Тебя тянет ко мне! Шаталов склонятся совсем близко. Проводит носом по щеке. Я это чувствую. Без особой нежности прикусывает мочку уха.
Самое время закричать «На помощь!» и расцарапать мерзавцу холеный фейс. Заслужил! Наговорился!
Но как только я открываю рот, в него проталкивается горячий язык. И мозг отключается окончательно.
Глава 11. Пламя
Ярость самая острая приправа для страсти.
За девять лет у меня было четверо мужчин.
После Марка долгое время никого к себе не подпускала. Не позволяла даже целовать. Только в конце пятого курса решила попробовать всего на одну ночь побыть не матерью маленького мальчика, не одиночкой, которая с головой завалена конспектами и подгузниками, а женщиной.
Это был неудачный опыт. Уставшая, невыспавшаяся, я чувствовала лишь, как в меня что-то заталкивают. Насухую, несмотря на прелюдию. Скользят слюнявыми губами по груди. И трясут, словно пытаются выбить душу.
Второй раз не сильно отличался от первого. Хотя к нему я подошла основательнее. Выспалась, купила красивое белье, потратила целый час на парикмахера. Но итог почему-то был тот же.
Странная штука под названием «оргазм» обходила стороной, не замечая красивого белья и стараний партнера.
Вместо того чтобы закричать «О да!», хотелось плакать. А вместо того чтобы остаться на ночь, как и планировала, больше всего на свете хотелось домой. К Глебу. В мою кровать. Туда, где нет экспериментов и насилия.
Из-за двух неудачных попыток на третью я решилась спустя два года. Казалось, в голове ничего не осталось от Шаталова, а тело забыло его ласки. Я была уверена, что обнулилась за долгое одиночество и ничего больше не сможет помешать.
Эту близость я не планировала и не готовилась к ней. Просто позволила себя взять. В красивом отеле. На шелковых простынях. Под шум дождя и хриплое «Ты прекрасна».
Наверное, такой секс можно было описывать в книгах или показывать в романтических фильмах. Мы оба не спешили. Никто ничего не пытался доказать, не давил и не поддавался.
Именно в тот раз я впервые за несколько лет почувствовала себя живой. Не самой счастливой, не самой удовлетворенной, но уже не калекой, способной лишь на слезы в подушку после близости с мужчиной.
На радостях такая связь продолжалась почти три месяца. Чужие квартиры и дорогие отели стали частью моего быта. На дне сумочки наконец поселились презервативы. Однако с первой же болезнью Глеба все закончилось.
Временный любовник не перестал хотеть меня так же сильно. Он не устал ждать, не упрекнул ни единым словом. Что-то перегорело во мне самой. Красивая сказка подернулась дымкой и растаяла. Вместо нее на первое место вернулись семья и работа. А спустя полгода появился глухой на женское «нет» и якобы свободный Кравцов.
С ним все получилось само собой. Он не смотрел на меня как на богиню. Я не видела в нем никакого Ромео. Мы просто трахались. Прямо на рабочем месте. Пару раз в промежутке между приемами. Один раз в конце рабочего дня.
Как ни странно, именно с этим эгоистичным, беспринципным типом было почти идеально. Не ныли старые раны, ничего не напоминало о том, как было раньше.
Мне наконец стало легко.
Отдавалась, не думая ни о чем. Брала все, что хотела. На третий раз смогла поверить, что полностью излечилась от своей давней сумасшедшей зависимости. Даже наш разрыв после новости о жене не смог испортить ощущение свободы.
Но сейчас
Стоит Марку накрыть мои губы своими, мазнуть языком по нёбу
Слетаю с катушек.
Забываю, что ненавижу этого мужчину всем сердцем. Забываю, как ревела под дверью дома, умоляя впустить. Забываю, как умирала без него днями и ночами.
Тело вспыхивает мгновенно. Ему до лампочки, что творится на душе.
Шаталову даже не приходится снимать с меня платье. Он лишь целует! Агрессивно. Бешено. Как умеет только он. Словно прямо сейчас нас не станет, а я это все, что ему нужно. И каждая моя клеточка отзывается.
С требовательными движениями языка, со рваными вдохами я будто отхожу от заморозки.
С непривычки тело колотит. Хочется плакать. Кричать. Захлебываясь, рассказывать о девяти последних годах.
Меня ведет, когда мужские ладони стекают на грудь и до боли сжимают заострившиеся соски.
Загибаюсь от знакомого аромата и вкуса Шаталова на своих губах.
Все мои четыре мужчины теперь кажутся грустным подобием суррогатом, не способным заменить оригинал.
Лгунья Шаталов, кажется, и не думает останавливаться. Следом за грудью сладкой пытке подвергается мой зад. Охуенная.
Марк тянет с дивана вверх. Сразу двумя ладонями сминает ягодицы, шлепает по ним, не щадя, до искр из глаз. И губами ведет по щеке вниз. В то самое секретное местечко за ухом, которое открыл именно он.
Стони. Давай! Языком он широко проходится вдоль вены и начинает вылизывать за мочкой.
Жадно, горячо, так настойчиво, что я не могу сдержать позорного всхлипа и руками цепляюсь за лацканы пиджака.
Это больше, чем можно вынести. Это безумно мало в сравнении с тем, что мне сейчас нужно.
Сдохнуть можно, как ты похожа хрипит Марк еле слышно, раздвигая коленом мои ноги. Давит грудью, заставляя откинуться на стол.
И не успеваю я выкрикнуть «Нет!», умелые мужские пальцы ныряют под платье.
Дальше у меня нет для себя оправданий.
Доктор Елизавета Градская обязана была вырваться, наорать на охреневшего босса и потребовать никогда больше не прикасаться к ней своими наглыми руками.
Градская умела бороться с такими мужчинами. Но слова Марка, что я похожа, срабатывают как заклинание.
Всего на секунду позволяю себе стать прежней Лизой. Довериться. Отпустить. И следом за воспоминаниями смывает волной ощущений.
Жар от горячего тела, вжимающего в деревянный стол. Наслаждение от скольжения умелых пальцев под промокшим бельем. Опьянение от бешеного взгляда серых глаз напротив.
Марк трахает рукой так искусно и правильно, что невозможно говорить и сопротивляться. Дико хочется послать его к черту. Послать вообще хоть куда-нибудь, лишь бы оставил в покое. Но я разлетаюсь от резких толчков. Задыхаюсь от удовольствия, о котором уже забыла.
Течешь, словно тебя несколько лет никто не трахал.
Марк склоняется еще ниже и сквозь платье прикусывает правый сосок. Делает это быстро. Тут же отпускает. И, будто метит, повторяет свой опыт с левым.
Прикусывает. Жадно смотрит на набухшую вершинку. И дышит с каждой секундой все тяжелее и тяжелее. Как одержимый, тоже годами живший без секса.
Гореть тебе в аду вырываю из себя с глухим стоном. Это единственное, что получается произнести вслух.
И вместо ответа, пальцы начинают толкаться быстрее. Растягивая изнутри, убивают лаской. Скользят по чувствительным местечкам с такой точностью, словно я никогда не рожала и ничего во мне не изменилось.
Спустя несколько секунд этой пытки взрываюсь.
Растекаюсь по столу от яркого оргазма. Ору в ладонь Шаталова, которой тот пытается закрыть мой рот. Пульсирую. Быстро, болезненно-остро и невыносимо сладко.
После такого в себя я прихожу непозволительно долго. На губах привкус крови, от потекшей туши щиплет глаза, а стесанные лопатки и копчик умоляют о пощаде.
Проклятие. Есть хочется дико! Кое-как выпрямляюсь и поправляю волосы.
В зеркало сейчас, наверное, лучше не смотреться. Вряд ли макияж «Панда» получится выдать за модный «Смоки айс».
А мы еще и не приступали к основному блюду. Шаталов берет мою руку и кладет на свою ширинку.
Не хочу вас расстраивать, но желудок выше. Несмотря на весь ужас ситуации, из груди рвется смех.
Желудком займемся позже.
Марк вновь пытается распластать меня на столе. Давит ладонью на грудь, вклинивается коленом между ног. Но период помутнения рассудка закончился.
Руки убрали! командую холодно. Только попробуйте начать! Завтра же на вашем столе будет заявление об увольнении.
Сомневаюсь, что Шаталова хоть раз в жизни отшивали так жестко. Не с его эротическими талантами. Однако Марк справляется с собой очень быстро.
Стерва! Он трясет головой, отходя от меня на пионерское расстояние. Уже и забыл, что ты такая стерва.
По вопросам памяти вам к другому доктору.
Я старательно расправляю платье. Рукой, как получается, стираю со щек черные подтеки. И пока Шаталов скрипит зубами, проклиная всех вокруг, вылетаю из приватной комнаты. На бегу заказываю себе такси. И не оглядываюсь.
Глава 12. Похмелье
Мужская логика как двоичный код единица или ноль.
Женская как советская энциклопедия c дополнительными тиражами.
Градская выбегает за дверь. Несется сломя голову к выходу. А все, на что я способен постараться не взвыть от боли.
Это непросто!
На ладони красный след. Бешеная баба чуть не прокусила до крови во время оргазма.
Член ломит так, словно под яйцами развели костер, а мое «достоинство» нанизали на железный шампур и жарят.
В голове вакуум!
Неприятные ощущения! Так же хреново мне было девять лет назад, когда штопаный-перештопанный четыре месяца валялся в клинике. Даже места, где больнее всего, прежние. Конечности, низ живота и черепушка.
Сдохнуть можно от «удовольствия». Но, как ни странно, боль отрезвляет. Перед глазами пелена, в штанах пыточная, однако не хочется ни за кем бежать. Нет желания никого трахать.
Уж точно не Елизавету Ивановну Градскую! Отъявленную стерву, динамщицу и мое личное наваждение.
С последним после сегодняшнего опыта, пожалуй, пора завязывать. Видеть в одной женщине другую и слетать с катушек это шиза.
Наглая докторша, которая то ведется на ласку отчаянно, как нимфоманка, то сбегает в самый неподходящий момент, совсем не чокнутая девчонка из моего прошлого.
Только за одно это сравнение становится противно от самого себя.
На что повелся?
Что такого особенного увидел, если готов был поиметь упрямую бабу прямо в ресторане?
Как мог спутать ту девочку и эту ушлую бабенку?
Вопросов много. Ответов ни одного.
По-хорошему, с Градской не стоило даже встречаться. Проще всего было сдать любопытную врачиху охране клиники. Вместе с видеозаписью и контактами подружки. Предупредить отдел кадров, чтобы не додумались увольнять. И натравить Савойского, чтобы промыл подчиненной мозг до полной дезинфекции.
Идеальный план. Простой настолько, что нельзя было поступить иначе.
Однако болезненная реальность говорит об обратном.
Я сам приперся за Градской в институт. Лично забронировал место в ресторане. И, будто забыв, каким маньяком рядом с ней становлюсь, всерьез поверил, что сможем поговорить. Как люди! Ртами!
Проклятие! шиплю сквозь зубы, мечтая о пакете со льдом.
Если это новая тактика охоты на мужиков, то, кажется, я готов досрочно сойти с дистанции. По медицинским показаниям!
Идиот! вслух награждаю себя почетным званием.
Очень даже заслуженно! Не восемнадцать, чтобы бегать за юбками, разгадывая дурацкие загадки. И не двадцать пять, когда, попавшись на стандартный женский крючок с беременностью, сходил в ЗАГС.
Поздновато! Даже ради женщины, как две капли воды похожей на другую.
При мысли о той, другой боль постепенно стихает. Многое становится по фигу. И странный побег Градской. И то, как она насаживалась на руку. И то, как ее трясло от удовольствия.
На пальцах по-прежнему сладковатый запах прыткой докторши. От него все еще немного ведет, но оставаться в ресторане и дальше нет никакого смысла.
Хочет Градская играть в какие-то игры пусть играет с другими. Хоть с Кравцовым, хоть с кем-то третьим.
Я пас!
* * *
После ресторана, вопреки привычке заваливать себя делами, еду домой. В дом, который купил, когда выкатился на коляске из больницы. Туда, где никто и никогда не взрывал мой мозг.
Настя встречает без допроса и осмотра. Красивая, холеная. В глазах никакой усталости. Вместо застегнутого на все пуговицы платья легкий шелковый халат.
Идеальная женщина. Без закидонов и склонности к побегам из ресторанов в мокрых трусах.
Привет. Сухие губы мажут по щеке приветственным поцелуем. Следом летит стандартное: Голодный?
Правильный ответ «Нет». Тогда Насте не нужно будет ломать голову, какая кухня мира у нас сегодня в меню, и звонить в доставку.
В глазах жены крупным шрифтом читается: «Скажи нет». Но сегодня лень куда-то ехать и ждать, когда очередной официант принесет поднос.
Я закажу сам.
Какого-то черта вспоминаю жареную картошку и бургер из придорожной забегаловки в женских руках. Как наваждение.
Мне несложно. Взгляд жены останавливается на моей подпухшей ладони.
Я вижу, как внимательно она смотрит на отпечатки зубов. Словно пересчитывает каждый. Однако вместо гнева или обиды на красивом лице читается лишь равнодушие и холод. Будто это не впервые, а было уже миллион раз.
Тогда что закажешь. Без разницы, отвечаю, сбрасывая пиджак.
По ритуалу дальше поцелуй. Благодарный. Но сегодня я не могу. На пару мгновений обнимаю Настю за плечи, вдыхаю тонкий цветочный аромат. И отпускаю.
За грудиной ничего не щелкает. Как обычно. Как уже два года.
Всегда устраивало. А сегодня эта пустота цепляет. Ноет острой царапиной внутри. Дергает.
Будто какой-то дефект Еще один косяк врачей, штопавших мое нутро в четыре руки двенадцать часов без перерывов.
Послезавтра у меня первый прием в клинике. Настя что-то торопливо набирает в телефоне, скорее всего заказывает еду, и тут же возвращается ко мне.
Так быстро?
Удивляться нечему, я знал, что в этот раз будет быстро. И все равно как лопатой по темечку.
Здесь иначе. Жена пожимает плечами. Если не случится никаких сюрпризов, то через две недели будет первая подсадка.
Не спрашивая, Настя помогает мне снять рубашку и ведет теплой ладонью по обнаженной груди.
Я так благодарна тебе, что ты согласился. Голос жены становится тихим. С бархатной хрипотцой.
Она готова благодарить, не замечая укусов другой женщины и аромата, которым я, кажется, пропитался насквозь.
Это было твоим условием по контракту. Останавливаю ее руку.
Близости между нами не было уже неделю. Ни с кем не было. И почему-то не хочется начинать.
Мог отказаться. Настя отступает.
Снова без спора, без борьбы, без тени эмоций. Словно отношения со мной такие же стерильные, как и я сам.
Ты знаешь, я выполняю все свои обещания. За два года ни разу не лгал жене, но сейчас впервые отвожу взгляд.
Сам не понимаю, что со мной происходит. Душит спокойствие, с которым мы говорим. Противно от самого себя. И одновременно хочется вернуться в ресторан к бешеной Градской.
Слушать, как она шипит на меня. Ловить кайф от ее ярости. И не думать, что, возможно, ошибся два года назад. И с контрактом, в котором, бесплодный и бездетный, заранее согласился с правом жены иметь детей. И с этим браком. И с тем, что несколько лет назад запретил себе искать другую
Глава 13. Семья
Самый сильный якорь на земле семья.
Уже и не помню, когда мне было так плохо. По ощущениям, словно не оргазм испытала самый яркий за последние годы, а попала под каток асфальтоукладчика.
Пока еду в такси, внутри все дрожит. Глаза горят огнем, как от аллергии. А стоит переступить порог квартиры и убедиться, что дома никого, меня прорывает.
Смеюсь.
Реву.
Трясусь.
Скулю сквозь слезы: «Скотина!»
И, кое-как сбросив одежду, плетусь в ванную комнату.
Под струями не отпускает. Они бьют по плечам и шее, стекают по телу крупными дорожками. Словно гладят. Оживляют в памяти то, что нужно забыть.
Разум требует подумать о сыне или о работе. Переключиться на безопасное и не такое болезненное. Но другая моя часть, женская мазохистская, упорно цепляется за обрывки свежих воспоминаний.