Черт побери, Фредди! пророкотал мужчина, не выпуская изо рта тлеющего окурка манильской сигары. Ведь так можно довести и до апоплексического удара!
До смерти перепуганная, Фредерика чуть наклонилась вперед, вглядываясь в темноту, увидела знакомое золотое кольцо-печатку, словно подмигнувшее ей в лунном свете, и простонала:
О господи! Бентли Ратледж, кто же еще. Что, скажи на милость, ты здесь делаешь?
Ратледж грубо хохотнул и застегнул последнюю пуговицу на брюках.
А как ты думаешь, Фредди, любовь моя? Вынув изо рта сигару, он присел на каменный бордюр. Постарайся в следующий раз хотя бы предупредить.
Стыдись, Ратледж! Неужели Тесс забыла поставить ночной горшок под твою кровать?
Если не считать первого шока от неожиданности, Фредерика была не слишком смущена. Ратледжа она знала, кажется, всю свою жизнь. Он был лучшим другом ее кузена Гаса и всеобщим любимцем в Чатеме, где обычно бывало полно гостей. И хотя тетушка Уинни не раз говорила, что он отъявленный повеса, глаза у нее при этом всегда весело поблескивали. Фредерика окинула Ратледжа взглядом с ног до головы. Уинни еще кое-что о нем говорила, но это не предназначалось для ушей незамужних леди, и все-таки ей удалось подслушать.
В том, что все это чистая правда, Фредерика ни на минуту не усомнилась. Ратледж и правда был высокий красавец с завораживающим взглядом карих глаз, лукавой улыбкой и густыми темными волосами, которые всегда носил чуть длиннее, чем принято. Она мало задумывалась над этим, но сейчас вдруг осознала, что он становится год от года привлекательнее: выше, шире в плечах. А уж силища у него! Она вспомнила, как в День подарков[1] он поймал ее под венком из омелы и, обхватив своими ручищами за талию, так что большие пальцы почти соприкоснулись, без малейшего усилия поднял в воздух и стал кружить, не забывая целовать, да еще не как-нибудь, а в губы.
Только это абсолютно ничего не значило. Каждый год во время рождественских праздников Ратледж ловил и целовал всех леди подряд: тетю Уинни, кузину Эви и даже Зою, которую никто, кроме Фредерики, не осмеливался целовать, потому что, хоть она тоже была незаконнорожденной, отец ее могущественный лорд Раннок. Однако в этом году Ратледж поднял Фредерику в воздух, когда в комнате никого не было, и не чмокнул, как обычно, в щечку. Он как-то странно споткнулся и чуть было не забыл покружить ее, да и поцелуй его был не таким, как всегда, значительно нежнее. Потом он, глядя ей в глаза, медленно опустил ее, и, когда ноги коснулись пола, Фредерике почему-то стало жарко. А Ратледж сразу отвернулся и больше уже никого не целовал под венком омелы.
Не странно ли, что сегодня ей вдруг вспомнился этот случай, хотя у нее такая трагедия? Горечь, вызванная поступком Джонни, вновь нахлынула на нее, и она пролепетала, неловко теребя руками плетку:
Прости, что испугала тебя, Ратледж, но сейчас уже за полночь. Все давно спят.
А как насчет тебя, милая? Почему ты так поздно тайком пробираешься из конюшни? Кто этот счастливчик?
У нее на мгновение перехватило дыхание, и она обрезала Ратледжа:
Не твое дело!
Он соскользнул с бордюра, на котором сидел, и встал перед ней, слегка покачиваясь.
Полно тебе, Фредди, не сердись, затаптывая каблуком окурок сигары, с улыбкой сказал Бентли. Это ведь юный Эллоуз, да? И почему этим умникам из Кембриджа так везет?
Почему ты всегда дразнишь меня, Ратледж? возмущенно воскликнула Фредерика, стараясь не расплакаться. И почему ты появляешься здесь лишь тогда, когда во что-нибудь вляпаешься? Топчешь цветники и не только Не можешь найти компанию получше, чем моя?
В свете фонаря она увидела, как Ратледж приподнял бровь и, с непринужденной грацией приблизившись к ней, уже серьезно пояснил:
Мы с твоим кузеном поздно вернулись из таверны. Гас решил немного прогулять Трента по террасе, а потом они с Тео отвели его в постель. Завтра бедняга наверняка будет страдать от головной боли. Ну а я я просто докуривал сигару. Вот и все.
Прошелестев юбками, Фредерика поднялась по трем последним ступенькам и с усмешкой сказала:
Ну да, а ты прямо-таки ангел небесный, чистый и невинный, словно только что выпавший снег.
Сдаюсь, Фредди! рассмеялся Ратледж и поднял руки вверх. Какая муха тебя сегодня укусила?
Бентли заметил слезы у нее на глазах. Фредерика поняла это, когда увидела, как медленно гаснет его улыбка.
Подушечкой большого пальца он прикоснулся к ее щеке:
Ты плачешь? Почему? Кто тебя обидел? Назови мне его имя, и, клянусь, он не доживет до рассвета!
Услышав эти слова, Фредерика фыркнула. Ратледж, несомненно, мог если не убить, то основательно наподдать Джонни, если бы она на него указала. Из ее глаз хлынули слезы, но Ратледж поймал ее за руку и так резко притянул к себе, что шляпка слетела с ее головы и укатилась в траву.
Ну, все, Фредди, успокойся, не надо плакать. Прости меня за идиотские шутки. Не знаю, что на меня нашло.
От его слов она разрыдалась пуще прежнего и вдруг неожиданно для себя самой обхватила его руками за шею. Ратледж, нисколько не опешив, принялся поглаживать ее спину. Рука у него была тяжелая, сильная, а Фредерике отчаянно хотелось, чтобы именно сейчас ее кто-нибудь поддержал, пусть даже Бентли Ратледж, невежа и гулена. Несмотря на его скверную репутацию, ей всегда было с ним удивительно легко и просто, не приходилось притворяться. Он никогда не был ни заносчивым, ни надменным, ни равнодушным. Он был просто Бентли.
Успокойся, успокойся, приговаривал он, похлопывая ее по спине.
Ах, Бентли, я так несчастна! уткнувшись лицом в лацканы его сюртука, не переставая рыдать, пробубнила Фредерика.
От него пахло лошадьми, табаком и бренди пахло мужчиной.
Ее ошеломила сама эта мысль, и тело опять сотрясли рыдания. Ратледж в ответ, пристроив ее голову под своим подбородком, крепко прижал ее к себе.
Прижимаясь губами к ее волосам, он только шептал:
Что произошло, Фредди? Старине Бентли ты всегда обо всем можешь рассказать.
И в это мгновение она поняла, что так и есть. Бентли Ратледж именно такой: ему можно довериться, он умеет держать язык за зубами.
Это Джонни Эллоуз! Он не хочет на мне жениться.
Его рука застыла на ее спине.
Ах он двуличный пес! выругался Бснтли. Ведь он бегал за тобой едва ли не с тех пор, как ты перестала заплетать косички.
А теперь его папаша заявил, что он должен жениться на своей кузине! всхлипнула Фредерика, уткнувшись в сюртук Ратледжа.
Вот как? Значит, он просто надутый осел, с усмешкой пророкотал Ратледж. Да! Эллоуз мизинца твоего не стоит. Мы с Гасом всегда это знали. А теперь он еще слабовольным ничтожеством оказался!
Фредерика шмыгнула носом:
Что ты имеешь в виду?
Ах, Фредди, надо быть полным идиотом, чтобы отказаться от тебя без борьбы, пробормотал Ратледж, легонько потрепав ее по голове. Окажись на его месте я, ни за что бы не сдался. Но увы!.. Я хочу сказать, что для этого у него кишка тонка. Прошу прощения, но зачем тебе такой слабак? Есть ведь и другие, куда лучше его
Фредерика в отчаянии покачала головой, прижавшись щекой к грубой шерсти сюртука Ратледжа.
Но, кроме него, никто никогда не хотел на мне жениться, призналась она неохотно. И никто, наверное, не захочет. За весь сезон ни один джентльмен не сделал мне предложения, потому что я недостаточно хороша для них, моя родословная им не подходит. Вот я и подумала, что лучше уж вернуться домой и все-таки принять предложение Джонни, но даже он от меня отказался! Наверное, до конца дней так и буду сохнуть в одиночестве и умру старой девой.
Она почувствовала, как напряглось тело Ратледжа.
Полно, Фредди, успокойся. Твой кузен Гас говорил, что в прошлом сезоне ты была самой хорошенькой, но все дело в том, что по Лондону ходили слухи, будто ты почти помолвлена. Или, возможно, это твой опекун лорд Раннок нагнал на всех страху.
При чем тут Эллиот? удивилась Фредерика. Это все из-за моей матери.
Вздор! возразил Бентли. Ты достойна, чтобы ради тебя преодолеть любые препятствия. Уж поверь, малышка, я знаю, что говорю.
С недоверием взглянув на него, Фредерика испугалась: Ратледж смотрел на нее так, как не смотрел никогда. Он больше не улыбался, карие глаза его стали такими нежными, что у нее перехватило дыхание.
Некоторое время она пребывала в каком-то странном оцепенении. Позже она не могла объяснить даже себе, почему сделала это, но, приподнявшись на цыпочки, крепко прижалась к его груди. И, как ни странно, думала она при этом о Джонни вернее, о том, что напрасно потратила на него столько времени. Ей уже почти девятнадцать, пора набираться жизненного опыта практического. Возможно, Ратледж прав, и Джонни действительно ее не стоит. Конечно, было бы неплохо ему отомстить за содеянное и, возможно, все-таки позволить Бентли переломать ему ноги, но вдруг она обнаружила, что ей больше нет дела до Джонни: она сосредоточилась на тех ощущениях, которые испытала несколько недель назад, когда Бентли ее поцеловал.
Скажи, ты помнишь Рождество? спросила она почему-то севшим голосом.
Почему ты спрашиваешь? удивился Бентли.
Я имею в виду тот поцелуй в День подарков
Он медленно втянул воздух:
Гм смутно.
Мне очень понравилось, призналась она простодушно. Вот я и подумала: а мог бы ты повторить?
Ратледж аж поперхнулся:
Не очень удачная мысль, Фредди.
Но почему? не поняла Фредерика. Мне показалось, что тебе это тоже вроде бы понравилось.
Не сомневайся.
Тогда почему ты не хочешь повторить? Ну пожалуйста, Бентли!
Его сопротивления хватило ненадолго.
Ох, пропади все пропадом и будь что будет!
Со стоном вздохнув, он наклонил голову и завладел ее губами. Последней его отчетливой мыслью было: «Сто раз подумаешь теперь, прежде чем пописать!»
Несмотря на то что мозг Бентли был еще слегка затуманен бренди, у него хватило ума поцеловать ее почти целомудренно. Он понимал, что девушка обижена и сама не понимает, о чем просит. Поддерживая ладонью ее затылок, он легонько провел губами по ее губам, и она, судорожно сглотнув, чуть приоткрыла рот. Фредди отвечала ему так, как и положено неискушенной девственнице: она была совершенно не уверена в своих действиях, но страстно желавшая все познать и всему научиться. И это было восхитительно. Он сказал себе, что от него требуется лишь заставить ее почувствовать себя желанной.
Вот тут-то и возникла проклятая проблема. Дело в том, что она со своей бархатистой нежной кожей теплого медового оттенка и густыми черными волосами действительно вызывала желание, и не у кого-нибудь, а у него самого. Он впервые это почувствовал года три-четыре назад, и мысли, которые у него тогда появились, заставили его ощутить себя похотливым кобелем. Именно поэтому он решил, что куда благоразумнее общаться с ней, как с сестрой. Он даже поддразнивал ее из тех же соображений. Но разве так целуют сестру?
Бентли понимал, что пора остановиться, но, как и в большинстве своих греховных деяний, уже не мог. Ему было слишком хорошо, чтобы прекратить начатое, поэтому другой рукой он прижал ее к себе, и его язык вторгся в ее гостеприимно приоткрытый рот. Фредди тихо охнула, и он понял, что все это и впрямь для нее ново. Инстинктивно она обвила руками его шею и прижалась к нему всем телом, демонстрируя неприкрытое женское желание. От такого приглашения он еще никогда в жизни не отказывался!
Еще более усугубляя и без того опасную ситуацию, она вдруг начала отвечать на движения его языка сначала робко, потом смелее, издавая при этом невероятно соблазнительные тихие стоны. Уж лучше бы она не реагировала на него с такой страстью! Тогда он смог бы еще, пожалуй, собраться с духом и, оторвавшись от ее губ, уйти ко всем чертям наверх и лечь спать. В свою постель. Один.
Только вот беда: самодисциплина никогда не относилась к числу его добродетелей, и, когда ее язык осмелел настолько, что вторгся к нему в рот, он ухватил покрепче ее затылок и отклонил голову так, чтобы взгляду открылся изгиб ее шеи. Оторвавшись от ее губ, он проложил дорожку поцелуев от лица к шее и обратно. Фредерика судорожно втянула воздух, а Бентли, совсем потеряв голову, принялся исследовать руками ее впадинки и выпуклости, задержав ладони на округлости бедер.
Он целовал ее с исступлением до тех пор, пока в его голове не поплыл темный туман искушения. Фредди вызвала в нем первобытное желание заполучить ее, невинную, к которой еще не прикасался ни один мужчина. Только не может он так поступить ни с ней, ни со своим другом Гасом. Каким бы безалаберным ни считали Бентли, другом он был хорошим и преданным.
К его удивлению, Фредерика неожиданно оторвалась от его губ и прошептала:
Бентли, ты действительно считаешь меня красивой и желанной? Ты хочешь меня?
Ратледж в темноте уставился на нее:
Ах, Фредди, неужели ты не чувствуешь? Еще немножко, и Раннок, возможно, пристрелил бы меня на дуэли.
Фредерика облизнула пересохшие губы и торопливо предложила:
Пойдем со мной, здесь нельзя оставаться: кто-нибудь может нас увидеть.
Бентли вдруг подумал, что подобен сейчас агнцу, которого ведут на заклание, и усмехнулся. Она протянула ему руку, и они вместе спустились на несколько ступенек, в тень следующей террасы. Когда Фредерика оглянулась и лунный свет озарил безупречные, немного экзотические черты ее лица, Бентли уже ненавидел себя за то, что его самоконтроль медленно, но верно сдает позиции.
Он попытался охладить свой пыл тем, что в ней говорит обида, а он лишь подвернулся под руку: женщинам это свойственно. Будь она старше, с богатым жизненным опытом, наверняка нашла бы другой способ излечить уязвленную гордость.
Девушка опять прижалась к нему всем телом, и, хотя у него дрожали руки, Бентли решительно взял ее за плечи и, хорошенько встряхнув, остановил:
Не надо, малышка! Никогда не оставайся наедине с такими мужчинами, как я.
Фредерика удивленно взглянула на него святая невинность и соблазнительница одновременно.
Разве ты не хочешь меня?
Отчаянно хочу. Он по-братски чмокнул ее в кончик носа. Безумно. Сильнее быть не может. Но сейчас ты отправишься спать.
Ни слова не говоря, она взяла его за руку, с озорной улыбкой заставила сесть на скамью из кованого железа и повернула к нему лицо для поцелуя. «Силы небесные, а ведь она и правда настоящая красавица», подумал Бентли. Когда подолгу не бывал в Чатеме, ему удавалось забыть, насколько она хороша, в объятиях других дам, на все готовых, но не вызывавших никаких чувств.
Нет, сказал он тихо. Это безумие.
Да, возразила она. Пожалуйста.
Ну что тут поделаешь? Пришлось выполнить ее просьбу. Назовите его хоть распутником, хоть мерзавцем, но он поцеловал ее, больно впившись в губы, в надежде, что грубость может ее вразумить. Он переместился так, что она оказалась зажатой между скамьей и его телом и теперь ощущала внушительные размеры его напрягшегося естества. Он целовал ее, и целовал до тех пор, пока нежность не исчезла совсем, уступив место неприкрытой физиологической потребности. Игра кончилась. Он тяжело дышал. Его язык двигался у нее во рту, имитируя то, чего он в действительности хотел, чего страстно желал, но и это ее не остановило.
Огромным усилием воли он сумел оторваться от ее губ и едва не взмолился, задыхаясь:
Фредди, остановись! Это не рождественский поцелуйчик.
Она взглянула на него из-под полуопущенных век. Взгляд ее стал неожиданно уверенным, все понимающим. Маленькой наивной девочки не было и в помине, и Бентли, тихо застонав, прижался губами к нежной коже ее шеи, потом его губы скользнули ниже.