Я закурил очередную сигарету. Спасибо, хозяин морской, хотя бы за двоих бестолочей. Повезет, и других отыщем. Но не повезет Море дань приняло, очередной урок людишкам преподнесло. Да только глупые люди больше аферистам-гадалкам-провидцам верят. Знаки и подсказки от природы в упор не замечают, интуицию не слушают.
Парни достали потерпевших, откачали, теперь тормошили вопросами, пытаясь выяснить, что случилось с остальными двумя. Как дело было, когда и что приключилось. Мальчишки блеяли, плакали, смеялись. Обычная истерика спасенных, сколько их было на моей памяти. Но мужики справятся, профессионалы. Опыт не пропьешь, как известно. Даже я не смог. Хоть и старался очень сильно в свое время.
Лех, идем дальше, а вдруг!.. крикнул Андрюха, не надеясь на чудо.
Это только в фильмах спасатели приходят хоть и в последний момент, но очень вовремя. Всех вытаскивают, особенно главных героев и их подруг. В жизни так не бывает. Нет в жизни главных героев, все равны перед случаем, перед спланированным несчастьем и перед смертью. А море и подавно не выбирает, кого спасти, кого к рыбам прибрать. Не любит синяя бездна неуважительного отношения к себе. Не любит.
Я вздохнул и выкинул окурок за борт. Снова потянулся к пачке и поморщился. Надо же, как меня утренняя история выбила из колеи. Полпачки скурил не заметил. Словно как тогда, после Галкиной гибели-погибели Когда пил и курил. Курил и пил, не просыхая, поровну: пачка сигарет бутылка водки
А когда узнал, что Галка беременной была, полтора месяца, даже сказать не успела, не знала или сюрприз готовила, так и вовсе с катушек съехал
Меня тогда Петрович еле отстоял перед высоким начальством. Прятали всем миром от традиционных летних проверок. Кому ж не хочется на морском побережье летом на халяву покутить. За счет принимающей стороны. Сослали меня в Должанку на несколько смен, потом в отгулы отправили. Выжил.
Н-да, денек сегодня выдался тот еще. Снова кольнуло сердце. Поморщился, растер грудь рукой. Убрал очередную сигарету в почти пустую пачку. Три штуки осталось из вскрытой утром. Офигел ты, Леха, берега попутал. Остановись, друг любезный. На тот свет всегда успеешь. «А на этом разве что-то держит?» ехидно гаркнул мартын, пролетая прямо по курсу.
Я вздохнул, спрятал пачку, принялся наблюдать за ребятами. Парни снова вглядывались в бездну, выискивая еще двоих оболтусов. Спасенная детвора клацала зубами по железным кружкам с успокоительным чаем.
Иваныч наш, Иван Иваныч Сорвиголова, если уж быть точным, такой же старожил, как и я, в море без термоса с чайком не выходил. Ох и хороший чаек у него был. Внучка его, Даша, травяные настои сама делала, по своим рецептам, кому что нужно. От сердца. Для спокойствия, для согревания. Бухгалтерии нашей для красоты фигуры передавала. Меня вот тоже из запоя чаем вытягивали-отпаивали после капельниц и больнички.
Я покосился на недорослей. Сидели рядом бледные, перепуганные. Глаза круглые, губы синие, двух слов связать не могут. Лица солью покрыты. Кожа стянута от морской воды. А умыться нечем.
Точнее, канистра с простой водой у меня на катере всегда есть. Да только кто их умывать-то будет? Парни заняты, а сами они к борту подойти не смогут. Они и на воду большую сейчас глядеть боятся. Шутка ли, почти полсуток в волнах проторчать.
Ну что, орлы, как самочувствие?
Нормально, после недолгого молчания буркнул чернявенький, с наглым взглядом.
Видать, он и есть или прокурорский сынок, или друг-провокатор. Такие всегда на авантюры более слабых подбивают, в приключения втягивают, а потом в стороне остаются и наблюдают, как кашу по тарелкам раскладывают, которую они заварили.
Зовут как?
Федор, нехотя процедил парнишка и припал к кружке, всем видом показывая свое нежелание общаться.
Эх, Федя-Федя, лучше б ты съел медведя, чем вот так вот в ночь да на катере в море.
Что случилось-то? Как перевернулись? не глядя на мальчишек, продолжил я гнуть свою линию.
Ничего, мы не виноваты просипел второй. Ветер был сильный дождь лупил Юрка сказал, надо жилеты надеть на всякий случай. Мы нашли, надели. Федька
Да заткнись ты, че ты перед ним распинаешься? заводила ткнул болтуна в бок.
Да пошел ты! Все из-за тебя! Если бы вы не подрались, ничего бы и не было! Юрка бы за борт не упал!
Пацаненок вскочил на ноги, отшвырнул кружку, заливая все вокруг чаем, а затем сломленной куклой рухнул на пол и зарыдал. Некрасиво так, с подвываниями, соплями, икотой. Видать, по-настоящему пробрало, осознал, что друзей могут и не найти. И жить ему с этим до самой смерти.
Чернявый, насупившись и презрительно скривив губы, отвернулся и остался сидеть на месте. Волнение выдавали только побелевшие пальцы, отчаянно вцепившиеся в кружку, да белый ободок, появившийся вокруг посеревших губ.
Истерику одного и злость второго я наблюдал в широкое зеркало, прикрученное мной же много лет чуть сбоку от рулевого управления. В него же увидел, как в рубку заглянул Иваныч, хмыкнул, что-то сказал старшему и шагнул внутрь. Поднял пацана, утер слезы-сопли большим клетчатым платком, который неизменно таскал в нагрудном кармане, усадил на скамью, дал воды.
Пока тот, клацая зубами, пил, Иваныч что-то тихо ему втирал. Мальчишка слушал, кивал, всхлипывал, пил. Истерика сошла на нет, и Иваныч, похлопав его по плечу, снова вышел к парням.
Никаких успокоительных. Мало ли, аллергия там или еще что. Потом греха не оберешься, еще и посадят спасателя за нефиг делать.
Заглянул Андрюха, дал команду возвращаться. Пацанята все поняли. Тот, что понахальней, нахмурился еще больше, закусил губу. На щеках выступил лихорадочный румянец. Краем глаза я видел, как он покосился в мою сторону, затем зыркнул на друга, хотел что-то сказать, но передумал. Видимо, планировал договориться, какую правду вещать будут на берегу, да не рискнул при мне.
Второй судорожно вздохнул, вцепился в пустую кружку, да так и застыл до самого берега, невидящим взглядом уставившись вперед.
Мужики остались снаружи. Я развернул катер и направил в сторону родной базы МЧС. Домчали быстро. На берегу нас уже ждала скорая, полиция. Мальчишек передали с рук на руки принимающей стороне. Смена пошла отчитываться. Я занялся катером.
Минут через десять берег опустел. Я спрыгнул с борта, подтянулся, достал пачку. Вытянул сигарету, сунул в зубы, покатал туда-сюда, потом все-таки вынул зажигалку, прикурил и с наслаждением затянулся.
Неважно, сколько смертей ты видел, сколько трупов достал из воды, под толстым слоем спекшегося пепла профессионального выгорания живое сердце. И оно остро ноет от разочарования: не спасли, не успели, не вытащили. У меня так точно
Вот и сейчас оно напомнило о себе в третий раз за утро. Снова растер левую сторону, прислушался. Мотор взвыл, потом успокоился. Я оглянулся на море, задрал голову, оценивая погоду. Окинул взглядом территорию базы, улыбнулся Рыжухе с выводком котят, которая осторожно вела малышей к мискам возле высокого крыльца. Раздать бы уже, взрослые совсем. Да все руки у нас с Вадимом не доходят.
Кошка меня заметила, сбавила шаг, потом признала за своего и засеменила в мою сторону. Я выкинул окурок в мусорку, присел на корточки, почесал за ушами Рыжуху, погладил каждого котенка. Острый соленый воздух ворвался в легкие, вызвав недоумение. Морской бриз пробрался под футболку, холодными иглами пробежался по позвоночнику. Кошка тревожно муркнула, глядя мне в глаза, и вдруг впилась зубами в левую сторону груди.
Я удивленно охнул и отпрянул. Сдурела, что ли? Бешенство от жары? Уже падая, я понял это не Рыжуха. Это сердце. Прокурил ты, Леха, свою жизнь. Прошляпил. И жизнь, и любимую женщину, и новую любовь
Глядя пустыми глазами в небо, я улыбался, лежа на песке. Тишина на базе взорвалась криками. Ко мне кто-то бежал, дежурный сто пудов вызывал скорую. Но мне было все равно. Волны накатывали и накатывали, охлаждая горевшую огнем грудь. Я раздвинул губы, желая успокоить старшего своим коронным: не ссы, прорвемся. Но очередная волна накрыла меня с головой и утащила с собой в прохладную безболезненную темноту.
Глава 2
Лех, друган, ты че, перегрелся? Але, гараж! Рота, подъем! На работу пора. Да где ты бухал-то вчера без меня? Сивуху, что ли, с Васькой жрали? Говорил вам: не берите у бабы Раи, туфту гонит! На коровьем навозе!
Черт, Андрюха, да заткнись ты уже. А то не с тобой мы вчера пили Тохину абрикосовку. Какой навоз? Какие коровы? Что ж ты так орешь?! Я пытался продрать глаза, но ничего не получалось. В голове гудел колокол, во рту застрял распухший язык, обдирая наждачкой небо.
Леха, если тренер узнает, кабздец тебе будет. И тебе, и Ваське! У вас же соревнования на носу за честь края! Поднимайся, Нептун ты недоделанный! Тебя уже и комсорг искала. Ты что, на Нептуна подписался? Ну, ты даешь! Мало тебе баб, на русалок потянуло?
«Какой нептун? Какие русалки? Андрюха, ты что, белены объелся? У меня, походу, инфаркт, может, инсульт, а заговариваешься ты?» голоса не было, мысли вяло перекатывались в гудящей голове, пока я пытался воспринять действительность. Глаза все так же не открывались, но память постепенно возвращалась. Я вдруг вспомнил, как рухнул на прохладный песок, прямо в лапы Рыжухе. Как со стороны увидел зеленые кошачьи глаза и удирающих с перепугу котят. Услышал далекие крики бегущих на помощь друзей-спасателей.
Молодой незнакомый голос пробивался ко мне как сквозь вату. Я скривился: вот ведь шумоголовый! На зубах хрустнул песок. Я попробовал его выплюнуть, но не смог. Дико хотелось пить. А голос над головой все бубнил и бубнил, причитая и перечисляя незнакомые мне имена и фамилии. В надежде, что я впечатляюсь и оторву голову от кровати.
Черт! Какие же неудобные больничные койки! Я попробовал пошевелиться, но кости ломило так, что любое движение вызывало головную боль. В виски вверчивалась дрель.
Пить едва ворочая языком, просипел я, раздирая ресницы.
Ну наконец-то! На, держи! И давай быстрее! Нинка по общаге шастает со своим праздником, ищет жертву в помощь. Ты че, взаправду подписался в этом цирке участвовать? Ну, ты, блин, даешь! А нас ждут! Две красивые жгучие северяночки! Аппетитные, не могу как! Как булочки ванильные с нашего хлебзавода. Ну, те, по девять копеек, которые ты любишь! И загорелые, как сладкая корочка! Между прочим, ты нам обещал, что вечером закат в море встретим! Смотри, ты обещал! Я Катьке своей сказал, что ты парень-кремень! За базар отвечаешь! Ну, очнулся? Давай-давай, поднимайся!
«Интересно, он заткнется когда-нибудь?» думал я, разглядывая молодое веснушчатое лицо с рыжим чубом, крупными губами и курносым носом, который все время шмыгал, словно пытался придать вес словам своего хозяина.
Бурный поток непонятной информации озадачивал мой затуманенный мозг. Я по-прежнему не мог сообразить, где нахожусь и что со мной случилось. Последнее, что помнил: резкая боль в груди и темнота. Я что, умер? Да вроде нет. Разве что в ад попал, а этот рыжий мой персональный демон. Или черт? Кто там, в аду, следит за наказанием и исполнением?
«Жека его зовут Жека Женька Евгений Ступин Откуда я это знаю, если впервые его вижу? имя вспыхнуло в сознании сигнальной ракетой. И врет, парнишка, врет как сивый мерин. Не мог я ему такого обещать. После начала спецоперации погранцы запретили выход в море. Мы даже с рыбалкой на смене завязали от греха подальше. А гражданским и вовсе нельзя Я еще в маразм не впал, чтобы неизвестному сопляку такое обещать. И северяночки какие-то Мало мне проблем с Манюней с утра, так еще две нарисовались. Ох, Леха, старый ты черт, седина в бороду, морской конь в ребро! Ничему тебя жизнь не учит!»
Я застонал и сделал попытку подняться. Рыжий все бубнил и бубнил, а я разглядывал комнату ошалелым взглядом.
Вся стена напротив была увешана плакатами, вырезками из журналов и открытками с лицами советских артистов. Была такая серия «Артисты» у матушки моей покойной. Роллинг Стоунз, Квин, Гурченко и Пугачева, Янковский. Многие лица я узнавал, но большинство не вызывали во мне никаких воспоминаний. Странный выбор как минимум. Если не сказать тревожащий.
Я трижды обвел украшенную стену взглядом, пока до меня не дошло, что я вижу. С календаря, сверкающего свежей краской, мне улыбалась проводница почему-то советских железных дорог, и стоял на нем 1978 год. Я тупо разглядывал картину и пытался понять: зачем молодому парню это старье? А как же сисястые, грудастые красотки из «Плейбоя»? Я еще могу понять Роллингов на стене, но Гурченко? Это ж каким извращенцем нужно быть, чтобы
Мысль я не додумал, бесконечный бубнеж рыжего отвлекал и раздражал.
Так. Стоп. Угомони свои таланты. Ты кто?
Ну ты даешь, Леха! после секундной паузы продолжил парень. Нет, вы точно бабкиной навозинкой траванулись! Сосед я твой по общаге. Жека. Мы с тобой в одной комнате второй год живем.
Что за общага? уточнил я, старательно разыгрывая проблемы с памятью после хорошей пьянки.
Выходило не очень. Но рыжий, походу, то ли был чуток глуповат, то ли доверчив сверх меры. Это ж сколько нужно выпить, чтобы с утра не помнить ни себя, ни соседа, ни жизни своей?
Я потер ладонями лицо, разгоняя дурман. «Походу, я все-таки в больнице. Меня откачали и затравили лекарствами. А все вот это плод моего воображения. Интересно, что у меня, инфаркт? Инсульт? Да какая разница, как остановить этот иллюзион? Это у всех так? Или у меня особая реакция на сердечный приступ?»
Мысли накатывали волнами. Рыжий продолжал комментировать мои вопросы, разглагольствовать о вреде алкоголя из непроверенных мест, предлагал в третий раз попить воды, умыться, поесть
А я завис, разглядывая свои руки. Вместо моих ладоней с загрубевшими мозолями, со шрамом от бензопилы на запястье, с въевшимся в кожу машинным маслом я видел молодые сильные руки. Еще не знавшие тяжелого труда, но точно знакомые со спортом и физическими нагрузками. Коротко стриженные ногти и фаланги, не отмеченные никотином.
Я вытянул руку перед собой, поворачивая ее в разные стороны. Светлый пушок от запястья и выше. Почему светлый-то? Я ж шатен. Что происходит? И голос, голос такой молодой и звонкий, даром что хриплый, то ли действительно с перепоя, то ли просто со сна.
Нестерпимо захотелось отлить. Я оторвался от лицезрения своих конечностей и перевел взгляд на рыжего. Тот наконец заткнулся и теперь разглядывал меня, сидя на железной койке.
Интересно, медсестры в моей больнице красивые? Черт, Леха, если ты в коме, значит, красивые девочки под тебя утку подкладывают. Срамота, товарищ спасатель. Как же ты так неаккуратно-то? А? Так, надо выбираться из этого лекарственного дурдома и приходить в себя. Мне еще с Манюней надо помириться, да и вообще Я раздраженно дернул головой и поднялся с кровати.
Медсестры там, за бортом моих галлюцинаций, не торопились ставить катетер или подставлять судно беспомощному инфарктнику, или как там я у них числюсь на балансе диагнозов? Этим эскулапам дай только волю, залечат так, что ласты склеишь.
Ноги тоже были не мои. Мои, конечно, тоже накачанные и выглядят отлично для пятидесятилетнего поджарого мужика, но тут-то явно не мои. Молодые, сильные, опять-таки, со светлой густой порослью.
Мочевой пузырь напомнил о себе, оборвав очередной ступор.
Туалет где?
Лех, может, к доктору, а? Пусть Алла Борисовна посмотрит? Да на больничку? тревожно заглядывая мне в глаза, занудил рыжий.