Но буквально вопиющим является пример воспитания великого князя Николая Павловича, будущего императора Николая I. В соответствии с постулатами старинной педагогики, главным в воспитании детей было добиться исключительного послушания, выбить из них упрямство и строптивость. А маленький (и взрослый тоже) Николай был в высшей степени упрям. Его воспитатель, генерал Ламздорф, из гатчинцев, грубый и вспыльчивый, порол великого князя едва ли не ежедневно, а однажды, вспылив, схватил воспитанника за шиворот и так ударил головой о стену, что тот потерял сознание.
Строгость в воспитании особенно распространялась на поведение в обществе. Великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Мы, дети, должны были во время завтраков и обедов очень следить за собой и отнюдь не начинать разговаривать, пока нас не спрашивали. Как часто должны были мы сдерживаться, молчать и слушать важного генерала, который разглагольствовал о нелепости последних политических планов Дизраэли.
Если же к нам обращались с каким-либо вопросом, что, конечно, делалось из чувства подобострастия перед наместником Его Величества, то мы должны были отвечать в тех рамках, которые нам предписывал строгий этикет. Когда какая-нибудь дама с приторно сладкой улыбкой на губах спрашивала меня о том, кем бы я хотел быть, то она сама прекрасно знала, что великий князь Александр не может быть ни пожарным, ни машинистом, чтобы не навлечь на себя неудовольствия великого князя отца Брат Георгий (талантливый рисовальщик. Л. Б.) как-то робко высказал желание сделаться художником-портретистом. Его слова были встречены зловещим молчанием всех присутствующих, и Георгий понял свою ошибку только тогда, когда камер-лакей, обносивший гостей десертом, прошел с малиновым мороженым мимо его прибора.
Порядок распределения мест за столом исключал для нас, детей, всякую возможность посмеяться над теми или иными странностями гостей или же пошептаться между собой. Нам никогда не позволяли сидеть вместе, а размещали между взрослыми. Нам было объяснено, что мы должны были вести себя в отношении наших соседей так, как вел бы себя наш отец. Мы должны были улыбаться неудачным остротам наших гостей и проявлять особый интерес к политическим новостям» (29, с. 1819).
Строгость воспитания маленьких великих князей приводила к тому, что для посторонних глаз их поведение в соответствии с требованиями этикета казалось врожденным. Фрейлина А. Ф. Тютчева так писала по поводу участия членов фамилии в богослужениях в придворной церкви. «Члены императорского дома держали себя в церкви примерно и, казалось, молились с истинным благочестием. Император Николай (I. Л. Б.) стоял один впереди, рядом с хором певчих и подпевал им своим красивым голосом. Лицо цесаревны выражало полную сосредоточенность. Ее сопровождали все дети, даже самый маленький, которому не было еще 3 лет и который стоял молча и неподвижно, как и остальные, в продолжение всей длинной службы. Я никогда не понимала, как удавалось внушить этим совсем маленьким детям чувство приличия, которого никогда нельзя было бы добиться от ребенка нашего круга; однако не приходилось никогда прибегать ни к каким мерам принуждения, чтобы приучить их к такому умению себя держать, оно воспринималось ими с воздухом, которым они дышали» (183, с. 100).
А этикет этот был весьма обременителен. «Во время утреннего кофе, между девятью и десятью часами, вокруг императрицы собирались все и дети, и внучата, которые регулярно приходили к ней здороваться. Это не всегда было удобно, особенно для маленьких детей, которые уже учились и занятия которых прерывались потому, что они должны были идти приветствовать бабушку (вдову Павла I. Л. Б.). Еще в Зимнем дворце приходилось только переходить через множество коридоров, зал и лестниц, но в Царском и в Петергофе императрица любила пить утренний кофе в одном из отдаленных павильонов в парке, приходилось следовать туда за ней, и добрая часть утра проходила в таких прогулках, не говоря уже о развлечении, которое мешало затем детям заниматься. В частной жизни, живя в одном и том же доме, естественно детям приходить к родителям здороваться; при дворе, однако, благодаря размерам дворца и садов, благодаря торжественному церемониалу, которым сопровождаются все передвижения членов императорского дома, эти семейные собрания принимали характер событий исключительной важности В Царском и в Петергофе по утрам можно было видеть большой запряженный фургон, нагруженный кипящим самоваром и корзинами с посудой и булками. По данному сигналу фургон мчался во весь опор к павильону, назначенному для встречи. Через несколько минут можно было наблюдать, как великие князья в форме, великие княгини в туалетах, дети в нарядных платьицах, дамы и кавалеры свиты поспешно направлялись к намеченной цели. При виде этого церемониала по поводу простого питья кофе я часто вспоминала анекдот про пастуха, который на вопрос, что бы он стал делать, если бы был королем, отвечал: «я бы стал пасти своих овец верхом». Великие мира сего все более или менее выполняют программу пастуха, они пасут свои стада верхом, и если они редко совершают великие дела, зато превращают житейские мелочи в великие дела. Громадное значение и грандиозные размеры, которые принимают для них самые простые события в жизни, как обеды, прогулки или семейные встречи, требуют столько времени, столько внимания и сил, что их уже не хватает на более серьезные предметы. Жизнь государей, наших по крайней мере, так строго распределена, они до такой степени ограничены рамками не только своих официальных обязанностей, но и условных развлечений и забот о здоровье, они до такой степени являются рабами своих привычек, что поневоле должны потерять всякую непосредственность Никогда не имеют они возможности с увлечением погрузиться в чтение, беседу или размышление. Часы бьют им надо быть на параде, в совете, на прогулке, в театре, на приеме и завести кукольную пружину данного часа, не считаясь с тем, что у них на уме или на сердце» (183, с. 95).
Регламентировался каждый шаг членов императорской фамилии, поскольку он в глазах общества и заграницы имел государственное значение. Кстати, поездка за границу была возможна только с дозволения императора. Выбор профессии и места службы, характер учебы, как уже мы видели, был вне воли великого князя. Лишь в начале ХХ в. двое юных великих князей смогли проходить нормальную учебу в Пажеском корпусе как приходящие учащиеся, а один даже поступил в Александровский лицей небывалый случай приобретения высшего гражданского образования; да и то по окончании лицея служить он поступил в полк. Заключение брака великих князей и княжон было актом государственного значения, и разрешение давалось самим императором, а брак без дозволения, а тем более на лице не августейшей крови, и уж тем более на «разводке» навлекал репрессии: изгнание со службы и из страны. По достижении совершеннолетия великие князья приносили при особой обстановке двойную присягу. Вот текст Высочайшего приказа по поводу присяги великих князей Иоанна и Гавриила Константиновичей. «1. 6 января, в день, назначенный для присяги Их Высочеств князей Иоанна Константиновича и Гавриила Константиновича, по разосланным от Высочайшего двора повесткам, соберутся в Царскосельском Большом Дворце, к 11 ч. утра: Придворное духовенство, обер-гофмейстерина, статс-дамы, камер-фрейлины и свитные фрейлины их императорских величеств государынь императриц и гофмейстерины и фрейлины их императорских высочеств великих княгинь. Первые чины императорского двора, его императорского величества генерал-адьютанты, свиты его величества генерал-майоры, флигель-адьютанты и состоящие при их императорских высочествах великих князьях генералы и адьютанты; особы двора его императорского высочества великого князя Константина Константиновича и кавалеры великокняжеских дворов <>
7. По окончании литургии их высочества князь Иоанн Константинович и князь Гавриил Константинович подойдут к поставленному перед алтарем аналою, перед Животворящий Крест и Святое Евангелие, для произнесения, на основании учреждения об императорской Фамилии, присяги как в верности царствующему государю и Отечеству, так равно в соблюдении права наследства и фамильного распорядка. Присягу, особо для сего установленную, князь Иоанн Константинович и князь Гавриил Константинович читают вслух, а засим утверждают ее своею подписью и передают присяжные листы министру иностранных дел для хранения в государственном архиве.
8. Вслед за сим внесены будут в церковь штандарты лейб-гвардии Конного и лейб-гвардии Гусарского его величества полков и поставлены у аналоев.
Князь Иоанн Константинович изволит подойти под штандарт лейб-гвардии Конного полка, а князь Гавриил Константинович под штандарт лейб-гвардии Гусарского его величества полка, где и принесут на верность службы государю и отечеству присягу, которая будет читана вслух их высочествами» (30, с. 72).
Даже такое, казалось бы, легкомысленное и веселое действо, как придворный бал, для членов фамилии было тягостной обязанностью, строго обставленной. «Оркестр играет полонез. Церемониймейстеры трижды ударяют своими жезлами. Арапы раскрывают двери Малахитового зала, и все склоняются
Придворный полонез являлся настоящим священнодействием. Государь шел в первой паре под руку с женой главы дипломатического корпуса. Великие князья распределяли между собой жен остальных дипломатов, а послы шествовали с великими княгинями. Обер-гофмаршал, окруженный церемониймейстерами, каждый с жезлом в руках шел впереди царя и делал вид, что прокладывает ему путь. После первого тура происходил обмен дамами, причем строго соблюдался ранг каждой из них. Количество туров зависело от того, сколько дам приглашено Его Величеством. Приглашенные, кроме перечисленных мною лиц, в полонезе участвовать не могли.
После полонеза начинался вальс Если какая-нибудь великая княгиня желала танцевать, то она поручала своему кавалеру привести указанного ею молодого человека. Но в виде общего правила великие княгини в «легких» танцах не участвовали
После мазурки (во время коей государыня стоит около портрета Николая I и разговаривает со своим кавалером, важным, но не очень старым офицером гвардии), Их Величества переходят в зал, где приготовлен ужин. Впереди, само собой разумеется, шествуют церемониймейстеры.
Стол высочайших особ накрывался на особой эстраде, и все приглашенные рассаживались спиной к сцене, так что публика, проходя через зал, могла видеть каждого ужинающего. Старшина дипломатического корпуса садился направо от государя, налево садился великий князь Михаил Александрович, в то время наследник престола. Остальные великие князья и княгини размещались в соответствии с их рангом вперемежку с дипломатами и первыми чинами двора, армии и гражданской службы. Без андреевской ленты попасть за этот стол было трудновато.
В том же зале находилось несколько круглых столов, украшенных пальмами и цветами: каждый из них был сервирован на 12 человек, заранее назначенных. В остальных залах всякий устраивался, как умел.
Государь сам не ужинал. Обходил приглашенных и присаживался к столу, если желал с кем-нибудь поговорить. Все это, конечно, разыгрывалось как по нотам. Царь не мог стоять около стола, ибо тогда всем двенадцати ужинающим пришлось бы вытягиваться в струнку в течение всей беседы. Дело ограничивалось следующим образом.
У каждого из столов, где царь должен был разговаривать, оставлялось для него свободное кресло. Скороход помещался, так сказать, на часах у этого кресла. Царь садился на кресло и делал знак остальным ужинающим этого стола: им разрешалось не вставать. Свита отходила на несколько шагов в сторону и ждала окончания беседы. В нужный момент скороход подавал условленный знак, и свита снова занимала свое место сзади стола
По окончании ужина государь брал императрицу под руку и отводил ее в Николаевский зал, где начинался котильон. Вскоре после этого высочайшие особы незаметно удалялись во внутренние апартаменты. На пороге Малахитового зала Их Величества прощались со свитой.
После этого министр двора, свита, церемониймейстеры и обер-гофмаршал поднимались на верхний этаж, где для них сервировался особый ужин» (117, с. 200202).
В конце XIX в. первый бал сезона в Николаевском зале устраивался примерно на 3 тыс. приглашенных. Менее пышными были придворные концертные и эрмитажные балы, куда приглашалось соответственно по 700 и 200 персон. На Николаевский бал приглашались «особы первых четырех классов», иностранные дипломаты с семьями, старейшие офицеры гвардейских полков с женами и дочерьми, молодые офицеры как танцоры, некоторые лица по указанию императора и императрицы.
Большое место в дворцовом обиходе занимали высочайшие выходы особая церемония, происходившая по большим праздникам. Выходы делились на большие и малые. На первых, происходивших в дни больших праздников и особых торжеств, должны были присутствовать все придворные чины, на вторые, совершавшиеся в обычные воскресные дни и второстепенные праздники, посылались личные приглашения. На больших выходах мужчины были в парадной форме, при орденах, а дамы в придворных костюмах, на малых кавалеры были в обыкновенной форме, а дамы в городских костюмах. Выходы заключались в том, что высочайшие особы торжественно выходили из внутренних комнат и торжественно следовали в церковь, а затем возвращались в личные апартаменты с тем же церемониалом. За полчаса до выхода члены императорской фамилии собирались в Малахитовом зале, куда могли входить только высочайшие особы. Вход в него охраняли придворные арапы. Придворные чины собирались в других залах. В первой паре следовали император и императрица, либо вдовствующая императрица, а царствующая императрица следовала сзади. Министр двора следовал на шаг сзади императора, держась справа. За ним, друг другу в затылок почетное дежурство: один генерал-адъютант, один свитский генерал и один флигель-адъютант. Остальные члены кортежа шли попарно. Выйдя из Малахитового зала в Концертный, Их Величества останавливались и отвечали на поклоны собравшихся придворных чинов, имевших право «входа за кавалергарды», то есть за караул кавалергардов, стоявший у входа в Концертный зал и охранявший внутренние апартаменты. По знаку обер-церемониймейстера, первые чины двора начинали шествие в порядке старшинства: чем старше ранг, тем ближе к императору. За первыми чинами двора, немного отступив, шествовали Их Величества, за ними члены императорской фамилии, также по старшинству, т. е. по порядку престолонаследия, затем придворные дамы, сановники разного рода, министры, сенаторы, военная свита. Шествие двигалось через Николаевский зал, занятый офицерами гвардейских полков. В дальнейших залах находились лица, допущенные на выход, и именитое купечество. В церковь допускались только члены фамилии, особо важные сановники и гофмейстерины, остальные же ожидали конца службы вне церкви. Возвращаясь из церкви в том же порядке, Их Величества останавливались в Концертном зале, и им представлялись вновь назначенные фрейлины, иные дамы, удостоившиеся высоких отличий, а в январе после водосвятия и весь дипломатический корпус с дамами.