Он проверил бардачок, потому что оставлял кошелёк и документы именно там и, решив, что за остальным вернётся утром, поехал в ближайший городок, чтобы провести ночь хотя бы с минимальным комфортом. Драматургия печали перестала быть интересной, он вспомнил о своих выгодных вложениях, купленной за долгие годы успеха недвижимости и повеселел. В жизни писателя всё было не так плохо, как он хотел представить себе и окружающим.
Приехав в спящий городок, мужчина покатался по улицам, но, не найдя ни одного отеля, подъехал к мигающей единственным фонарём заправке. Здесь он остановился и, оглядев себя, понял, что он собственно остался в «чём мать родила» после того, как сбросил с себя одежду и оставил её валяться возле домика. Поразмыслив несколько секунд, он оглядел пустой салон машины и увидел, что к нему на встречу из небольшого домика при заправке вышел мужчина и не двигаясь стоит возле дверей. Баранов быстро подрулил к человеку, открыл окно и, перегнувшись через сиденье, проговорил:
Здрасьте.
Эксгибиционист? мрачно спросил мужик, оглядев высвечиваемое тусклым фонарём тело писателя.
Не. Упал в грязь, промок, продрог, одежды запасной нет. Нужно где-то согреться и посушиться. Подскажи отель какой-нибудь.
Мужик стоящий на улице ещё раз критично оглядел писателя и вздохнул:
Мотель есть за мостом, клоповник, конечно, но если впритык, то сгодится. Но там сегодня местные свадьбу гуляли, время ещё не позднее, вряд ли уже под столами валяются. А мужики у нас суровые, если ты в таком виде завалишься к ним, то они тебя конкретно отполируют. А вот больничка ночью не всегда принимает. человек помолчал. Можно ко мне.
Пустишь?
На водку и закуску найдётся мелочишка? не двигаясь с места, произнёс мужик.
Не вопрос. Баранов выудил из кошелька крупную купюру. Может, портки какие прихватишь?
Поглядим. мужчина кивнул на небольшой пятачок заправки. Тачку гони под навес и сам беги грейся, собаку не бойся, она на цепи. Я скоро.
Баранов послушно зарулил на указанное место. Внутренне сжался перед новой встречей с непогодой, открыл дверцу и бросился к входу. Сбоку на него вдруг метнулась мохнатая тень, и воздух стал сотрясаться от грозного лая. Писатель с коротким повизгиванием отпрыгнул, хрястнулся на неприветливую поверхность асфальта и, замерев на секунду, стал собирать упавшее и, как ему показалось, развалившееся на части тело.
Я просто конченный идиот.
Злобно сверкая глазами на истошно орущую собаку, он встал и прихрамывая снова побрёл к строению, подтягивая на ходу трусы. Когда же он укрылся в маленькой комнатёнке и протянул к радиатору дрожащие от холода руки, то окончательно решил, что больше не будет вписываться в такие авантюры. Они не приличествовали ни его возрасту, ни положению. Взглянув на себя в помутневшее от времени зеркало, Сергей Баранов увидел трясущегося мокрого мужика в исподнем, стоящего посреди душно натопленной комнаты, в окружении продавленной старой мебели, шаткого стола и абажура, судя по его виду, стянутого с какой-то распродажи антиквариата.
Всё, с меня таких приключений хватит.
Вскоре вернулся хозяин помещения и, водрузив на стол пакеты, кинул писателю один из них. Сергей открыл шуршавшую упаковку и удивлённо воззрился на человека.
Ночь же! Где взял?
Не нравится, ходи голяком. бросил собеседник и представился. Я Артём Потоцкий.
Сергей Баранов. писатель ответил на крепкое рукопожатие и развернул спортивный костюм стиля годов восьмидесятых. Ну правда, где взял? Мне просто интересно.
Да зазноба моя в своё время жила в другом городе, работала там на фабрике этого хлама. он кивнул на облачение Сергея. Последнюю зарплату выдали говном этим, до сих пор маемся, полкомнаты у неё занимает.
Значит, повезло мне.
Давай за стол. Артём уже выставил на стол бутылки, открыл дохнувшее холодком пиво и сейчас усердно вскрывал пластиковые упаковки, доставая хлеб, колбасу, сыр.
Подстелив листок бумаги, он, ловко орудуя ножом, строгал на нём гастрономию, потом достал две чашки с мелкими щербинами по краям и разлил водку, едва прикрывая донышко.
Ну, за знакомство? спросил Артём.
Давай. сказал начавший согреваться Сергей и опрокинул горькую в рот, запивая прохладным пивом.
Ой, погоди, Артём снова полез в пакет, я ж котлет горячих в кафешке прихватил. Что ни говори, а Тамарка хорошо готовит.
Он вынул запотевший контейнер и когда открыл крышку, то по комнате разлился ароматный мясной дух. Надкусив котлету, Артём вздохнул и поднялся. Он прошёл к входной двери, свистнул, и вслед за этим в коридорчик ввалилась собака, так напугавшая писателя. Сейчас она даже не обратила на него внимания, а шумно дышала, вывалив язык, и смешно косила глаза на еду, при этом усердно отворачивая морду.
Она мне совсем больная попалась. сказал Артём вернувшись. Знает, что я от Тамарки иду, он открыл ещё один контейнер и поставил на пол, она Альме всегда вкусности передаёт, ну или сама днём приносит. Я её днём-то на цепи держу, а то припадочные всякие попадаются, боятся. А на ночь в дом или отпускаю. Это тебе повезло, я как раз её отпустить вышел. он освежил чашки и, взяв одну из них за верх, стукнул по другой. Давай за здоровье. Ведь это самое главное.
Давай. снова согласился Сергей, старавшийся не двигаться, потому что собака размером с недельного телёнка мужчину пугала.
Альмой я её назвал. Ночью как-то подползла к порогу, бок разорван, Потоцкий пошевелил густую лохматую шерсть собаки, еле дышит, худая, что та швабра. Ну вот, выходил, выкормил.
Хозяева-то позволяют здесь держать? спросил Баранов, чтобы как-то поддержать разговор, потому что ему было абсолютно всё равно на собаку и её обустройство в жизни.
Да я здесь сам себе хозяин. усмехнулся мужчина.
Повисла пауза, нарушаемая только чавканьем животины и стуком вилок о тарелки. Баранов, чувствуя плотную сытость, откинулся на спинке шатающегося стула, а Артём продолжал есть, аккуратно отламывая от котлет небольшие кусочки и обильно макая их в кетчуп.
Ты извини, мне тоже интересно, вытирая салфеткой усы, проговорил Потоцкий, ты как сюда в трусах-то попал? Вроде питерский, судя по номерам.
Сергей вздохнул, поводил взглядом по помещению и пожал плечами.
Да домишко снял на озере, скучно стало, решил посмотреть чё там на чердаке. Лестницу не принёс, стол со стулом поставил, на чердак-то поднялся, стул упал, а оттуда никак больше не спуститься было.
Дальше Сергей рассказывал подробности своего фееричного трипа, а Артём лишь посмеивался и качал головой.
Это какой дом? Фамилию хозяина помнишь?
Кротов, по-моему. задумался Баранов. У меня в машине договор, не помню так.
Значит, Коротов, только он сдаёт по официалке. сказал Артём. На природу потянуло?
Да так, развеяться. неопределённо сказал Баранов.
А так по жизни, чем дышишь? Артём включил чайник и посетовал. Чёрт,сладкое забыл к чаю. Значит, будем пить горькую.
Мужчины выпили, Артём размял в пальцах сигарету и закурил.
А ничего что мы с тобой на бензиновых баках почти сидим? спросил писатель.
Артём мотнул головой, разогнал рукой сизоватый дым, потянувшийся в коридор, и усмехнулся:
Здесь уже лет пять как сухо да пусто, в этих баках.
Не понял. Сергей угостился сигаретой. А ты чего здесь тогда? Я думал, работаешь.
Живу. усмехнулся мужчина. Она мне теперь, родимая, он обвёл пространство руками, вроде как дом загородный.
Нормально. ответил Баранов, так и не разобравшись что к чему.
Да не напрягайся, усмехнулся мужчина, просто в своё время это была одна из моих заправок, время прошло, она последняя осталась. Деньги за неё смешные тогда предлагали, я всё жопился, расставаться не хотел. он пожал плечами. Ну, я вроде как здесь родился, в городе этом, и за каким-то хером она мне здесь нужна была. Ну, зато теперь есть где жить. пьяно растягивая слова, сказал мужчина, глубоко затянулся дымом и в один глоток допил оставшееся в бутылке пиво. Ладно, надо спать ложиться. Мне с утра на работу.
Я останусь? спросил Баранов.
Конечно. Куда ж я тебя в ночь погоню?
Сергей прилёг на кушетку, куда указал Артём, устало прикрыл глаза и провалился в душный, ворочающийся страхами сон. Утро пронеслось за окнами сиренами какой-то экстренной службы, Баранов сел на кровати, испуганно хлопая глазами, потом вспомнил, что случилось и, протирая сонное лицо ладонями, огляделся. Рассвет едва занимался за окнами, и ветер, развлекая себя, в одиночестве качался на видимой из комнатёнки железной створке забора, неизвестно зачем стоявшей позади заправки. Выскочив на стылый ветер справить нужду, Баранов оглядел тоскливый пейзаж, где осенний сумрак затянул унылым дождём городские улицы, а редкие люди, дымя никотином, спешили на работу. Почувствовав себя ещё не вполне готовым к долгому путешествию, Сергей вернулся в тёплое строение, ощутил аромат дешёвого растворимого кофе и кивнул бодро снующему между комнаткой и пристройкой, где была кухня-ванная, Артёму.
Привет. Потоцкий пустил струю кипятка себе в чашку. Кофе будешь?
Да, давай. покивал Баранов и спросил. А где работаешь?
На заводе. Тут у нас одно градообразующее предприятие осталось, но и то еле держится. Говорят, под химозу какую-то будут площади отдавать, Артём пожал плечами, но нам уже выбирать не приходится.
Сергей глотнул чёрной жижи, насыпал в чашку побольше сахара и, закусив бутербродом, глянул на Артёма:
Я за постой что-то должен?
Да у меня вроде не гостиница. усмехнулся Потоцкий. А ты-то чем дышишь, ты так и не ответил. Лицо вроде знакомое, но вспомнить не могу.
Сергей Баранов, писатель. Сергей ещё ранее заметил свою книгу на полке. Ну, собственно вот. он потыкал пальцем в обложку книги.
Артём выгнул дугой губы, протянул руку и пожал ладонь писателя.
Уважаю. Пишешь хорошо.
Спасибо. произнёс Баранов, допивая дрянной кофе. Тебе за гостеприимство спасибо.
У меня друг один был, тоже писателем хотел стать. усмехнулся Артём.
И как успехи? проговорил Баранов, в голове прикидывая план действий, так чтобы поскорее убраться из этого унылого места.
Никак. цыкнул Артём и пожал плечами.
Больше всего писатель Баранов не любил, когда к нему подходили с вопросом о рецензии или помощи попасть напрямую в издательство, минуя все искусно расставленные ловушки, куда непременно попадают толпы графоманов, мечтающих увековечить своё имя в нетленке. И сейчас, когда уже мучительно хотелось открыть двери квартиры и залезть в душ, Сергей обдумывал как бы так обезопасить себя от дальнейших разговоров и выдвинуться забирать свои вещи. Ведь перед этим ещё предстояло позвонить хозяину дома и попросить вторые ключи.
Ладно, Артём, спасибо тебе. Что приютил и обогрел. Баранов потянулся к кошельку. Слушай, давай я как-то финансово отблагодарю.
Не надо. Мне хватает. Не порть момент. ухмыльнулся Артём. Ну давай, заезжай, если что, в гости, мы с Альмой всегда здесь.
После этого разговора у Сергея осталось некое гадливое чувство, так словно он плюнул в этого человека, хотя тот оказал ему гостеприимство. Стараясь недодумывать и не «портить момент», как сказал новый знакомый, Баранов сел за руль. Внедорожник выехал на изрытый ямами асфальт и пустился в обратный путь к дому у озера. Сергей тщетно пытался дозвониться до Коротова и решил, что при свете дня придётся забираться через чердак наверх. Утро расцвело и снова плакало дождём, мокрая листва липла на лобовое стекло, пустеющий лес стучал скелетами ветвей. Буквально за одну ночь чаща потеряла своё нарядное одеяние и теперь стояла голая, тряслась обнажёнными стволами и уходила в глубокий анабиоз в ожидание снега, чтобы проспать всю лютую зиму под покрывалом. Баранов подумал о том, что принял правильное решение поскорее убраться отсюда и уже планировал, как сегодня проведёт вечер, но когда он повернул на поляну, то невольно резко вдавил педаль тормоза.
На месте ещё вчера стоящего здесь дома лежали обугленные и ещё дымившиеся останки. Сергей несколько минут не мог пошевелиться, потом открыл дверь, выпрыгнул на землю в кедах, тоже выданных зазнобе Артёма когда-то на работе, и подошёл поближе. В голове у писателя был вакуум, и он не понимал, что произошло. Но завидев продавленные большими колёсами борозды, понял, куда мчались пожарные машины, хотя, видимо, приехали поздно и сразу уехали, потому что тушить здесь было нечего. Погрустив ещё некоторое время, Сергей продрог на пронизывающем ветру, нёсшемуся с озера, и забрался в машину. Он ещё несколько раз позвонил арендодателю, но тот не брал трубку, тогда Сергей набросал ему сообщение и поехал обратно в город. Оставив позади этот странный замотанный в тоске город, костёр, в который превратилось жилище, где он провёл несколько дней, и своё желание раствориться в печали и показать всему миру, какой он бедный, Баранов помчался домой.
Уже несколько часов спустя, он позорно прошествовал домой в затрёпанном костюме и с коробкой под мышкой. И когда он входил в парадную дверь дома, где он жил, его тормознул консьерж, грубо осадив словами:
Леший, ну куда ты прёшь? Доставка, что ли?
Доброе утро, Дима. сказал Баранов и увидел, как испуганно стрельнули глаза служащего.
Ой, Сергей Михайлович простите, просто, он запнулся, не узнал. Вид у вас такой странный.
Роль для театра репетирую. весело отозвался писатель.
Так вы ж вроде того, писатель.
Теперь ещё и актёр. соврал Баранов. Сейчас модно многостаночником быть. туманно завершил разговор Сергей и пошёл к лифту.
Денег им не хватает, что ли, на двух работах работать. прошептал консьерж и вернулся к более важным и насущным делам.
Благословенный горячий душ тёр струями уставшее от загородной поездки тело. Мужчина положил обе руки на рифлёный кафель, красующийся на стене, и подставлял под мощную струю плечи, затылок, голову. С водой утекали все проблемы, жалость к себе испарилась ещё на той заправке, где он провёл ночь и где сейчас, кроме Артёма жила одна из его книг. Мужчина снова возвращался к жизни и был полон энергии и сил, хотя на данный момент хотелось одного, чтобы побыстрее привезли заказанную еду, чтобы в виске, наполняющем бокал, тихонько плавился лёд, и в нужный момент появилась одна из фей, работающая в агентстве, услугами которых писатель Баранов иногда пользовался.
Всё было доставлено вовремя, и жизнь снова начала наполняться смыслом. Стейк легко промялся под режущей сталью ножа, виски ароматно клубился в ноздрях, а девушка, обдав юным жаром уставшее тело писателя, долго торговала возле него своей наготой, тревожила и без того истосковавшееся по женскому началу либидо, но потом, уступив уговорам мужчины, покорно легла в постель, и вскоре Баранов, тяжело пыхтя, лежал рядом и думал о том, что идея со спортом была неплохая и нужно бы вернуться в зал, а то скоро ему придётся прибегнуть к фармакологии, чтобы не вычеркнуть из списка жизненных удовольствий плотские утехи.
Уже позже вечером, перебрав все необходимые для полноценного возращения в городскую суету дела, провожая хохотушку Але́ксию, как она себя называла, Сергей споткнулся о принесённую в дом коробку. Писатель усмехнулся, что это скопище чужого хлама как-то доехало из почившего лесного домишки до его роскошной квартиры на Петроградке, а значит заслуживает внимания. И сейчас, пребывая в благодушном настроении, он подцепил одну из тетрадей, похожих на ту, что сгорела вместе с домом и, опустившись в кресло-качалку, углубился в чтение:
«Мы словно застыли в невесомости. Она и я! Ничего не происходит, мы просто вращаемся друг вокруг друга и никак не можем поймать в фокус наши отношения. Мы разные! У нас нет общей точки сборки, где можно было бы заземлиться и протянуть друг к другу руки, сжать в объятиях ускользающую нежность и запечатлеть это мгновение в вечном танце исчезающей жизни. Я люблю её, но не могу сказать, я вижу по утрам её голые плечи, но не могу признаться, что моё сердце ломается о чувства, переполняющие меня. Я не могу показать мужскую слабость перед женщиной, я всегда с ней небрежен и насмешлив и это как наждак сдирает кожу до мяса, моя чувственность живёт в страшной клетке, из которой нет выхода. Моя любовь не имеет права жить в полный голос, потому что я сам так захотел. Я каждый день вспоминаю, как мы с ней познакомились»