Бывал там и не раз, произнес Степан. П-по молодухе Вальпургиеву ночь однажды справляли. Ничего, в-все живы, он открыл форточку и выбросил окурок из окна. Я н-не верю в эти сказки про колдунов и ч-чертей. А вот в болота и торфяники верю!
Мирон искоса посмотрел на Степана, допил водку и отдал кружку. Внутри Ушакова текла смолянистая злоба, но он держался, чтобы не выплеснуть ее на того, кто их приютил. Взглянув на системные платы, Ушаков спросил:
Занимаешься компьютерами?
Ремонтирую л-любую технику, и да, компьютерам отдаю предпочтение. Степан внезапно ушел из кухни, но вскоре вернулся с пачкой листовок. Тряхнул ей и положил на стол: Так сказать, свой бизнес.
Мирон огляделся, посмотрел на кухонную плиту, на стены и на желтый потолок. Он был готов расхохотаться над словом «бизнес», но держал себя в руках. Посмотрев на собственные ноги в рваных кедах на затертом ламинате, истошно выдохнул всю боль, которой полнилась его душа.
Вас, должно б-быть, дома ждут родные, Степан с некоей заботой в глазах посмотрел на утомленную в бессонье Лесю, а затем взглянул на захмелевшего Мирона. Я завтра отвезу вас в К-калугу.
С чего бы? воспрянула Назарова. Ты и так несладко дышишь!
Есть «Волга». Старая, отцовская, но н-на ходу! Мне микросхемы покупать. Не п-поеду через три дня, поеду завтра.
А билеты на поезд? лицо Мирона залилось краснотой стыда.
До Архангельска дороговато будет, Леся подняла слезящиеся глаза на Степана.
Вы из А-архангельска? удивился тот и снова закурил.
Нам будет достаточно доехать до Москвы, отозвался Ушаков. Прости, что так наглеем.
Беднее не стану и богаче тоже! В Москву свою попадете. Прикрыл форточку от сквозняка. А дальше уж простите.
Нас устроит, поднялась Леся и подступила к Степану, чтобы отблагодарить его своими объятьями.
Степан томным взглядом посмотрел на нее, но не позволил подойти ближе чем на метр. Его лицо выглядело недовольным, обремененным собственным проблемами, а тут еще и пара найденышей образовалась. Он махнул головой на комнату и сказал:
Можете п-переночевать там. Я все равно н-не сплю ночью, Степан указал на микросхемы, лежавшие на столе, и добавил: Б-буду работать. А вы идите, отдохните. Я разбужу в-вас!
Леся и Мирон, сплетенные общей бедой, переглянулись. Они понимали, что добились желаемого. Пусть и таким скверным путем, но иного выбора не находилось. Им пришлось пойти на обман ради того, чтобы как можно дальше уехать из Сосенского и отстраниться от Чертова городища. Пожелав спокойной ночи Степану, они ушли в соседнюю комнату и закрыли дверь.
На краю
Леся колоссом стояла на асфальтовой площадке напротив жилого дома, фасад которого ничем не выделялся. Здание высотой в четыре этажа затеняло детскую площадку, что в полуденный час пребывала под контролем бдящих бабушек. Те с видом неудовольствия перешептывались, поглядывая на Лесю, до остроты подозрительную. Она не походила на гостью этого дома и от образа делового человека была весьма далека. На девушке мешком висело серое мужское пальто, плечи которого на тоненькой фигуре расползлись. Приличный человек сторонился бы ее, а старушки, сидевшие на лавочке позади, и вовсе обругали наркоманкой. Однако Лесю это не тревожило, она упертой галкой смотрела то на окно второго этажа, то на дверь подъезда, ключа от которой у нее, конечно же, не было.
Вскоре прозвучал заветный писк и дверь открылась. Из дома вышел ребенок. Он испуганными глазами посмотрел на Лесю и, ускорив шаг, обошел ее. Назарова бросилась к двери, пока та не захлопнулась, и занырнула в холодный подъезд, пропахший свежей краской. Судорожно осмотревшись, девушка на миг застыла, словно вырывая из памяти обрывки прошлого. Напившись горьким запахом, Леся поднялась на второй этаж и примкнула к металлической двери одной из квартир. Она долго не решалась нажать на кнопку звонка, сновала по лестничной площадке, прокручивая в голове, а иногда и проговаривая речь, как перед выступлением на публику.
Набравшись смелости, Леся все же надавила на черную кнопку, под которой к стене была приклеена бумажка с номером 24. Противный треск расторг тишину. Вскоре замок щелкнул, дверь приоткрылась. В нешироком проеме появилось сморщенное лицо старушки. Та поправила на носу большие очки в синей оправке и голосом прожитых лет спросила:
Вам кого?
Здравствуйте, Марья Ефимовна, вы меня не узнали? голос Леси дрожал в смущении. Она перебирала пальцами рук, теряясь в мыслях. Это же я, Александра, Леся.
Бабушка пригляделась и, насупившись, грозным тоном изрекла:
Не знаю никаких Лесь и знать не хочу!
Марья Ефимовна, я же у вас комнату снимала, взмолилась девушка, едва не падая на колени.
Снимала и снимала, ворчала бабушка. Теперь ступай туда, где пропадала!
Я не по своей вине исчезла. Впустите меня, прошу вас!
Твоя комната полгода как занята! гневалась Марья Ефимовна. И больше не приходи сюда! старушка пригрозила пальцем и продолжила: Ишь, сбежать она решила! Я тебе устрою райскую жизнь! Долг за квартплату вдвойне отдашь!
Поверьте, так сложилось. Деньги я непременно верну. Могу сейчас пять тысяч заплатить, она дрожащей рукой достала из кармана пальто купюру и протянула старушке.
Марья Ефимовна вырвала деньги и намеревалась закрыть дверь, но Леся успела подставить ногу.
А ну, убери ногу, хулиганка!
Верните мне мои вещи, блеяла Назарова.
Я все на помойку оттащила! старушка оттолкнула девушку и с грохотом закрыла дверь.
Точно окаченная ледяной водой, Леся была вне себя. Она тряслась, будто от холода, прогибалась под тяжестью несправедливости, упавшей на ее озябшие плечи. Шипя от злобы, сокрушенная несчастьем, Леся сжала кулаки и подступила к двери. Усыпав ее громкими ударами, железом разлетевшимися на весь подъезд, она вскричала:
Верните мои вещи!
Полицию вызову, гулко раздалось по ту сторону двери. Наркоманка!
Леся услышала шаги и обернулась. По лестнице спускался молодой человек. Он с презрением посмотрел на неопрятную незнакомку и последовал дальше. Леся, сгорая от стыда и ощущая внезапно вспыхнувшую злобу, спрятала лицо за высоким воротом пальто. Еще никогда она не чувствовала себя столь мерзким телом, от которого все вокруг шарахаются. Брезгливость к самой себе обволакивала ее скомканное сердце, беспокойно скачущее под замызганной шкурой. Назарова еще раз грохнула кулаком по двери старой знакомой и ссутулившись пошла вниз.
Подойдя к выходу, она толкнула дверь и едва ли не влетела в мужчину, что в ту же секунду дернул ручку на себя. Леся всколыхнулась, подавившись воздухом, и замерла. Перед ней стоял человек в полицейской форме. Он, как и его товарищ за спиной, выглядел обезоруженным внезапной встречей, хлопал глазами и молчал, точно подбирая нужные слова в голове, прикрытой фуражкой. Леся медленно попятилась, перешагнула через порог и снова оказалась под властью лакокрасочного смрада, пропитавшего стены подъезда.
Александра Сергеевна Назарова? поставленным голосом разразился полицейский. Он твердо посмотрел на нее, изображая суровый интерес.
Девушка, недолго думая, оттолкнула его и помчалась наверх. Полицейский ухватил ее за шиворот, но Леся успела скинуть с себя пальто, как ящерица в беде оставляет хвост. Трусливой кошкой девушка перепрыгивала ступени, миновала этажи, пока в спину летели призывы остановиться. Полицейские в погоне уступали хрупкой по телосложению девушке. Леся едва не разрывалась на рев отчаяния, кряхтела, а внутри все билось в бурном страхе. Добравшись до четвертого этажа, она бросилась к шаткой лестнице, ведущей на крышу, а спустя миг уже стояла на ветру, коварно толкавшем ее на кромку здания. Назарова в безволии, под натиском обстоятельств, подошла к парапету и схватилась за него. Ей хватило мимолетного взгляда вниз, чтобы в смятении отскочить от края.
Не глупи! прогремел полицейский, выбравшись на крышу. Он поднял руки ладонями вперед и не торопился приближаться.
За ним появился второй мужчина. Он был чуть ниже первого, мордастее, а глаза так и светились едкой злобой. Его заметно не устраивало положение дел, вынуждало материться под нос и плеваться через слово. Он с презрением взглянул на Лесю, а затем перевел недобрый взгляд на товарища и проскрипел:
Будешь нянчиться с ней?
Нам она нужна живой! ответил первый. Не хочу потом тонны объяснительных писать.
Леся в неведении наблюдала за людьми в погонах, шмыгала носом и содрогалась, ее волосы путались в нападках ветра, а глаза слезились от страха, что нещадно бил в грудь. Она видела себя жертвой глупой шутки, пыталась верить в это, однако понимала, что жизнь вовсе не заигрывает с ней, а убивает, как расправляется с каждым, ступившим на скользкий путь.
Вы приставы? опомнившись, спросила она. Передайте банку, что у меня нет денег и выселять меня неоткуда!
Александра Сергеевна, заговорил первый полицейский и сделал уверенный шаг в ее сторону: Вы подозреваетесь в убийстве!
Назарова, поверженная ответом, отступила. В голову заползали скверные мысли. Она оглянулась вниз, на дорогу, по которой в ту секунду проезжал автомобиль. Нервное напряжение разрывало душу Леси изнутри, но она держалась, из последних сил скрывая в себе панику.
Я никого не убивала! прокричала Назарова.
Это только подозрения, мирным тоном проговорил мужчина. Вы поедете с нами и расскажете, как все было.
Я с вами никуда не поеду! она прижалась спиной к холодному железу парапета. Мне плевать, в чем меня подозревают. Это все чушь и нарушение свободы человека. У вас нет протокола!
Здесь твоя свобода и закончилась, с иронией сказал второй полицейский и достал из внутреннего кармана куртки бумажку, свернутую вдвое. Подмигнув Лесе, он продолжил насмехаться: Ты вправе говорить любые слова, можешь прыгнуть с крыши или просто сдаться. Поверь, документ в моей руке ошибается раз в год и в этом году он уже ошибался.
Я ни в чем не виновата! возопила она. Я не знаю, что там произошло, не понимаю, где я находилась и когда!
Хэх, посмеялся полицейский, подпихнув плечом товарища. Ты, Назарова, не прикидывайся! Лучше расскажи, как расчленяла подругу.
Такого не было! завизжала Леся, в истерике перелезая через парапет.
Стой, дура! закричал первый полицейский. Сорвешься!
Окрученная бойкими ветрами, девушка качалась хлипкой веткой, но не теряла из виду тех, кто был готов напасть на нее и спрятать в тесной камере от жизни и света. Она посмотрела вниз. Ладони резались о короны ржавчины, кололись о коррозийную шершавость, пальцы едва ли не раскрывались нежными лепестками.
Откуда вам известно все это? озадачилась Леся.
Полицейские с осторожностью переглянулись. Первый поправил фуражку, а второй снова плюнул себе под ноги, после чего натянул козырек головного убора на глаза. Он походил на взрослого ребенка, не желающего видеть окружение. Не хватало лишь в суровости сложенных на груди рук.
Александра Сергеевна, убедительным тоном заговорил первый полицейский: Ушаков утверждает, что вы к этому причастны.
Леся перевела дыхание и вцепилась в парапет, боясь ослабить руки. Ее охмуренный нежеланными словами мозг был готов отключиться, но как надежный друг или истинный предатель не позволял ей рухнуть в исключительном беспамятстве. Леся посмотрела взмокшими глазами на полицейского, а спустя несколько секунд зарыдала.
К-как он мог? она давила через слезы. Почему он так поступил?!
Леся обессилела, ее пальцы нарочито разомкнулись, отпустив холодную сталь. Назарова намеревалась оттолкнуться и погрузиться в сокрушительный полет, но полицейский, стоявший в метре от нее, успел поймать девушку за руку. Он мгновенно подтянул Лесю к себе, а коллега молнией нацепил на запястья наручники. Полицейские помогли ей спуститься вниз. Под неустанный бубнеж старушек, смаковавших сей спектакль глазами, полными злорадства, мужчины усадили ее в машину, припаркованную неподалеку, и увезли.
Дорогой Борис Борисыч
Вагон электрички, пропахший пригородной жизнью, полнился людьми разных вер и суждений. Их головы качались фитилями, но тела оставались неподвижными, восковыми, как разрисованные красками свечи. Динамики на стенах взрывались какофонией звуков: с частотой в пять минут машинист объявлял грядущую станцию. С остановкой часть людей уходила другая неотличимая масса прибывала и рассаживалась по свободным сиденьям, оставляя в узком проходе необъятные чемоданы и выеденные пылью рюкзаки.
Мирон сидел у окна и смотрел на проплывавшие мимо высоковольтные вышки, за которыми стлались бледные поля; на кольчатом горизонте виднелись высотки. Вагон качался, лампы мигали, и человеческий шум вгрызался в утомленную голову. Разговоры кипели с широтой базарного дня. Сквозь разноголосицу до ушей долетали странные звуки, будто в толпе дикарей роженица выла в преджизненных муках. Звуки издавала дорожная певичка с гитарой, узревшая в себе талант пробуждать ярость в тех, кто хоть отдаленно дружил со слухом. Это была женщина средних лет, судя по черной рясе, до безумия верующая. На ее бледном лице, окаймленном черной тканью апостольника, читались простота и благодушие мученицы, посвятившей себя Богу. Увы, ее блаженный голос не способен был достучаться до умов закостенелых работяг. Полноватая контролерша, на чьем лице вырисовывалось явное недовольство таким творчеством, бранила и подпихивала певичку, призывая покинуть поезд на ближайшей станции. Женщина оборвала песню на середине, сложила гитару в мягкий чехол и, повесив инструмент на плечо, пошла по вагону походкой побитой собаки. Она случайно задела ногу Леси, которая спала, растянувшись до прохода.
Простите! проблеяла певичка.
Леся открыла глаза и с протестом посмотрела на нее, однако в ответ не изрекла ни звука, лишь в злобе пропыхтела, поднялась и примкнула к окну.
Когда нам выходить? осипшим голосом спросила она у Мирона.
Через три станции. Внуково проехали.
Но Киевская позже, возразила Леся. Зачем нам раньше выходить?
К Борьке, Мирон склонился к ней и, снизив тон, добавил: Займем у него денег.
А почему шепотом? Леся в ответ пригнулась к Мирону.
Не хочу, чтобы кто-то знал о наших планах, со страхом в глазах твердил он.
Леся всплеснула руками и откинулась на спинку сиденья. Косо поглядывая на Ушакова, она произнесла со свойственной ей громкостью, но севшим голосом:
Не думала, что в твоей голове осталось место для плана. И что ты намерен делать?
Уедем в Архангельск, недолго думая, ответил Ушаков. На самолет нас никто не посадит, в поезд тоже, а вот на такси можно попросить взаймы. Думаю, Борис Борисыч не откажет. Мы ведь не раз его выручали!
Ну, в Архангельск ты уж без меня, Леся скривила рот и посмотрела в окно. Мне там делать нечего. Я лучше в Москве поскитаюсь, чем в эту дыру вернусь. И вообще задумалась, начну жизнь с чистого листа.
Мирон уронил голову на стекло и с задумчивым видом всмотрелся в глубину минуемых лесов. В его глазах отражалась боль, с которой он пережил те необъяснимые мгновения. Каждый раз, когда свет в вагоне мерк и наступала гнетущая тишина, по телу Ушакова прокатывалась дрожь. Ему казалось, что люди вокруг умирали, и он не мог отделаться от кошмарных мыслей, что едет в глубину клоаки, населенной монструозными созданиями. Леся пересела поближе, прижалась и положила на его плечо голову. Скука или внезапные чувства хлынули в ее сердце и зажгли кожу, как в дни первой влюбленности. Мирон нервно вздернул плечами, но не лишил Лесю удовольствия прикасаться, лишь в очередной раз дал понять, что в его теле поселился липкий ненужный страх, от которого не отмыться. Опустив нос и впившись взглядом в забрызганные грязью ботинки, он спросил: