Спасибо на добром слове, отвечал мужик, воды не жалко. Вон, у хаты колодец.
Напившись вдоволь и набрав пластмассовую бутылку воды, Михаил подошёл к мужику:
Спасибо за воду. А что сам такой невесёлый сидишь? Вон какие хорошие брёвна добрая будет хата. Брёвна-то хорошие, да вот таскать их некому. Моя хата досталась мне ещё от деда, она наполовину сгнила, угол один дак на полметра, наверное, просел, а венцы менять уж не к чему почти все трухлявые. Вот поднатужились с бабой своей, собрали денег да купили лесу на дом. Лес срубили, сюда перевезли, а собирать, вишь, и некому. Деньги наши кончились, пенсию уже третий месяц не видали, а сам я что могу? Три венца кое-как поднял, а выше уже самому и невмоготу. От детей тоже помощи никакой: четыре дочки у меня. Все по городам, сами другой раз без хлеба сидят, а чтоб нам помочь, то и слов нет. Вот сижу, думаю дадут пенсию, не дадут Есть мужики в деревне, да без бутылки никто не возьмётся сруб ладить. Вот такие, брат, дела. А сам-то ты куда наладился пешком, далече?
Тебя как зовут? вместо ответа спросил Михаил.
Фёдором зовут, по батюшке Нилыч.
Вот что, Фёдор Нилыч, путь у меня неблизкий, да только торопиться мне некуда. Ежели не против, я тебе помогу сруб собрать, кое-что я в этом смыслю.
Так это развёл было руками Фёдор.
Успокойся, перебил его отец Михаил, мне от тебя ничего не надобно. Найдётся что поесть, вот и ладно.
Брёвна были уже ошкурены. Оставалось только рубить пазы в лапу, укладывать мох да сверлить дыры под шканты. Накатывали брёвна по жердям втроём.
С одной стороны отец Михаил, с другой Фёдор с бабкой. Надежда Ивановна хоть и в годах, но была ещё довольно крепкой. Худо-бедно сама справлялась и с хозяйством, и с огородом. Хозяйство, правда, хоть и небольшое, да всё равно рук требовало. Держали одну ещё не старую коровёнку, одного кабанчика да семь кур с петухом. Зато огород был большой. Одной картошки сеяли не меньше десяти соток.
Сруб собрали за четыре дня. Ещё два дня ушло собрать и поднять стропила, обрешетить. Шифер Фёдор купил ещё год назад и окна подвойные с дверями также: всё, аккуратно сложенное, хранилось в сарае. Ещё неделя работы, и дом шесть на семь с покрытой шифером крышей, врезанными и вставленными дверями и окнами был готов. Узнав, что на печь Фёдор собрался звать из соседнего села печника, отец Михаил сладил русскую печь сам. Печь получилась большая, с обогревателем и плитой. Всем этим ему приходилось заниматься и раньше, да и не один раз. С печью, правда, провозился три дня: нужно было самому издалека тащить глину маленькой тележкой, песок, взбивать глиняное молочко.
Ну вот и всё, Фёдор, сказал отец Михаил, бросив лучину в печь для проверки тяги. Думаю, перегородку и полы сам настелешь: здесь особо ничего трудного нет, тем более, вижу, плотничать ты умеешь. Так что завтра по утру пойду дальше.
Встав с постели часов в пять утра, отец Михаил увидел, что Надежда Ивановна уже возится у печи. Одевшись, Михаил, однако, не обнаружил свой мешок. Оказалось, что над ним колдовала бабка. Было больно смотреть, как Фёдор с бабкой силились впихнуть в уже полный мешок завёрнутую в целлофановый пакет курицу. Добрый кусок сала, слегка пожелтевший, ещё с прошлого года, две большие буханки хлеба собственной выпечки, пакеты с солёными огурцами, капустой и курицей кое-как поместились в мешок после третьей его переукладки.
Было тяжело смотреть на то, как они, стоя у завязанного мешка, будто бы оправдывались: «Извини, чем богаты, больше ничего нет». Конечно, отец Михаил ничего не собирался у них брать, но, глядя на их лица, понял, что спорить будет бесполезно.
Старики проводили гостя до края деревни. Надежда Ивановна, не переставая, утирала краем платка слёзы. Фёдор сначала шёл молча, а когда начали прощаться, тоже не удержался, смахнув ладонью скупую слезу с небритой щеки.
Ты вот что, Михайла, будешь, может, когда в наших краях заходи, не побрезгуй. Я старую хату переберу да баньку за осень срублю помаленьку. В общем, заходи.
Они долго стояли на пригорке, пока дорога не свернула в ближайший лесок. Стояли и молча смотрели вслед.
* * *
Да, хоть на здоровье отец Михаил не жаловался, однако, пройдя километров семь-восемь, пришлось присесть на обочине, немного передохнуть мешок изрядно обтягивал плечи. Тем не менее две недели Михаил шёл, почти не заботясь о пропитании. Переночевав, как обычно, где придётся, он, не задерживаясь нигде, шёл своей дорогой. Иногда его подвозили попутные машины. Шофёры-дальнобойщики останавливались, чтобы спросить дорогу, и хоть отец Михаил не мог им помочь советом, не отказывался, если приглашали подвести. Так, даже сам того не ожидая, за полтора месяца отец Михаил прошёл половину пути. «Это хорошо, ибо зима в этих краях наступает рано. По морозу было бы идти не так просто, а так, глядишь, ещё и до морозов я дойду до монастыря», с этими мыслями отец Михаил вышел на берег реки к паромной переправе. За рекой виднелся городок.
На первый паром Михаила не взяли без денег.
Шляются тут, только и услышал от капитана катера напоследок. Не взяли его и на второй паром. Только к вечеру, когда на переправе почти никого не было только отец Михаил да две тётки с дорожными клетчатыми сумками, молодой помощник капитана на пароме, опускавший и поднимавший рампу, по которой въезжали и съезжали машины, махнув им рукой, сказал:
Садись старик, так и быть. Я тебя здесь с утра ещё заметил.
В город Михаил вошёл, когда солнце почти скрылось за домами. Был тёплый тихий летний вечер, вот только комаров в городе было не меньше, чем у реки, а к вечеру так просто жизни не давали. Пройдя несколько кварталов, Михаил стал свидетелем необычной сцены.
Несмотря на позднее время, кто-то собирался к переезду на новое местожительство. У дома старой кирпичной постройки, что находилась почти в центре города, стояла бортовая машина, на которую несколько человек укладывали домашние вещи, мебель. Рядом, держа за плечи маленькую девочку, стояла молодая ещё, лет тридцати тридцати пяти, женщина. Она молча наблюдала, как вещи выносят из дома и складывают в машину. На всё это взирали человек восемь, стоявшие чуть поодаль.
«Да, подумал Михаил, нашли время переезжать. Ребёнку уж спать спора, а им, видишь ли, не хватило дня для этого дела. Эх люди, люди!»
Господи, нет на земле справедливости, услышал он, проходя мимо пожилой тётки.
А что так? остановившись, спросил Михаил.
А где она справедливость? Человека выкидывают с квартиры. Пусть дом старый, а всё ж квартира у Верки с дитём была. А селят-то в одну комнату в общаге на краю города. Ни удобств там, ни воды. Колонка с водой и та в ста метрах.
Как же так? невольно спросил Михаил. Нельзя же так. Ежели дом под снос должны предоставить жильё.
Да, продолжала тётка, они и предоставили. Некому за Верку заступиться, вдова она, а власти говорят, что в общежитие переселяют временно. Да мы-то знаем, что такое «временно». Известное дело.
Михаил подошёл к женщине, смотревшей на происходящее каким-то отсутствующим взглядом. На то, как чужие люди выносят её нехитрые пожитки и укладывают в машину. Рядом с машиной стоял, покуривая сигарету и часто сплёвывая в сторону, сержант милиции.
Вера, обратился тихо Михаил к женщине, общежитие далеко ли, куда тебя переселяют?
Ему пришлось дважды спрашивать её об этом, ибо она, казалось, не слышит его, думая о чём-то своём, не обращая внимания на происходящее.
А, барак. Да, это далеко. На другом конце города, у льнокомбината.
Ты, Вера, не будешь против, если я поеду с тобой? Расскажешь, как всё получилось. Может, вместе и придумаем что-нибудь.
Вера, казалось, только сейчас обратила внимание на священника, говорящего с ней. До этого, глядя куда-то сквозь него, ничего не видела перед собой.
Здесь, отец святой, уже ничего не придумаешь. Видимо, так угодно Богу, чтобы богатый стал богаче, плюя и на законы, и на всех, а сироты как жили в нужде, так и будут жить. И некому на этом свете за них заступиться. Всё бесполезно.
И всё-таки, ежели ты не против, я поеду с тобой.
Езжайте, только у меня ничего нет.
А мне ничего от тебя и не надо, сказал, усмехнувшись в бороду, Михаил.
Больше они не разговаривали, сидя в кузове машины среди вещей.
Пока рабочие переносили вещи в комнату, совсем стемнело. Отец Михаил собирал детскую кроватку в углу комнаты. Вера кормила девочку, дав ей кружку молока и кусок хлеба. Настя, так звали девочку, уснула быстро. Только и спросила маму, прежде чем закрыла глазки:
Мам, теперь мы тут жить будем, да?
Спи, цветочек мой, спи, только и сказала Вера, поправляя одеяло.
Михаил достал из мешка сало, которое ещё оставалось у него, и они вместе поели немного, запивая водой. Проговорили долго, почти до утра. Вере надо было выговориться, излить наболевшее. Хотя утром надо идти на работу, спать не ложилась. Она и не плакала больше. Что могла, уже выплакала.
Михаил слушал молча, ни о чём не спрашивая. В общем-то всё и так ясно. Пока был жив муж Веры Степан, всё было вроде бы и нормально. Как говорила Вера, как у людей. Парень он был работящий, работал трактористом в лесхозе. Хотя иногда и выпивал крепко, но Веру не обижал, да и зарплату не пропивал. Как он говорил, если и выпил, то за магарыч: кому дрова поможет привезти, погрузить, разгрузить, одним словом, денег из семьи не тащил. Внезапно сам открылся нагруженный брёвнами прицеп, деревянные стойки не выдержали, а проволокой, как надо было, их не стягивали. Вот его брёвнами и задавило насмерть. Помощи от лесхоза только и было, что гроб дали бесплатно да машину на похороны. Вот так Вера и осталась одна. Родни у неё не было. Она была детдомовская, а Стёпины жили далеко, где-то аж в Пермской области.
Всё бы ничего, пока жили в квартире, да вот дом их приглянулся зятю мэра. Дом хоть и старой постройки, обветшалый весь до такой степени, что из восьми квартир только в четырёх ещё жили люди. Тем не менее стоял он в хорошем месте, почти в центре города. Говорили в исполкоме, что будут сносить его, да все прекрасно понимали: как только его освободят от жильцов, сделает в нём Вадик (так звали местного бизнесмена, зятя мэра) ремонт, и будет там либо магазин, либо что-нибудь ещё. Этим всё и закончится.
Три семьи расселили в квартиры, а Веру с дочкой определили в барак, который в исполкоме называли общежитием льнокомбината. Там Вера и работала. Говорили ещё, что, мол, временно, пока в городе появится жильё. В общем-то нехитрая история, да только все в городе знали, что получить квартиру по очереди в мэрии в ближайшие двадцать лет не светит никому. Строилось в городе жилья мало. Только сколько бы его не строилось, на очередь нуждающихся первоочередников это не влияло. Список очередников из года в год только увеличивался.
* * *
Мэрию Михаилу искать долго не пришлось. Дорогу ни у кого спрашивать не надо было. Путь к старому дому он запомнил, пока ехал в кузове наверху, а мэрия была совсем недалеко от него.
Секретарша мэра, дама лет сорока, изо всех сил пыталась показать на лице значимость своего положения раннему посетителю. В приёмной ещё никого не было. Голосом, не терпящем возражений, она объяснила Михаилу, что сегодня неприёмный день по личным вопросам, и его мэр не примет, так как у него, мэра, и других дел хватает, да и вообще, на приём необходимо записываться заранее, указывая цель визита, и только после этого ему могут назначить день и время приёма. Ну что ж, Михаил в этот момент олицетворял само спокойствие, неприёмный, так неприёмный. Да вот вопрос у меня совсем пустяшный для такого большого человека, много времени не отнимет, так что я посижу в приёмной, глядишь, за весь день и найдётся у избранника народа пару минут для меня.
С тем Михаил развернулся и устроился на ближайшем к двери кабинета мэра стуле, поставив свой мешок в угол. Такого поворота событий секретарша никак не ожидала. По её округлённым глазам было видно, что она даже растерялась в какой-то степени. Всё это никак не укладывалось в размеренную жизнь Маргариты Иннокентьевны. Когда на неё, безраздельную хозяйку приёмной главы администрации, реагировали таким образом.
Вы что, придя в себя, вновь обратилась она к отцу Михаилу, не понимаете, что ваше присутствие здесь абсолютно бессмысленно?
Она ещё что-то намеревалась сказать, но Михаил, с лица которого куда-то исчезла благожелательность, твёрдо, хотя и тихо, перебил её.
Ты вот что, милая, не распыляйся. Я же говорил уже, что буду находиться здесь, пока меня не примет мэр, значит так оно и будет. Так что не теряй зря время и не гляди на меня аки аспид. Я, милая, терпеливый, подожду.
Маргарита Иннокентьевна так и застыла с полуоткрытым ртом. Спустя секунд тридцать она сорвалась с места и выскочила из приёмной.
Григорий Петрович, глава администрации, обязанностями вовремя приходить на работу вроде как себя не утруждал. К необходимости своего присутствия в мэрии он давно уже относился как к постылой, но непременной обязанности. Непременной только в связи с тем, что необходимо было поддерживать свой статус, положение, напоминать забывающим, кто в доме хозяин. Работу в мэрии, которую волей-неволей, в силу своего положения, приходилось выполнять, в основном тянули его заместители. Секретарша также была постоянно в курсе всех вопросов, многие из которых решала сама, докладывая при необходимости Григорию Петровичу.
Сегодня, в неприёмный день, он мог вообще не появиться в мэрии. Однако сегодня его присутствие было просто необходимо. Надо было позвонить из кабинета и поздравить главу областной администрации с рождением внучки. Эти вещи игнорировать нельзя, вот почему сегодня он как никогда рано появился на работе. Не спеша прошёл холл первого этажа и уже начал было подниматься по лестнице, как его чуть не сбила с ног спешащая секретарша. Выслушав Маргариту Иннокентьевну, он пошевелил толстыми губами, не издавая при этом ни звука, и, постояв минуту, обронил:
Пустое всё это.
В свой кабинет он прошёл, не обращая внимания на сидящего на стуле священника, будто его там и не было. Маргарита Иннокентьевна с надменным выражением лица делала вид, что занимается какой-то работой за своим столом. С утра в приёмную никто так и не зашёл.
«Увы, думал Михаил, это явно не то место, где решают или, по крайней мере, помогают решать важные вопросы городской жизни». В других подобных местах ему приходилось видеть постоянное столпотворение людей, и не важно приёмный то был день или нет.
Прошло минут сорок. Григорий Петрович, явно в хорошем настроении, вышел из кабинета. Ему удалось первому поздравить главу областной администрации, что, естественно, было вдвойне приятно.
Ну что, наконец обратил он внимание на священника, так и будем сидеть? Вам же ясно объяснили, что сегодня неприёмный день. Запишетесь на приём, тогда и приходите, обронил он, уже собираясь пройти дальше.
Так дело у меня, уважаемый, отлагательства не терпит. Да и времени, я полагаю, много у вас не отниму. Однако, ежели вы так заняты, я приду завтра.
Григорий Петрович остановился, недовольно посмотрел на старика. «Ещё не хватало, подумал он, чтоб этот поп шастал каждый день по мэрии».
Ну что там у вас? Только быстро, я спешу.
Михаил встал со стула.
Я пришёл просить за Гореву Веру. Её с дочкой вчера выселили из её квартиры. Нехорошо это, не по-божески. Надо бы помочь вдове с хорошим жильём.
Григорий Петрович сразу сообразил, в чём дело.
Вот что, оборвал он Михаила, не вам решать, что по закону или не по закону. Если выселили, значит в этом была необходимость, а жильё она получит, как то и положено. Всему своё время. Так что идите вы отсюда и не отвлекайте людей от работы. Мы сами разберёмся кому, где и как жить.