуля.
Всё хорошо, баб Надь, ответил я, орошая себя ароматом, который прямо говорил, что я мужик.
Смесь каких-то сильных цветочных запахов был в этом одеколоне. Но мне понравился. Сегодня прикупил себе в «Универмаге», где был директором Капустин-старший.
Как только я закончил с приготовлениями и услышал автомобильный сигнал снизу, то сразу пошёл обуваться.
А ты чего без кальсонов? Мороз такой, Серёжа. Девчат, как ублажать будешь? расстроено спрашивала бабушка.
Я прилично оделся, воспользовался хорошим одеколоном, побрился. Готов покорять девичьи сердца, улыбнулся я и поцеловал бабушку в щёчку.
Главное, чтобы было, чем после свадьбы покорить во время брачной ночи. А то я так правнуков не дождусь, зацокала языком бабуля.
Ой, баб Надь! посмеялся я и выскочил за дверь.
Морковный «Москвич» был разогрет. Из приёмника играла композиция «Землян» про каскадёров.
Ты как, Серый? Ох, и аромат от тебя! передёрнулся в водительском кресле Костян, который пах «Шипром».
«Зевс». Излучаю уверенность в своих силах, посмеялся я. Поехали, куда там ты хотел.
Есть! весело крикнул Костян, переключил передачу и снова рванул назад, вместо движения вперёд.
Глухой удар и «Москвич» влетел в плотный сугроб.
Ты когда-нибудь научишься ездить? спросил я, выйдя из машины и посмотрев на отвалившийся бампер.
В сугробе была закопана лавочка, которая оказалась прочнее, чем элемент конструкции советского автомобиля.
Ладно. Теперь у меня хоть деньги есть, чтоб починить, сказал Костян, закидывая бампер в багажник. Может, как обычно, около подъезда в машине посидим?