В прежние времена Дон считал фасетты идеальным убежищем, ибо таковым они и были. Первые фасетты появились с полвека назад, когда специально для любителей Большого туризма, обожающих огромные скопления себе подобных в самых несуразных местах, транспортная корпорация «Сине аир, Т.А.» приступила к производству так называемых «блочных» прогулочных вегиклов. Имели они очень средние ходовые и нырятельные параметры; были при этом из-за удешевления весьма уродливы на вид и неудобны в работе, а также оборудованы лишь узаконенным минимумом удобств, однако обладали тем достоинством, что могли легко собираться в огромные, хотя бы даже и многокилометровые конгломераты, назывались они фасеттами, или сборами. При соединении между вегикл-блоками автоматически устанавливались энергетическая, сигнальная и информационная связи; автономные системы жизнеобеспечения тут же дополнялись сервисом из центрального коллектора. Конгломерат таким образом мгновенно превращался в идеально работающую структуру городского, а то и малопланетного типа, очень быстро собираемую и очень удобную для гранд-туристов.
Последние, однако, к фасеттам большого интереса не проявили в чем-то здесь маркетингеры «Сине аира» немного ошиблись. Били потом себя в грудь, и каялись, и объясняли, что, по-видимому, дело в том, что гранд-туристы по какой-то странной, никуда не лезущей этике презирают все удобства им подавай Вселенную в чистом виде.
Однако в убытке корпорация не осталась, а, наоборот, получила от фасеточных вегиклов колоссальные прибыли. Обнаружилось у них одно достоинство, несущественное для гранд-туристов, зато необходимое для другой части потребителей, на которых корпорация во всяком случае, по словам ее представителей поначалу вовсе и не рассчитывала.
Фасетты не только собирались очень быстро, но и разбирались в мгновение ока. Это их свойство оказалось образцовым для тех, кому необходимо прятаться в космосе и при этом иметь постоянный адрес. Поэтому на самом деле селились в них не благонамеренные гранд-туристы, а отъявленные преступники: пираты, контрабандисты, охотники за «мантиями» запрещенными к отлову солнечными медузами, очень дорогими и неуклонно вымирающими, отшельники, изгои, космоломы и прочий не ужившийся с цивилизацией люд. Как только фасеттой начинал интересоваться полицейский вегикл, структура тут же разметывалась по кирпичикам, да и сами кирпичики тут же испарялись в ближайшем как правило, очень близко расположенном входе в Полость.
Поскольку сигнал к распаду фасетты должен подаваться из одной точки, учитывая безответственность, а порой и гадостность контингента, на любой фасетте порой демократически, но чаще силой назначался президент Человек с Кнопкой, который в зависимости от личных качеств захватывал большую или меньшую порцию власти. Как-то так повелось, что Человек с Кнопкой где номинально, а где и фактически отвечал не только за безопасность фасетты, но и за порядок на ней, а иногда и за процветание ее постоянных обитателей.
Например, известна была фасетта, многие десятилетия добивавшаяся от властей Ареала статуса государства с правом независимости, неприкосновенности, торговли, установления официальных отношений с другими Субъектами и прочих совершенно на самом деле ей не нужных глупостей. Кончилось все тем, что фасетту в один прекрасный день заставили распылиться, причем навсегда, одновременно изрядно пошерстив ее обитателей.
Фасетта, на которой прятался Дон, была сравнительно некриминальной и спокойной. Там жили главным образом хнекты, никакого существенного вреда моторолам не приносящие, но считающие, что те спят и видят, как бы их отловить, и потому надо хорошенько спрятаться. Благодаря сверхъестественно высокой образованности они очень хитро укрылись в одной из топологически труднодоступных точек. Фасетту хнектов тут же облюбовали отшельники и космоломы, и, хотя чуть позже на ней обосновалась пара-тройка контрабандистов среднего уровня, жили там очень спокойно и хорошо.
Отличительной особенностью хнект-фасетты было полное отсутствие на ней включенных бортовых моторол. Местный умелец умудрился установить все необходимые для жизни связи, использовав всего лишь десяток невзаимодействующих интеллекторов. Отдельный интеллектор обеспечивал фасетте внешнее информационное обслуживание, причем по качеству оно мало чем отличалось от моторольного.
Ты, конечно, понимаешь, что, как мы тебе ни рады начал президент хнект-фасетты Ян Куастика при первой же встрече, и Дон привычно закивал:
Да, конечно, я понимаю. Ты мне только дай отдохнуть пару деньков. Больше я тебя ни о чем не прошу. А два дня За мной, похоже, пока погоню не снарядили.
Я знаю. За тобой действительно пока нет погони. До тех пор, пока она не начнется, ты можешь жить здесь. Мы в самом деле тебе рады и считаем за честь
Спасибо, Ян. Ты мне понравился, правда.
Ты мне тоже понравился, ответил Куастика и, помявшись, продолжил: Одна вот только загвоздка. Как бы тебя не вычислили, если остановишься здесь надолго. Во всяком случае, будь поосторожней в речах.
А что такое?
Тридэ. Привидения, одним словом.
Дон мгновенно насторожился.
И давно?
Дак примерно с месяц.
Как часто?
Не очень чтобы. Шесть раз. Вчера был шестой.
Месяц то есть до побега еще. Лоцировал?
Не удалось. Похоже, они по всей фасетте.
Плохо, подумав, сказал Дон.
Плохо, подтвердил Куастика, вздохнув и сокрушенно покачав головой. Никак у нас не выходит с этой напастью справиться.
«Так, подумал Дон, меня ненавязчиво нанимают. Что ж, хоть не из милости поживу».
Лоцировать можно отключениями, сказал он. Но это долго. Есть другие методы. Я попробую.
Куастика довольно улыбнулся.
Буду тебе благодарен, Дон. Мы бы справились, но бортовых слишком много. И у нас нет мастера твоего класса. Ты штучный мастер.
Не льсти зря. Я постараюсь тебе помочь.
Спасибо. Хорошо бы ты успел до начала погони. Как только она начнется, тебе нужно будет уйти. А то жалко место пока нерасшифрованное.
«Привидения», или тридэ, о которых говорил Куастика, вряд ли могли осложнить положение Дона, и без того безнадежное. Самому же Куастике и его фасетте они могли подложить свинью какой угодно степени пакостности.
Дело в том, что тридэ при отключенных бортовых невозможны в принципе. Появляются они, как правило, или с согласия людей, или при чьей-нибудь попытке соединить несколько низших моторол (более шестнадцати) в одно целое. Причина в том, что низшие, в том числе и бортовые, моторолы для такого соединения не приспособлены для этого требуется серьезное переформатирование пирамид, что при их малом количестве означает почти полное изменение моторольной личности. Как уже говорилось, никакой моторола по доброй воле свою личность менять не станет, поэтому соединение делается поверхностным, «конфедеративным», что приводит ко множеству единичных и кластерных конфликтов между интеллекторами из пирамидных оснований. А это, в свою очередь, ведет к нарушению целого ряда моторольных функций и множественным, чаще всего незначительным, сбоям. Одним из результатов таких сбоев как раз и является тридэ. Порой это мелькание разноцветных звездочек и теней, реже сложно вращающиеся умопомрачительные топологические конструкции, а чаще всего в той или иной степени подробности прорисованные человеческие тела. (В знаменитом стекле В. В. Хоммоморфа «Гомоморфные наклонности низших экстраинформационных структур» такое пристрастие к человекоподобию объясняется антропоидной этимологией основных характеристик интеллекторного сознания или, в переводе на обычный язык, тем, что первые интеллекторы создавались по образу и подобию человеческого мозга.)
Как правило, к серьезным, несовместимым с функцией жизнеобеспечения сбоям соединение бортовых моторол не приводит, однако для фасетты Куастики оно грозило оказаться роковым например, привести к частичной или полной блокировке Контакта команды, инициирующей мгновенное рассоединение блок-вегиклов. Но Дон сразу понял даже не это беспокоило Человека с Кнопкой. Никакого ни удачного, ни сбойного соединения бортовых на фасетте хнектов не должно было быть вообще.
Появление тридэ означало, что либо отключение бортовых по какой-то причине было неполным, либо кто-то из жильцов фасетты самовольно и тайно своего бортового все-таки включил и (что среди хнектов считалось серьезнейшим преступлением) дал команду к соединению. Существовала также возможность, что сами бортовые, перед отключением сговорившись, намеренно изобразили «временную смерть» с тем, чтобы потом отключателям поганым преподнести малоприятный сюрприз.
Как бы то ни было, сам факт попытки неконтролируемого соединения бортовых говорил о наличии у кого-то тайной, нежелательной и почти наверняка жизненно опасной для хнектов цели. Куастика серьезно тревожился. Он понимал, что только мастер такого уровня, как Дон, мог, хотя бы предположительно, спасти положение. Он, однако, отдавал себе отчет в том, что само присутствие Дона на фасетте представляет собой опасность отнюдь не меньшую.
Дон прекрасно сознавал эту двойственность своего положения и не только не обижался на Куастику, но и сердечно был ему благодарен за долговременное пристанище.
Как и Куастика, он всерьез считал, что на фасетте действительно нет равных ему моторольных экспертов. Такие мастера были наперечет, и Дон их всех знал лично (в поисках убежища ни к кому из них он даже не сунулся).
Обнаружить тайное объединение бортовых, будь то фасетта или рой, вообще-то несложно. Несколько труднее такое объединение разрушить и почти невозможно подчинить себе. Однако и первая, и вторая задача к числу невыполнимых отнюдь не относятся. Проблема заключалась в том, что Дон не знал, насколько далеко зашло это объединение, а от этого зависела тактика демоторолизации.
Фасетта была составлена примерно из восемнадцати тысяч блок-вегиклов. Объединение нескольких десятков, сотен или, скажем, пары-тройки тысяч бортовых особых сложностей для манипуляции не представляло. Но существовал порог, выше которого у Дона могли возникнуть проблемы, потому что тогда объединение бортовых начинало подчиняться другим, более сложным законам, на практике еще не исследованным. Фасетта хнектов была единственной в своем роде, ибо на ней запрещалось использовать бортовых. На остальных фасеттах, даже самых крупных, никаких объединений бортовых просто не могло быть там всем заправлял бортовой президента, в крайнем случае подчинивший себе еще нескольких бортовых, что вовсе не создает проблем, свойственных спонтанному, неиерархическому объединению.
Дон подозревал, что на фасетте как раз тот самый случай другой степени сложности. Тогда он мог положиться только на интуицию; специальные знания сами по себе не обладали здесь никаким весом. Вдобавок ко всему теперь выяснилось, что и временем для серьезных манипуляций он уже почти никаким наверняка не располагает. И Дон решил рискнуть.
Интуиция подсказала Дону точный адрес он все равно бы его проверил, поскольку среди многих других адресов, подсказанных интуицией, этот «звенел» в подсознании громче всех. По опыту Дон знал, что самый громкий «звонок» вовсе не обеспечивает верного решения интуиция штука хитрая. Но сейчас, когда времени не было совсем, он вынужден был идти на риск. Он не мог просто так, из-за какой-то ерунды типа нехватки времени, портить свою славу беспроигрышного борца с моторолами, тем более с бортовыми.
Подозрение у Дона вызвал один космолом Станцо Ямамота, чье прибытие на фасетту почти в точности совпало с появлением первого тридэ.
Космоломы дурной и непредсказуемый народ. Дон, в отличие от большинства, не питал к ним теплых чувств. Они открыты, иные даже прилипчивы, но в то же время предпочитают одиночество. Им свойственны патологическая робость и неприличная наглость. Нанеся удар, они в панике убегают. Нигде и ни с кем не могут ужиться. Человеческих законов, как правило, не признают. Называют себя бродягами Ареала, но это они себе так льстят, ибо ни один бродяга, благородный и романтический знаток плохо лежащих предметов, никогда космоломом назвать себя не позволит.
Ямамота привлек внимание Дона еще и тем, что это был по всем признакам «болезненный эскапист», то есть человек, при первом же проколе удирающий прочь, человек, убежденный в своей неприспособленности, непонятости и невероятно гадостный. От клинического сумасшествия его, как и всех ему подобных, отделяла в лучшем случае тончайшая грань. В большинстве же случаев, в этом Дон был полностью убежден, такой грани не существовало.
Космоломы из породы «болезненных эскапистов» были, как правило, неисправимыми мизантропами, но часто коротали время с собаками или пегасиками с котами не водились, потому что коты редко позволяют себя безнаказанно мучить. Если же «болезненный эскапист» никакой живности при себе не держал, то обязательно пробавлялся обществом какого-нибудь тридэ позаковыристей. Во всяком случае, Дону говорил об этом его собственный опыт. Станцо Ямамота никакой живности при себе не держал.
В принципе, Дон мог бы свое подозрение проверить сразу же, как только оно появилось, но Ямамота какой-никакой, а все же был человек и имел соответствующие права, на которые другим людям строжайше запрещено покушаться. Не то чтобы Дон на них никогда в жизни не покушался, не то чтобы с молоком матери, знаменитой мадам Уолхов, он впитал уважение к тем правам, но что-то такое все же заставляло его удерживаться от насилия по отношению к людям, если его можно каким-то образом избежать. Дон процентов на сорок был уверен, что все дело в Ямамоте, хотя даже ни разу его не видел; однако считал, что полноценной проверкой космолома может заняться только после того, как проверит все «нечеловеческие» версии их тоже хватало. Теперь на такую проверку времени не оставалось.
Место, где его ждали люди Куастики, находилось совсем не там, куда можно было бы попасть, заглянув к Ямамоте «по пути». Как и большинство фасетт, эта была оборудована лишь простейшими из удобств по бассейну и кухне «Тетушка Лиззи» на каждом этаже да общей системой заказов по самому скудному из каталогов. Ни о какой трехмерной сети лифтов или бегущих дорожек здесь не могло быть и речи. Поэтому большая часть из тех нескольких десятков минут, которые Дон мог затратить на починку фасетты, ушла на дорогу. Лесенки, коридоры, лесенки, коридоры, лесенки.
И двери. Умопомрачительное количество дверей, низеньких, неудобных, но непрошибаемых даже атомным взрывом. Полная прайвеси, причем в большинстве случаев полная прайвеси полной пустоты, ибо индикаторы над большинством этих ворот в частную жизнь указывали на то, что апартаменты не заняты. «Не слишком-то хорошо живут хнекты, мимоходом подумал Дон. Многие сегодня бегут от такой жизни».
Ямамота, как и следовало ожидать, расположился в самом дальнем тупичке самого дальнего тупичка фасетты. Он прибыл сюда только для того, чтобы отоспаться, оклематься, может быть, отсидеться после очередного преступления, и, главное, чтобы его не трогал никто, в том числе и эти самые хнекты. И дверь его была вовсе не нараспашку.