Я посмотрел на отца, и мою руку обожгла татуировка. Я сделал ее только потому, что так захотел сам, а если бы он узнал об этом, то сошел бы с ума.
Порой у меня возникало желание просветить его, рассказать о себе настоящем, о том, что мне нравилось и чего я хотел, но в действительности я так и не мог решиться на это. И не знал, осмелюсь ли когда-нибудь.
Отец, ответил я на приветствие и сел на один из стульев перед его столом.
Совсем скоро начнется новый учебный год, сказал он, снимая очки и кладя их на массивный деревянный стол. Он наклонился вперед и взглянул на меня. Ты просмотрел материал, который прислал мой секретарь? Тебе предстоит изучить его на следующем курсе.
Я воздержался, чтобы не закатить глаза. Как будто я мог решить, что буду изучать в следующем семестре в университете! Мне захотелось ответить, что я удалил все его дерьмовые электронные письма, в которых он даже не удосужился узнать, как у меня дела, но вместо этого я ответил:
Конечно. Этот материал показался мне очень интересным. Уверен, наш преподаватель разберет его в течение семестра. О чем же еще он собирается нам рассказывать, как не об этом? Сарказма в голосе отец не уловил.
Его совершенно не интересовало, нравится мне учиться или нет. Отца заботило лишь, чтобы я делал все в соответствии с его требованиями. И ничего больше. Он не знал меня настоящего и не хотел узнавать, ведь и я сам был ему неинтересен. Он не хотел выяснять, кто я. Не хотел понять, что мне нравится, что мотивирует, что заставляет каждое утро вставать с кровати и в чем для меня смысл жизни.
Мы оба были чужими друг для друга.
Мы не умели общаться иначе.
Не хотели вести себя по-другому.
Несколько лет назад я бы попытался заполнить тишину вопросами или комментариями, но поскольку он всегда держался отстраненно и его раздражало, когда я перебивал его, я давно понял, что это лишь пустая трата времени и энергии, поэтому перестал даже пытаться.
Когда я приезжал домой и заходил в его кабинет, я садился напротив его кресла и пялился в телефон: смотрел видео, листал ленту или переписывался с кем-то, пока наконец не наступало время ужина. По какой-то странной и непонятной мне причине отец хотел, чтобы я проводил время с ним, но при этом никак не беспокоил его.
Возможно, он действительно любил меня в какой-то своей изощренной манере.
Печально то, что я уже давно отказался от попыток выяснить это. Мне лишь хотелось проводить в этом доме как можно меньше времени.
Когда раздался звонок в дверь спустя, казалось, вечность, я поблагодарил бога и быстро встал со стула. Невозможно было больше ни секунды оставаться в этом кабинете с его гнетущей атмосферой, которая витала над нами и пронизывала каждый уголок.
Мне показалось, что отец тоже встает, но я не стал его ждать. На самом деле я практически выбежал из кабинета. Мне нужно было отвлечься. Нужно было, чтобы вечер закончился как можно скорее.
Когда мы подошли к входной двери, Даира уже открыла моей девушке и ее родителям.
Мейси увидела меня и поцеловала в щеку. Это показалось мне странным, но я не стал ничего говорить. Лишь предположил, что она сделала так из-за родителей, стоявших рядом.
Моя мама подошла к нам и обняла ее так крепко, словно они были в разлуке несколько месяцев.
Хотя сегодня мы еще не виделись, мама предпочла поздороваться сначала с Мейси, а не со мной. В этом не было ничего странного, но от этого не становилось легче.
Признаюсь, несколько лет назад ее поведение выбило бы меня из колеи, но сейчас все в порядке. Я уже понял, что она не отличается любвеобильностью. По крайней мере, не по отношению к своей семье.
Однако в тот момент я почувствовал облегчение от того, что с приходом Мейси и ее родителей все внимание переключилось с меня на них и мне удалось остаться незамеченным.
В такие моменты возможность быть невидимым казалась настоящей суперсилой. Мне совсем не хотелось находиться там, и общение с другими стоило мне неимоверных сил.
После того как наши родители поздоровались, обнялись и похлопали друг друга по спине, мы все перешли из зала в столовую.
Эта большая комната была обставлена старинной и дорогой антикварной мебелью. На столе лежало множество бесполезных приборов и украшений. Он был больше похож на стол, накрытый для свадьбы, а не для неформального ужина с друзьями. И это тут же напомнило мне о том, что мои родители никогда не делали ничего без причины. Для них все имело значение, им было важно, как они выглядят в глазах других людей.
Когда мы ужинали с родителями Мейси лучшими друзьями моих родителей, я едва мог сосредоточиться на разговоре. Все казалось мне до одури фальшивым.
Я терпеть не мог, что мой отец из кожи вон лез, чтобы всем казаться идеальным. Всем, кроме своей собственной семьи, конечно. В остальное же время, когда поблизости не было посторонних, мой отец занимался своими делами и общался со мной или с мамой лишь по мере необходимости.
В детстве меня это сильно беспокоило. Было время, когда я хотел, чтобы мне уделял внимание отец, а не толпа нянек, которые воспитывали меня многие годы. Я часто задавался вопросом, почему никогда не говорил ему об этом или о своих мечтах и планах на жизнь, и я пришел к выводу, что в какой-то степени мне нравилось его одобрение. Пускай и нечасто, но порой его гордый взгляд падал и на меня.
Это случалось настолько редко и длилось так недолго, что я много раз спрашивал себя, не привиделось ли мне, что он с гордостью посмотрел на меня, или я видел в его глазах лишь то, что мне хотелось видеть.
У моего отца относительно меня было всего три гигантских желания: чтобы изучал предпринимательство и руководил семейным бизнесом, когда окончу университет, чтобы женился на Мейси, моей давней подруге, и чтобы не запятнал никакими скандалами нашу фамилию. Для кого-то это может показаться сущими пустяками, но не для меня.
Я же мечтал о другом: стать профессиональным хоккеистом и выступать в высшей лиге.
Это было легко. Я страстно любил хоккей и был готов приложить все усилия, чтобы преуспеть в нем.
Ну а сейчас я слушаю их разговоры, точнее сказать, слышу их фоном. Словно их болтовня это назойливая песня, которая не дает мне думать о победе над Принстоном. Эти придурки отобрали у нас титул в прошлогодней «Ледяной четверке». Победа над ними в этом году единственное, о чем я могу думать. Однако прежде чем заполучить ее, мне нужно привести нашу команду к победе над другими важными соперниками.
Не хочешь посмотреть фильм после ужина?
Вопрос Мейси, сидевшей рядом со мной, внезапно вырвал меня из потока мыслей. Я посмотрел на нее впервые за время ужина.
Мы были вместе так давно, что я часто забывал о ней. Мы настолько привыкли быть друг с другом, что я не раз чувствовал себя одиноким рядом с ней.
Мы практически выросли вместе. Наши родители всегда были друзьями. Мы ходили в один и тот же детский сад, школу, а теперь и университет. У нас всегда были одни и те же друзья, а когда наши родители начали намекать на то, что мы должны быть вместе, мы решили попробовать, и вот что вышло. Спустя пять лет.
При взгляде на Мейси я понял, что она, похоже, хочет быть здесь так же сильно, как и я.
Хорошо, ответил я без особого энтузиазма. По правде говоря, мне не особо хотелось оставаться с ней. Меня куда больше привлекала мысль вернуться домой, завалиться на диван с соседями по квартире, которые были еще и моими товарищами по команде, и вместе посмотреть несколько матчей. Но мне не хочется возвращаться слишком поздно, в последний момент добавил я.
* * *
Когда ужин закончился, мы с Мейси приехали к ней домой. Мы посмотрели фильм, который выбрала она, поскольку у меня совсем не было настроения спорить, и те два часа, которые он длился, показались мне вечностью.
Когда фильм закончился, она попыталась соблазнить меня, и мне пришлось пожаловаться на самочувствие, чтобы уйти домой.
Не то чтобы мне не нравился секс. Нравился.
Просто он не казался мне таким потрясающим, каким все его описывали.
Когда я наконец добрался до квартиры, которую делил со своими друзьями, я лег на кровать и закрыл глаза.
Мне уже больше ничего не хотелось. Я устал притворяться.
Глава 3. Ну все, можешь возвращаться
Сара
Первое, что я сделала, как только вышла из самолета, в котором провела больше семи часов, включила телефон и позвонила Дэну.
Он ответил на втором гудке.
Сара, радостным голосом сказал он. Счастлив знать, что ты долетела живой. Ну все, можешь возвращаться.
Я засмеялась. В этом был весь Дэн.
Раз тебе так хочется увидеть меня, то, думаю, будет лучше, если ты прямо сейчас заберешь документы и переведешься в другой университет.
Какая шутница, если бы все было так просто.
Ладно, я сообщила, что благополучно долетела. Теперь нужно забрать багаж. Пойду искать чемоданы.
Удачи. Позвони мне, когда доберешься до общежития.
Договорились. Я люблю тебя.
И я тебя.
Я повесила трубку, заблокировала телефон, убрала его в карман, чтобы освободить обе руки, и протиснулась между людьми, ожидающими багаж, поближе к ленте. Необходимость вылавливать чемоданы беспокоила меня больше всего в поездке, но на деле все оказалось куда проще. Благодаря огромному количеству цветных ленточек, которые я привязала к ручкам, мне не составило никакого труда отличить свои чемоданы от всех остальных.
Получив багаж, я почувствовала себя намного спокойнее, потому что теперь у меня стало на одну проблему меньше.
С сумкой на груди и гигантскими чемоданами по бокам я направилась к выходу с другой стороны турникетов, где меня ждал мой дядя.
Там я сразу же нашла его. Он выделялся в толпе. Не только потому, что был намного выше и красивее всех остальных, но и потому, что он был особенным для меня.
Когда его голубые глаза встретились с моими зелеными, у меня защемило сердце. Дядя был так похож на мою маму, что мне стало больно смотреть на него, но в то же время я почувствовала себя как дома. Я уже много лет не ощущала ничего подобного.
Не совсем поняла, кто из нас первым бросился навстречу другому, лишь помню, как смотрела на него издалека, а через секунду уже была в его объятиях.
Сара прошептал он мне в волосы.
Я едва сдерживала слезы, которые уже подкатили к глазам.
Дядя, ответила я. Этим простым словом я хотела сказать так много: и «я люблю тебя», и «как же долго мы не виделись», и «я так соскучилась».
Мы ничего не говорили друг другу, потому что в этом не было никакой необходимости. Да и никаких слов бы не хватило. В этом аэропорту, на который я даже не взглянула, в четырех тысячах шестистах двух километрах от того места, где я выросла, в объятиях моего дяди, я ощутила себя максимально близко к дому с тех пор, как мама умерла.
Я уже не в первый раз почувствовала, что приняла верное решение, отправившись сюда.
Я оставила все позади. Больше никогда не буду думать о своем отце. Не сейчас, когда передо мной распахнулась дверь в совершенно новую жизнь, которую я начну с чистого листа. Не сейчас, когда моя история должна быть написана моим почерком.
Когда мы разомкнули объятия, пришлось поспорить, кто повезет мои чемоданы.
Мой дядя хотел взять их на себя, пока я просто шла бы рядом с ним налегке.
До чего же нелепо.
Я в миллионный раз напомнила ему о том, что больше не ребенок и меня не нужно опекать. Больше всего мне хотелось прожить свою жизнь самостоятельно. Принимать собственные решения, даже если они были неправильными. Я потратила слишком много времени на то, чего от меня хотели другие, я старалась осчастливить их, но никто из них даже не ценил меня. Я усвоила урок. Отныне я собиралась жить для себя, и, если кому-то и в самом деле не все равно, они останутся рядом со мной, какой бы я ни была.
Мы шли к машине, погрузившись в приятную беседу о том, что произошло с нами за это время.
В основном дядя рассказывал мне о том, как ему нравилось тренировать «Йельских бульдогов». Он мечтал об этом с раннего детства, и несколько лет назад ему наконец удалось осуществить свою мечту.
Я в очередной раз сказала ему о том, как счастлива, что меня приняли изучать медицину в Йель.
Было так здорово поговорить с кем-то помимо Дэна. С тем, кто тоже искренне был рад послушать о моих желаниях и планах.
Мы говорили все время, пока укладывали чемоданы в багажник, а потом и всю дорогу до кампуса.
* * *
Это твое общежитие, сказал дядя Майк, наклонив голову, чтобы я могла посмотреть через лобовое стекло машины.
Он хмуро посмотрел на здание. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что ему не хотелось оставлять меня здесь. Он даже не пытался как-то это скрыть.
Ты прямо-таки в восторге, мне сложно было воздержаться от комментария. Могу ли я узнать, что такого тебе сделало мое общежитие, из-за чего ты на него так смотришь? спросила я в попытке разрядить обстановку.
Ты знаешь, о чем я думаю, сказал он, бросив на меня взгляд. Думаю, тебе стоит пожить у меня.
Нет, я хочу получить полный опыт студенческой жизни. Не хочу жить под крылом своего дяди.
Я бы тебе не мешал. У меня огромный дом, и места хватит нам обоим.
Нет. Достаточно и того, что я буду помогать тебе с твоей хоккейной командой.
Ага, как же. После того как ты отказалась моих денег, ты буквально вынудила меня найти тебе работу.
Ты же меня знаешь.
Да, ты такая же умная, дерзкая и веселая, как она, сказал он и крепко обнял.
На глаза снова навернулись слезы. Мысли о маме все еще причиняли мне боль. На самом деле, я не представляла, что когда-то будет иначе.
Мы молча сидели в машине, наслаждаясь теплом друг друга, в котором мы оба так нуждались.
Через несколько минут мы собрались выходить.
Давай достанем чемоданы, сказал он мне голосом, наполненным любовью, и провел ладонями по моим щекам.
Отлично, обрадовалась я. Потихоньку ко мне начинало подступать тревожное чувство. Мы вытащили чемоданы, и как только я повесила сумку на грудь, мой дядя понял, что мне не хотелось, чтобы он шел со мной.
Ты же хочешь подняться наверх одна, прозвучало больше как утверждение, чем вопрос.
Да, кивнув, ответила я. Да. Не хочу, чтобы моя новая соседка по комнате думала, что я без дяди не могу донести два чемодана. Уж это мне под силу, да? спросила я с полуулыбкой.
Тебе не удастся полностью избавиться от меня.
Я и не хочу этого делать.
Смотри мне. Ты придешь домой на ужин в пятницу?
С удовольствием, улыбаясь, ответила я.
Я позвоню тебе в четверг, чтобы обсудить все.
Договорились. Ну же, давай, уходи, сказала я, жестикулируя руками, будто отгоняла его в сторону машины.
Дядя фыркнул и закатил глаза, но затем подошел ко мне, чтобы попрощаться.
Я люблю тебя, малышка, сказал он, поцеловав меня в лоб.
И я тебя. О! Ключи! внезапно воскликнула я, спохватившись, что он мне их не отдал.
Мне повезло, что дядя работает в университете, мне не пришлось самой идти в администрацию, и он сам получил ключи от моей комнаты.
Держи, сказал он, ехидно улыбаясь, и вынул их из кармана. Не похоже, что дядя забыл отдать их мне, скорее, он не хотел этого делать. Он у меня тот еще приколист Как будто это помешало бы мне заселиться в общежитие.
Дядя сел в машину и отъехал от тротуара. А я просто смотрела, как он удалялся по красивой улице.
Тогда и только тогда я позволила себе оглядеться.
Это была узкая улица с парковочными местами по обеим сторонам дороги. На тротуаре также с двух сторон росли деревья через каждые три-четыре метра.
Я обернулась, посмотрела на здание из коричневого камня и поразилась увиденному. Передо мной стояло великолепное сооружение древнее, но безупречно сохранившееся. Я крепко схватила чемоданы и, сделав вдох, набралась смелости, чтобы войти внутрь.