До прихода Хель оставалось меньше четверти часа. Дожидаться сменщицу, объясняться с ней и расписывать в подробностях ночное происшествие по понятным причинам не хотелось. Хотелось доползти до дома, разорить закусочную Нор Лю-Циня на несколько порций его сверхпитательной бурды и нормально проспать хотя бы часов десять. Или наоборот, сначала поспать, а потом спуститься к Циню и поужинать за троих. Тело после частичной трансформации настойчиво требовало отдыха и восполнения энергии все равно в каком порядке. И все равно каким образом.
Низ живота свело нервно-голодным спазмом. Шейдер шиссов шейдер, пробудивший во мне этот первобытный отвратительный голод. Шейд внутри меня жаждал вновь ощутить уверенную властность прикосновений манна. Жаждал быть покоренным.
Шиссова ж мать и все ее шиссовы дети!
После ночной перегрузки обесточивать клинику уже не требовалось. Я быстро переоделась темная майка, джинсы, короткая кожаная куртка с высоким воротником, почти скрывающим лицо, отбила сообщение Хель, предупредив об испорченной проводке и необходимости вызвать ремонтника, включила сигнализацию и поспешила подальше от клиники и дороги, по которой обычно ходила сменщица. Лучше было сделать небольшой крюк, чем столкнуться с медичкой.
А еще можно было наконец-то достать из кармана шиссов коммуникатор. На маленьком экране высветились пропущенные вызовы и сообщения от Ли Френнеля, чуть-чуть не дотянувшие до полусотни. Я мельком пробежалась по ним взглядом, даже не открывая.
Само собой озадачен, раздосадован, удивлен. И настолько литианин, что ни разу не скатился до обсценной лексики. Будь на его месте типичный обитатель трущоб Абисс-сити, сообщения звучали бы совершенно иначе.
Я фыркнула.
Вежливость. Как будто по учебнику этикета если фемма опаздывает на свидание, нужно задать ей обязательный набор стандартных вопросов. И совершить ровно двадцать два звонка ни больше ни меньше. Шиссов формализм. По шаблонным, лишенным эмоций фразам казалось, что со мной переписывался робот. Озадаченный и раздосадованный.
Пальцы быстро отстучали ответ.
«Извини. Работа».
Что ж, озадаченный и раздосадованный робот переживет без объяснений.
Семнадцатый район Абисс-сити как и все окраины, плотным кольцом охватывавшие мегаполис, считался местом обитания нор-ров. Низкорослые и щуплые манны и феммы с крепкими руками и круглыми плоскими лицами, нор-ры, дальние генетические родственники литиан, составляли большую часть населения городов и планет Литианского сектора.
Две расы мирно сосуществовали уже не одно тысячелетие. Литиане стремились вверх, к звездам, двигая вперед науку и технологии, а нор-ры, более приспособленные к жизни на вулканических пустошах Абисса или в бескрайних пустынях Кверты, обеспечивали ученых всем необходимым.
Кто-то назвал бы это бытовым рабством, но нор-ров все полностью устраивало. Трудолюбивые, выносливые и послушные, они без устали трудились на верфях, станциях и заводах, создавая литианам комфортное и беззаботное существование и не прося большего. Нетребовательность к условиям жизни, непритязательность в быту, неприхотливость в еде проявлялись буквально на каждом шагу, в каждой мелочи. Покосившиеся домишки, больше похожие на бетонные коробки, кое-как наложенные одна на другую, грязные улицы, полное отсутствие солнечного света, вечный шум от подземных коммуникаций и пробивающиеся через решетки водостока миазмы коллектора и при этом спокойные умиротворенные лица вокруг, словно никого из миллионов ютящихся в тесноте нор-ров не беспокоило их незавидное положение. Если в толпе работяг и были недовольные или усталые от жизни, все они, без сомнения, принадлежали к цивилизованным шейдерам или помесям трех рас, так и не пробившимся наверх, к заветному литианскому счастью.
Иногда я жалела, что в моей крови не было ни капли философского смирения нор-ров. Да, я не рвалась в недосягаемый Центр, подобно многим моим соплеменникам, но как же проще была бы жизнь в трущобах без тянущего чувства неудовлетворенности и вечной жажды перемен.
И проблем бы не было.
Ночью мирные тихие нор-ры предпочитали прятаться по домам, оставляя темные улицы на откуп бандитам, грабителям и убийцам, но ранним утром трущобы оживали, наполнялись движением и гулом. Маленькие деловитые манны и феммы спешили занять рабочие места, распахивали двери многочисленные магазинчики и закусочные, торговцы наперебой с роботами зазывали к неоновым цветным витринам. Несколько часов спустя суета стихала, чтобы вечером вернуться вновь еще шумнее и ярче.
Заметив знакомую вывеску наклоненная тарелка из ядовито-розовой светящейся ленты с желтой лампочкой в центре, я протолкалась сквозь гудящую толпу к заветной закусочной, откуда раздавались мягкие голоса нор-ров, стук ложек и упоительные запахи жаркого.
Заметили меня в ту же секунду, как я появилась на пороге.
Шей Шола! поприветствовал сухощавый старый нор-р, стоявший за стойкой, увешанной разноцветными перемигивавшимися светильниками со списанных ховеров, космолетов и заводской техники. Доброго утречка!
Нор Цинь, вымученно улыбнулась я. И тебе доброго.
Нор Лю-Цинь. Мой спаситель, пришедший на помощь в самое тяжелое время после смерти матери и бегства из Центра. Именно он устроил меня на первую работу помощницей в своей закусочной и предложил снять у его знакомого комнатку на втором этаже этого же здания. Нор-р время от времени бесплатно кормил меня и иногда одалживал небольшие суммы денег на блокиратор или оплату аренды, объясняя это тем, что финансовая поддержка медиков это священный долг каждого в Абисс-сити.
Поймав мой усталый взгляд, нор-р укоризненно покачал головой.
Нехорошо, Шей Шола, поманил он меня к себе короткопалой рукой, игнорируя слабые попытки отвертеться. Иди шюда, иди. Ешть будешь? Твое любимое шегодня.
Я с трудом сглотнула густую слюну. Из маленькой кухоньки доносились запахи фирменной похлебки Циня разваренные питательные кубики, немного сушеных специй для усиления вкуса и аромата и, как я подозревала, мясо каких-то неопознанных тварей с пустошей. Если задуматься та еще сомнительная бурда, но, если не задумываться, пальчики оближешь.
Кушай Цинь выставил на стойку глубокую тарелку, доверху наполненную желтоватой похлебкой, и в качестве контрольного выстрела в голову добавил целое блюдце хрустящих розоватых хлебцев. Кушай, Шей Шола.
Отказаться было выше моих сил. Я набросилась на еду с такой жадностью, будто до этого голодала по меньшей мере неделю.
Вкушно? Нор-р наблюдал за мной с отеческой заботой. Вкушно, да, кивнул он самому себе. Хорошо. Шейд долшен хорошо кушать, Шей Шола, не забывай. Яшно?
Ложка чуть не выпала у меня из рук.
Я уставилась на старого нор-ра со смесью ужаса и недоверия. Как он мог узнать о трансформации? Не почуял же нюх нор-ров не мог похвастаться той же остротой, которая была у вольных шейдеров. Но Нор Цинь не спешил раскрывать секреты лишь смотрел на меня и улыбался, покачивая круглой головой в такт своим мыслям.
Кушай. Он подтолкнул ко мне блюдце с хлебцами. Ешь.
Нор Цинь
Ешь!
Он погрозил мне коротким пальцем, и я послушалась, понимая, что старый нор-р все равно не скажет больше, чем захочет сказать.
После тарелки густой питательной похлебки голод слегка притупился, но накатила ужасная усталость. Я с трудом поднялась, скороговоркой поблагодарив нор-ра за завтрак, вышла из закусочной и по боковой скрипучей лестнице поднялась к себе.
Знакомый Нор Циня сдавал три крохотные комнатки на втором этаже закусочной. В двух жили семьи нор-ров, в третьей, самой маленькой, я. На десяти квадратах нашлось место для узкой кровати, стула и даже небольшого шкафа. Вместо стола и полки приходилось использовать подоконник. В отгороженном углу ютились простенькая душевая кабина с зеркалом, мойка и туалет. Щедрый хозяин привинтил к стене голопроектор, но за все годы я так ни разу и не включила его, да и денег на оплату подписки не было. Но я не жаловалась. Поесть, поспать, вымыться и переодеться вот и все, что я хотела от временного жилья. За новостями можно спуститься к Циню, а свободное время провести на работе, взяв лишнюю смену.
Коммуникатор в кармане вновь ожил. Ли Френнель. Кто же еще может позволить себе проснуться в самый разгар рабочего дня в трущобах?
«Что вчера случилось, Солана? Я ждал тебя».
Короткое сообщение, простой вопрос. И опять сухие, дежурные фразы. Трель робота-уборщика при виде погрома в клинике и то звучала эмоциональнее.
Ли Френнель писал мне весь вечер раз в пятнадцать минут с момента предполагаемого окончания моей смены и вдвое чаще после того, как не встретил меня на станции скайвея. Два часа спустя настойчивые сообщения прекратились литианин, похоже, лег спать. И вот опять с самого утра, точно по расписанию
Достанет ведь.
Выругавшись сквозь зубы, я набрала ответ.
«Работа. Сложная смена. Не получилось уйти».
Увидев мерцающие точки, сообщающие, что собеседник набирает ответ, я торопливо добавила.
«Похоже, ничего не выйдет. Давай отменим все».
И, отключив звук на коммуникаторе, уронила голову на скрещенные руки, сражаясь с мучительным осознанием, что я сама разрушаю свою жизнь. Позволяю шансам на лучшее будущее ускользнуть, утечь бесследно, как вода сквозь пальцы.
В нашей маленькой семье из матери и меня было принято хотеть наверх. Такая правильная, понятная цель, подернутая легким флером несбыточной мечты. Вырваться из трущоб. Стать значимым.
И раз за разом повзрослевшая я отворачивалась от того, чего так жаждала мать, добровольно выбирая остаться здесь, в трущобах, где мутная дымка смога затягивала узкие грязные улицы. Где бандиты расстреливали друг друга, не задумываясь о случайных жертвах. Где вольный шейдер мог приползти к облезлым ступеням крыльца полулегальной клиники, и я, конечно же, оказала бы ему помощь. Не задумываясь. На инстинктах.
Потому что я никогда не умела иначе.
Ли Френнель со своей красивой жизнью по расписанию, обязательными свиданиями и хрустящей на зубах вежливостью был так же далек от меня, как и туманные перспективы попасть наверх. И так же не нужен.
Коммуникатор завибрировал, сигнализируя об ответе. Но я была уже в душе, смывая с себя грязь, запах крови, медикаментов и тела манна. К шиссу. Потом
Когда-нибудь потом.
Пылающая шестеренка вкатилась в благословенную черноту моих снов, оставляя за собой темный след и тяжелые капли оплавленного металла. Раскаленная до желтизны, она обдала волной жара, ослепила до рези в глазах.
«Механическое солнце».
Сколько лет я бежала от него от воспоминаний, от проблем, от опасности, но всякий раз в кошмарах оно настигало меня, принося с собой панику и выжигая драгоценные капли блокиратора. А сейчас, когда у меня не было даже такой иллюзорной защиты, «Механическое солнце» завладело мною и во снах, и наяву.
Не спастись.
«Спрячься, Сола! прозвучал в памяти родной полузабытый голос. Спрячься и сиди тихо, очень тихо, пока все не закончится. Ясно?»
Я повернула голову на звук, отчаянно желая увидеть того, кто говорил со мной, но глаза, обожженные сиянием пылающей шестеренки, слезились, и вместо отца я разглядела лишь смазанное расплывчатое пятно.
Присев на корточки, он обратился к другому пятну, пониже и поменьше.
«Уведи ее, негромко проговорил он. Защити. Сохрани ей жизнь».
Маленькая, но крепкая рука сжала мою ладонь, потянула прочь. Силуэт отца постепенно оставался позади все дальше, все призрачнее. А после
«Сола!»
Бег, бег, бег. Легкие горели, воздуха отчаянно не хватало. Рука, тянущая меня за собой, не давала остановиться, жестко вздергивала на ноги, если я оступалась, не позволяла сдаться, замереть, испугаться. Не было выбора только бежать, бежать, бежать
А потом меня поглотила темнота.
«Сиди тихо, мелочь».
Тонкие пальцы мои пальцы зажали рот, сдерживая рвущийся из горла крик.
И вечность вечность в тишине и неизвестности.
А потом смерть отыскала мое убежище.
Он упал в двух шагах от укрытия. Мешком повалился на пол, подняв в воздух тучу мелкой пыли. Некогда плотная кожаная куртка была изодрана в клочья. Майка да была ли она вообще? казалась красной от крови.
Кровь была везде
Звуки ворвались в разум громкие, оглушительные, невыносимые.
«Солнце! Механическое солнце!»
И ужас, который запомнился на всю жизнь.
Ноги в тяжелых армейских сапогах. Голенища и икры, плотно охваченные сочленениями экзокостюма. Я сжалась в своем укрытии, затихла ни звука, ни шороха.
Черная тень закрыла обзор. Чернота поглотила весь мир.
«Папа», беззвучно выдохнула я.
Чьи-то руки сомкнулись на моем плече.
Я дернулась, захлебываясь реальностью и собственным криком. Я снова была в своей комнате не там, не в полутемном ангаре, разгромленном после налета боевиков «Механического солнца». Ужасные разрушения, десятки невинных жертв. И среди них
Мой отец.
В этот самый день.
Мать никогда не рассказывала мне, что случилось на самом деле, а я, маленькая глупая пятилетняя я, ничего не помнила. Лишь по рассказам узнала, что из-под завалов меня вытащил Ли Эббот, мой будущий отчим, командовавший спасательной операцией в трущобах семнадцатого района. И что литиане не успели вмешаться вовремя к тому моменту, когда прибыл отряд полиции, большинство гражданских и боевиков «Механического солнца» были уже мертвы. А сдетонировавший заряд, заложенный в основании ангара, похоронил остальных. Большую часть трупов так никогда и не вытащили из-под завалов. Ли Эбботу и его подчиненным осталось лишь разгребать обломки обрушившихся на поверхности зданий.
Но он не сдался и отыскал меня.
Мать никогда не позволяла мне забыть об этом. Отчитывала за ненависть к отчиму, бесконечно оправдывала все его выходки и заставляла меня поступать так же. После смерти отца она положила все силы на то, чтобы выбраться из нищеты трущоб, и Ли Эббот казался ей лучшим шансом на спокойную безбедную жизнь что бы к этой жизни ни прилагалось.
Но я так и не прижилась наверху. Когда исчезло последнее, что удерживало меня там, я сразу сбежала.
А теперь жизнь окончательно сделала крюк и вернула меня к самому началу в трущобы Абисс-сити, в чешуйчатые лапы боевика «Механического солнца». Да еще и день по случайному совпадению оказался именно тем, с которого моя судьба двадцать лет назад свернула не туда.
Я горько усмехнулась. Какая ирония!..
За маленьким окошком царила все та же мутная светло-серая мгла, подсвеченная неоновыми огнями уличных вывесок. Я перевернулась на другой бок, надеясь, что кошмары уйдут.
Повезло.
Глава 4
Настойчивая вибрация коммуникатора выдернула меня из забытья. Первое предположение доставучий Ли Френнель я отбросила сразу. Литианин обычно выжидал положенные приличиями три-четыре гудка, после чего предполагал, что собеседник крайне занят и стоит перезвонить позже. Но сейчас браслет буквально разрывался на части от вибрации и не думал затихать.
Стоило только разобрать на всплывающем голографическом экране имя Хельми, как сон точно рукой сняло. Сердце забилось тревожно и часто. В горле пересохло.