Мозг отказывался генерировать неординарное. У Рувиммы от жалости к себе выступили слезы. Неужели я пустышка?! Она забралась на легкое деревянное кресло в гостиной, странной формы с Z-образными ножками. Муж просил на него не садиться не ровен час развалится. Думай, думай, на умственные способности компаньонок рассчитывать не приходится. Рувимма сгруппировалась, подтянула колени под подбородок и крепко обхватила руками. И вдруг концепция сложилась. «Рывок в будущее на фоне старого хлама». Вот прямо тут, фото с этой точки, только отодвинуть стеклянную горку с посудой. Кресло отозвалось «на старый хлам» скрипом соединительных нагелей.
«Мета-модерн пришел! Три грации ломали, ломают и будут разламывать эпохи! резюмировала Рувимма подругам лейтмотив мизансцены. Для эмоциональности посыла нужен реквизит. Давайте, ищите. Локацию покажу дома. Получится китч, но это может выстрелить». Высокая, губастая, в роговых очках Александра закивала, хотя идею поняла смутно. На точеном личике миниатюрной Лиды мелькнул скепсис, но возражать не стала.
Реквизит собирали по знакомым шляпка с вуалью, мундштук, меховой воротник, старинный зонтик от солнца, лайковые белые перчатки. Броскую современную одежду позаимствовали из собственных гардеробов.
Загвоздка возникла с «разрешением на съемку»: Жорж категорически запретил фотографироваться на фоне портрета бабушки в детстве. Сомнения надо ли гневить судьбу закрались в душу Рувиммы, но образ доменной кухонной печи их разметал. Сделаем фотосессию тайком. Время шло, продюсер названивал, а удобные обстоятельства все не подворачивались. Наконец, за сутки до дедлайна, домашние разъехались по делам.
В августовский полдень 2021 года три грации собрались на месте. Старый фонд, петербургский дом-колодец. Потолки четыре метра. Чтобы сдвинуть буфет-горку, пришлось вытащить всю посуду и складировать на овальном ампирном столике. Тарелки, чашечки классно расписаны, настоящий авангард. И старинная тряпочная кукла Пьеро с истлевшим и порванным кружевным жабо. Семейные реликвии. В зале, на стене старинная картина в золотой раме, портрет с тремя девочками. Большой портрет, два на два метра. Александра и Лида залюбовались полотном. Две сестрички-шатенки лет десяти, чемто неуловимым похожие друг на друга, стоят около окна.
А в центре картины яркая блондинка, помладше, полулежит на софе, излучая счастье в окружении сестер. Белые кружевные платьица. Волосы распущены. На заднем плане в окно видны сосны. На полу богатый персидский ковер. Идиллия.
Шикардо-ос! восхитилась, растягивая букву «о», Александра. Это модерн!
Импрессионизм. От модерна только элементы. В концепции нашей фотосессии это классика, пояснила Рувимма. Реквизит не забыли? Быстро переодеваемся так, как я говорила. Лида, настраивай аппаратуру. У нас полтора-два часа, не больше. И вечером никуда не уходи будем отбирать лучший кадр.
А ты разбираешься в модерне? съязвила Лида, вытаскивая из чехла треногу.
Так разве наша концепция не об этом? Александра сделала вид, что не заметила подколки. Руви, это же плод твоей хваленой импульсивности! Так?
Еще раз ликбез для тех, кто не понял! Рувимма, медленно проговаривала каждое слово, как будто читала лекцию. Главная идея три девушки пророчат культурный перелом. Старые парадигмы сгнили выскакивает мета-модерн. Этот портрет с сестричками символизирует то, что тянет вспять, «бог во всем». Модерн и декаданс олицетворяет Шура со своей томностью. Черная вуаль, шляпка, мех, зонтик. На лице выражение: «старый бог умирает, экспериментируем с новым богом, я знаю истину». Поняла? Лида! Ты постмодерн. В постоянном протесте. Лукавое личико. Тебе это просто. С иронией смотришь на Шуру мол, старая закомплексованная дура. В рваной футболке, трубка в зубах. Шорты с бахромой. Заодно блеснешь своими ножками. Выражение лица «бог умер окончательно». А я в центре, мета-модерн. Заигрываю с каждой, колеблюсь. Платье-микс. «Бог то есть, то нет».
И как твои колебания увидят на фото? на лице Александры возникло недоумение. Это же миг.
Во-первых, у Лиды «Никон», с широкоугольником мы будем снимать видео, а потом отберем лучший кадр. Во-вторых, я изображу на лице, что мне нравится Вертинский, Битлз и Бах одновременно. Поняла? И ты как-нибудь постарайся.
Му-му какое-то, Руви! Нет? неуверенно возразила Лида. Не боишься, что ни хрена продюсер не поймет, кто выскакивает, куда выскакивает?
Рувимма не ответила на вопрос, но пристально вгляделась в подругу.
Может, тебе постричь челку? Как у тебя было в детстве. В этом больше иронии.
Откуда ты знаешь, что я носила челку? Я тебе свои детские фотки не показывала. В прошлый раз ты так же сказанула то, что не можешь знать. Откуда инфа?
Повисла пауза. Две гостьи двусмысленно переглянулись. Лида повторила вопрос. Без ответа.
Да ладно, девчонки. Каждый изобразит, как сможет. Я с трубкой во рту как-нибудь умное лицо изображу, решила разрядить напряженность Александра, не спеша стянула джинсы и завязала на ноге черный бант.
Рувимма с силой втянула воздух ноздрями огрызаться на дур или промолчать? Ладно, сначала дело сделаем. В раздражении вытащила из чемодана пестрое платье, переоделась. Лида скривила губы и вернулась к настройке фотоаппарата.
Быстрее, не мешкать! Рувимма вдруг обратила внимание на бант. Это что? Не было в задумке. Какая копуша! Час будешь завязывать?
Да, со вчера после вакцинации торможу, вяло ответила Александра.
Что?! Привилась?! И не боишься, что в тебя вшили чип?
Надоело шарахаться от любого встречного. Уже и целоваться нельзя. Лучше пусть хвост отрастет, чем бояться людей.
С кем это ты целуешься? А вдруг вырастет павлиний хвост так даже эффектнее станешь, съязвила Лида.
Как всех страх прижал за одно место! Смешно рассчитывать на вакцину! вдруг расхохоталась Рувимма. Хотя чего теперь. Поздно нервничать коньки отбросишь. Фотосессию успеть бы.
А ты антиваксер, что ли?
Сама говорила стакан лопнул в руках! Знак, что на тебе клеймо смерти! Ха-ха. Не хнычь, я будущее не могу предвидеть.
Не шути! рявкнула Лида. Мне мать написала, что всей семьей переболели ковидом. С ивээлом. Она выкарабкалась, а отчим нет. Теперь мать дважды вдова, ходит в черном.
Извини, не знала дурацкая получилась шутка, Рувимма сменила раздраженный тон на примирительный.
Сочувствую твоей маме, но хватит, девочки, о грустном! Так что мне делать с бантом? Снимать?
Хватит так хватит. Аппаратура готова, отрапортовала Лида.
А вон смотри, Руви, на портрете у той младшей, что в центре, тоже черные банты, заметила Александра. Как галки сели на грудь. Может, снимемся на другом фоне?
Чего сдрейфила? Давай мне бант, я нацеплю себе. Встаем в позы, начинаем работу. Лида, запись. Говорите что-нибудь, чтобы рот открывался.
Только они стали входить в роли, как костыль, державший портрет в кирпичной стене сто семь лет, выдержавший и бомбежки в блокаду, и многочисленные ремонты, вдруг заметно заерзал. Откуда-то из-под потолка посыпались, зашуршав по холсту, мелкие осколки кирпича и штукатурки. Рама накренилась. Лида и Александра обернулись и посмотрели вверх. Рувимма продолжала свои движения стрекот старого кинопроектора заглушил для нее шуршание штукатурки.
* * *
Конец мая 1914-го года сплошные дожди. Но это не останавливает Якова Лойцанского от решения вывезти семью на дачу раньше обычного. Чутье подсказывает: лучше спрятать жену и дочек в тихое место. Воздух столицы беспокойный. Териоки, небольшой курортный городок на территории княжества Финляндского, тишь и лепота. Дачу арендуют уже не первый год у толстяка-хозяина по имени Микко, хорошо говорящего по-русски. Дом возвышается на краю обрыва, оголившемся несколько тысяч лет назад, когда отступало предбалтийское море. Вид с террасы на нынешний Финский залив чарует как домашних, так и гостей. Особенно восхищает панорама при низком солнце, когда рассеивается дождевая хмарь. Микко знает про достоинство своей террасы, поэтому берет за лето больше других. Но Яков соглашается переплачивать, поскольку любит жену и дочерей и желает их ублажать пусть даже на пределе возможностей. Дом хорош не только видом удобное расположение комнат, светлая детская, электричество, тихая спальня, просторная гостиная, отдельная комната для бонны, респектабельные соседи.
Каждое утро Яков добирается на извозчике до Териокского вокзала к раннему поезду и отбывает в Петербург. Он окончил институт, стал гражданским инженером, дорос до управляющего в строительной конторе. Хозяин, Бент Ларсен, хорошо ему платит. Работа спорится, вот-вот закончится возведение доходного дома Ларсена на Петербургской стороне. После сдачи квартир Бент обещает Якову вхождение в состав компаньонов. Интересное поприще, обещающее хорошие перспективы.
Ежедневный выезд на службу и обратно утомительное занятие, два часа только в одну сторону, но сохранить семейную идиллию важнее.
Последний вечерний поезд возвращает Якова в Териоки. Извозчик отпущен, на террасу выходит встречать любящая Далия. Почему он сегодня сутулится? Поцелуи, традиционный маленький подарок жене. Бонна здоровается и деликатно уходит к себе. Стол накрыт свежей скатертью. Небольшой, но изысканный сервиз мейсенского завода. Ужин для мужа разогрет. Из двух блюд, несмотря на позднее время. Уха по-фински, со сливками. Суп каждый день признак семейного благополучия. На второе фаршированная щука. Традиционное, национальное. Рыбу ночного улова продают рыбаки из артели соседнего поселка. А свежие молоко, творог, сметану привозит финн с хутора.
Девочки спят? задает Яков дежурный вопрос.
Легли. Потом можешь зайти их поцеловать. Все хорошо. Как прошел рабочий день? традиционно спрашивает Далия, накладывая из супницы уху.
С трудом добрался до вокзала, еле успел на поезд. В Питере неспокойно. Особенно на северных заводах. Рабочие что-то опять требуют. Громят хлебные и мясные лавки, бьют окна в ювелирных магазинах. Проходил мимо немецкого посольства. Почему-то студенты кричали «долой жидовскую дипломатию». К чему?
О, ужас! Могут быть погромы?
В Питере не допустят. Не в черте оседлости все-таки. Мы здесь, прошлое там. Не беспокойся.
А куда смотрит полиция?! У нас в парке тоже пассаж случился: духовой оркестр около казино заиграл французский гимн, а группа подростков громко запела «рабочую марсельезу». Кто-то выкрикнул «в борьбе обретем мы счастье свое». Хулиганье. И где жандармы? Не оказалось.
Власть что-то упускает, лишнего суетится. Полиция, дворники бегают, пугают, а ничего не могут сделать. Читал в газете, что забастовок этой весной больше, чем в революцию, в пятом году. Не нравится мне все это.
Не накаркай. Соседки говорят это первое спокойное лето. В прошлые годы то убийство Столыпина, то «Титаник», то дело Бейлиса. Каждый сезон что-то нехорошее. Ох, плохие знаки. А этим июнем, слава Б-гу, и поговорить не о чем событий нет. А мне тревожно. Слышала, в Териоки приехала черная вдова
Ох, уж эти ваши дачные сплетницы: кто отравил собственного мужа знают, зачем убили премьера знают, кто пьет кровь христианских детей тоже знают! Смешно и больно! Вы тут в дачном раю оторвались от жизни. Надо аккуратнее. Слухи могут сами собой исполняться, Яков вытер салфеткой губы, подошел к зеркалу, провел рукой по лысеющей голове. Но согласен сигналы нехорошие. Моя бабушка говорила, что сначала появляется тень, а потом само несчастье.
Какая тень?
Знаки. Их должно быть три. Как тройка семерка туз. И если вместо туза пришла пиковая дама беда.
Не пугай, Яша. Я так переживаю за наших девочек. Рассказывают, что в большой даче, что за центральным парком, жила прекрасная семья. Помнишь? Там еще икона в окне стояла ликом на улицу.
Ликом на улицу?! судорога пробежала по телу Якова, он задел столовый прибор, тот со звоном упал на пол. Так мама от погромов в Екатеринославе спасалась православные иконы выставляла в окно.
Прошлым летом их мальчик еще с нашими чудно играли, продолжает Далия, не обращая внимания. Помнишь, мальчик тогда промок под дождем, простудился? Под дождем! Летом. Не зимой в проруби! Ерунда, правда? А через месяц воспаление. И умер. Ужас какой. Все мы под Б-гом ходим. А если чахотка? А если заражение крови? Девочки могут поцарапаться ржавым гвоздем.
Перестань себя накручивать. Что от нас зависит все сделаем! Все и будет хорошо. У меня перспективы, хорошие дивиденды, вот-вот стану акционером. Захворают вызовем докторов, поедем на юг. Никто не заболеет: это у тебя невроз.
Да, невроз. Но что я могу сделать?
Даша, подумай своим еврейским умом. Сейчас все-таки какая-никакая, но медицина-наука. А сто лет назад? Жили от мора до мора. Приходила чума, холера, оспа сметало всю деревню. И не стали же повальными параноиками?
Ужин закончен. Яков, хотя знает, что еду готовила повариха, но благодарит жену. Выразить признательность за все таков обычай в счастливых семьях. Какая она у меня красавица, как подходит ей имя Далия «цветущая ветвь». Яков заглядывает в детскую дочки спят. На подушке рядом с головкой Таи лежит тряпочный Пьеро. Грустный и нелепый он какой-то с этим белым кружевным жабо. Почему выбрала эту куклу, а не веселого Арлекина? Какая она у нас еще ребенок! Он умиляется и возвращается к зеркалу первые седины уже видны, лысина на лбу ширится, но в целом еще вполне бодрый вид. Дано указание бонне присмотреть за детьми, и чета Лойцанских, взявшись под руки, спускается к заливу.
Волны мерно набегают на берег. Что может умиротворять душу лучше, чем прогулка по променаду вдоль кромки воды? Небо чистое, на горизонте полоска облачков. Пахнет соснами. Красный закат диск солнца медленно опускается. Закатится за кромку моря будет ветрено, а в тучку дождливо. Подкатывают три пляжные повозки с будками для переодевания. Купальные машины, как их с долей иронии называют местные жители. Лошади заходят в воду по колено, разворачивают повозки в сторону залива. Из машин выскакивают девушки и мужчины в купальниках, барахтаются в воде. Кто-то кого-то невзначай прихватывает за талию. Слышен визг и хохот.
Художники, комментирует Далия. Говорят, что Мейерхольд и в этот сезон опять не приедет.
Жаль. Его театр что-то новое, свежее в искусстве, отвечает Яков, разбередил ваше сонное дачное царство.
А я люблю классику. Все эти театры условностей, манифесты среди природы. «Нанижем колесо мироздания на ось судьбы» не по мне. Яша, хочу тебе кое-что сказать по секрету. От девочек. Не проболтаешься?
За кого ты меня принимаешь?!
Скоро твое сорокалетие. Мы хотим подарить тебе портрет девочек. Большой, групповой. Я договорилась с одной художницей. Мария чудо, сама скромность. Простая, без богемных закидонов, миловидная, из провинции. Ученица Репина, ездит в Пенаты берет уроки живописи. Но работы нет. Надо помочь. Вот ей и дала заказ на портрет. Решили, что девочек изобразим в полный рост. В бальных белых платьицах, которые остались после новогоднего представления. Они ходят позировать каждый день. Это нелегко стоять неподвижно два часа. Они стараются. Но это от тебя секрет. Понял? Ты не должен знать.
Хорошо, Даша. Сделаю удивленные глаза. Два часа! Как они выдерживают?
Ради тебя. Там в мастерской холодно, у Марии нет денег на дрова. Я дала аванс, но он весь ушел на какие-то ее прошлые долги, холст, подрамник. Ты бы не мог еще денег добавить? На полную оплату. Такая симпатичная девушка. Не обманет.
Конечно, милая. О чем речь!
Все спокойно, в лесу выписывает рулады соловей, комары ушли в ночной сон и не беспокоят. Художники накупались и переодеваются. Солнце проскакивает мимо тучки и опускается в море. На улице светло белые ночи. Лошади на фоне малинового неба. Слишком все пасторально.
Богема! Зачем им купальные машины? Могут и голышом плюхаться в воду.
В августе, как потемнеет, так и будут. Еще только начало лета все развлечения впереди.
Дожить еще надо до августа.
Эх, какие закаты на Финском в конце лета!
Дачный сезон продолжается. Утром Яков опять уезжает на службу. На сегодня прогноз погоды благоприятный, после обеда запланирована «длинная» прогулка до озера. Собирается большая веселая компания соседей. После завтрака сестрички идут позировать.