Не теряя сознания, он целую минуту приходил в себя.
Куратор выждал и жестко хриплым голосом объявил:
О вашем проступке будет доложено Координатору с предложениями о наказании. А сейчас до вынесения решения я отстраняю вас от работы.
Он с испугом смотрел на куратора, ругал себя за идиотскую выходку и машинально про себя рифмовал, то ли чтобы взять себя в руки, то ли чтобы не расстроиться еще больше:
Куратор, видимо, прочел его мысли и немного смягчился, лицо его чуть-чуть разгладилось, и он проскрипел:
По крайней мере, этот случай будет описан в вашем досье.
Уже поздно вечером, лежа в постели, он долго не мог заснуть. Он рассуждал:
Даже имея такие способности ему отсюда не выбраться. Местная система не позволит мне освободиться. Уже то, что я знаю говорит о том, что контроль и охрана здесь на высоте. Слежка везде. Меня, похоже, наблюдают днем и ночью. Надо выработать какую-то линию поведения, дающую хотя бы некоторую надежду, хотя бы в отдаленной перспективе выбраться отсюда. Надо притвориться. Не сильно привлекать к себе внимание, но и не слишком выслуживаться, чтобы не стать подозрительным. А эти все кураторы и координаторы, следящие за мной, читающие мысли, как быть с ними? От них не спрячешься.
Он еще долго размышлял на эту тему и почти засыпая шепотом прочитал себе, а может и пропел известную детскую песенку, которую решил напевать про себя, когда кто-нибудь из этих попытается залезть ему в мозги:
На следующее утро он был вызван к Координатору. Предводитель-координатор сидел и листал какую-то папку с бумагами. Не поднимая головы, он предложил ему сесть на стул по середине комнаты и, выдержав довольно долгую паузу, дружелюбно обратился к нему:
Что же это вы, батенька, так чудите. Это, голубчик, знаете, тянет на безоговорочное искоренение. Мне вас, батенька, искренне жаль. Работаете вы неплохо. Немножко лишне инициативны, а впрочем, неплохо, неплохо, что же мы с вами будем делать? он снова углубился в чтение бумаг. Вот и это еще, он ткнул пальцем в папку. Зачем вам, батенька, сдался этот периметр? Ну что вы там искали? Глупость безмерная. Он еще несколько минут перелистывал бумаги. Вздыхал, кхекал, периодически поднимал голову и внимательно разглядывал его.
Ну-с, батенька, что прикажите делать? Что молчите? Слышу, слышу какую-то детскую песенку. И это все что вы можете сказать?
Он понимал, что надо как-то ответить. Но как? Чтобы это выглядело убедительно, солидно и, главное, искренне. Все варианты выглядели либо наивно, либо очень глупо. И он решился ответить:
Я, конечно, хотел бы освободиться от этого всего. Но если это невозможно, а это действительно невозможно, то я обещаю работать в центре нормально без эксцессов.
Координатор сосредоточился и равнодушно заявил:
Вам продлевается испытательный срок еще на два месяца и объявляется выговор. Прошу приступить к работе, и уже не так официально добавил: используйте только разрешенные методики и тесты, никакой отсебятины. Здесь мы готовим не ученых, которые много думают и мало говорят, и не администраторов и прочих гражданских, которые много говорят и мало делают. Мы готовим воинов. Для нас важно: подчинение командиру, устойчивость к стрессам, преданность руководству.
Уже через несколько минут он снова сидел на своем рабочем месте и задавал простые вопросы:
Вас обидел начальник. Ваши действия? Не показали вида, что обиделись; громко возмутились; стали ждать его следующих действий. Прошу выбрать один из вариантов ответа.
Сидящий напротив него очередной претендент, задрав глаза вверх, после небольшой паузы, попросил повторить вопрос.
***
Он затаился. Работал и работал, без эмоций, монотонно обрабатывал претендентов. Заполнял анкеты. Отчитывался вечером перед старикашкой-куратором. Только там, где-то в подсознании, крутилась одна любопытная мысль как за всеми этими претендентами, кураторами и такими как он спецами следят?
Браслетов ни у кого нет, а двери открываются только те, которые соответствуют допуску. «Чужие» двери при приближении мигают красным, запрещающим цветом. Расспрашивать об этом кого-нибудь было нельзя. Он экспериментировал подходил к дверям сбоку, справа, слева, даже пробовал приближаться к ним спиной. Результат был один и тот же двери срабатывали на любое его приближение и не срабатывали, если были «чужими». Самое простое объяснение: датчики знали каждого индивидуально с любой стороны. Об этом он думал постоянно, но разгадки пока не нашел.
Прошло еще некоторое время, и он стал тосковать, вспоминая свою прежнюю жизнь. И она ему нравилась все больше и больше. Даже скитания без дома были для него более радостными, чем прозябание в этом центре. А опасности нелегального существования уже казались не такими страшными.
Вспомнилась народная поговорка, которая пользовалась популярностью среди гражданских:
А весна брала свое. Становились все теплее и теплее. На лесных опушках, видневшихся за периметром, появились проталины. В низинах снег набух, стал темным.
Кое-где образовались большие лужи, и из них под горку потекли ручьи.
***
Детское оружие
Впрочем, весной по сравнению с зимними забавами делать особенно было нечего, особенно ранней весной. Лыжи, санки, коньки все было сложено в чулан до ноября-декабря. Велосипед еще не приведен в рабочее состояние из-за отсутствия сухих дорожек. Приходилось слоняться по еще редким проталинам посреди подсевших сугробов. После длинной зимы, после долгого хождения по снегу, утоптанному, вязкому, по снежной жиже, пройтись по твердой, только что оттаявшей земле было приятно и ново, и от этого становилось радостно конец зиме.
Пацаны в этот период занимались техническим творчеством, а по сути, с точки зрения взрослых, хулиганили. Изготовлялись рогатки разных типов. У каждого их было не менее двух. Одна для метания мелких камушков, вторая для стрельбы проволочными пульками. От этой «забавы» страдали уличные лампочки, оконные стекла, стеклянные банки и бутылки и, конечно, вездесущие воробьи. Вторым «техническим художеством», весьма распространенным, являлось производство «пацанского», то есть примитивного оружия, где основным являлся гладкоствольный пистолет.
Он вспомнил, как одно из неудачных испытаний такого пистолета чуть не закончилось серьезными увечьями при выстреле разорвало ствол пистолета. Повезло осколки ствола и пуля никого не задели. Страх и последующая радость, что все обошлось, запомнились надолго.
Ранняя весна быстро проходила, и наступало новое время время летних игр на свежем воздухе. А тут и учеба подходила к концу. Дел было по горло и в школе, и дома, и во дворе. Близились длинные, предлинные летние каникулы.
***
Очередной претендент не выглядел физически сильным тонкая шея, худоба говорили о том, что его скорее можно отнести к интеллигенту, чем к накаченному спортсмену. Светлые волосы и мягкие черты лица производили приятное впечатление умного, думающего молодого человека. Он очень спокойно и уверенно отвечал на все вопросы тестов, как будто уже не первый раз здесь тестировался. Только иногда в редких паузах от интеллигента еле-еле слышалась какая-то песенка, которую он смог различить только после третьего исполнения. Это была очередная киношная белиберда:
Ему показалось это подозрительным спокойно отвечать на вопросы и в то же время блокировать свои мысли этой дурацкой песенкой. Машинально заполняя анкету, он размышлял:
Зачем претенденту такая маскировка? А может, это и не маскировка? Что вписать в анкету? Сделать вид, что он не заметил эту странность, могут обвинить в невнимательности. Записать эту странность в анкету испортить жизнь этому парню. А вообще-то это все может оказаться проверкой для него самого. А этот претендент подставка. В конце концов, он вписал в анкету «рекомендуется дополнительное собеседование». Вечером, в конце рабочего дня он доложил о своих подозрениях куратору. Старикашка внимательно выслушал его и пробурчал:
Завтра мы дадим вам ответ.
Засыпая, он вспоминал, как попал в центр.
***
Вот вы попробовали делать массовое добро. И что из этого получилось? Ничего хорошего попали, так сказать, «добровольно-принудительно» в центр. Ветеран, попивая тоник, продолжил: Зачем вы, кажется, не глупый человек, решили перевоспитать целую толпу дымистов? Посчитали себя сверхчеловеком? Это уже было. Были и сверхчеловеки, и боги, кого только не было. Были и чудеса, и заповеди, проповеди, и что в результате?
Он слушал Ветерана и понимал, что это не Ветеран говорит, это говорит он сам себе, а старик только утвердительно кивает головой.
Вот вы же видите, ничего не изменилось. Человек не меняется, инстинкты остаются. Что правит миром? страх, один только страх. Нам говорят: «миром правит любовь» ничего подобного. Любовь это лишь одна из разновидностей болезни, а страх это сила, довлеющая над всеми, и только очень редкие люди живут без страха. Да и то, я думаю, что они больные люди.
Ветеран то приближался, то удалялся от него. Иногда ему казалось, что это вовсе и не Ветеран, а кто-то другой. Он понимал, что это сон, только сон. Он устал, хотел проснуться, но старик не уходил:
Вот вы тоже под страхом ходите. Признайтесь боитесь? Ведь боитесь? Ветеран напирал и все более и более волновался.
Боитесь, утвердительно произнес он. Боитесь мягких задержаний, а всего более искоренения. Сотрут половину мозгов. Что останется? Только детские воспоминания.
Вот смотрите, старик махнул рукой, видите, видите, там ваш дом.
Он увидел себя стоящим на вершине холма, мягкими изгибами спускавшегося вниз к озеру. На берегу, внизу, виднелась небольшая деревенька, даже скорее хутор с несколькими ветхими хатками, покрытыми серо-желтой соломой. Закатное летнее солнце уже зацепилось за кромку дальнего леса. В траве веером полулежали Предводитель, куратор, Фари и Сандра, и все внимательно следили за Ветераном. А Ветеран не унимался:
Вам надо туда, домой. Там не будет страха, там вас ждут, ждут уже давно. Им, он указал на полулежащих на траве, туда не надо. Это не их дом. Они всего лишь шум, шум дождя. Дождь кончится и они как шум исчезнут, а вы останетесь.
А вдали уже ровно шумела стена дождя.
***
Он открыл глаза. До подъема оставалось, наверное, несколько минут. Уже щелкнуло реле, и спокойный ровный свет понемногу стал заливать весь номер. Наступал новый день в центре. Пора вставать. От ночного длинного сна немного болела голова.
Особой ясности в мыслях не было. Пока он приводил себя в рабочее состояние, рифмы мелькали сами собой:
Утром на рабочем месте куратор разрешил ему повторное собеседование с вчерашним претендентом. Более того, ему разрешили использовать неформальные приемы, то есть манипулировать сознанием испытуемого.
Претендент сидел напротив и спокойно ждал его вопросов. А он пристально, почти не мигая, смотрел ему в глаза и пытался докопаться до его скрытых тайных мыслей. Дурацкая песенка «Мы веселые девчушки» мешала ему основательно. Пришлось полностью ее стереть вместе с идиотским кинофильмом. Молодой человек очнулся от спокойного ожидания в некотором недоумении. Что-то внутри его насторожило. По его лицу было видно, что он удивленно прислушивался к себе.
А он методично продолжал чистить мозги претендента. За «девчушками» он обнаружил идею во что бы то ни стало попасть в центр, получить доступ к оружию и мстить, мстить, мстить. Он понимал, что пора перейти к мысленной беседе с претендентом. А претендент уже догадался, что защита его разрушена. Спокойствие его покинуло. В его светлых глазах появились злые искорки.
Он мысленно спросил претендента:
Кому и за что вы хотите мстить?
Им. За гибель любимого человека, зло, еле слышно, одними губами ответил претендент.
Со стороны это могло показаться странным, что два человека смотрят в глаза друг другу, и молча жестикулируют, и покачивают головами.
Вы полагаете, что можете осуществить свой замысел в условиях тотального контроля и слежки? мысленно спросил он и продолжил: Даже если вы пройдете отбор и попадете в зону боевых действий, вернуться сюда будет очень сложно. Вы это понимаете?
Да, я знаю, что сделать это сложно, но у меня есть план, одними глазами, уже успокоившись, ответил претендент.
Почему я должен вам верить? Я могу допустить, что вы провокатор и проверяете меня? спросил он претендента и указательным пальцем сделал несколько круговых движений, намекая на то, что за ними могут следить и подслушивать.
Потому что я еще на первой беседе понял, что вы их боитесь и не хотите с ними сотрудничать. Вы просто вынуждены это делать до поры до времени, ответил претендент.
Вы хотите сказать, что мы вторглись в тайные мысли друг друга и рискуем в равной степени? спросил он претендента.
Да, я думаю, что мы рискуем обоюдно. Но я могу ваши риски снизить в обмен на вашу лояльность по отношению ко мне, ответил претендент.
Интересно, что же вы можете мне предложить? спросил он. Какие гарантии вы можете мне дать?
Я могу вам сообщить, где у вас, как и у меня, находится датчик контроля, претендент как бы случайно коснулся правой рукой левого предплечья.
Избавиться от него без посторонней помощи почти невозможно, подумал он, делая знак претенденту о том, что он понял его.
Да, подтвердил претендент. Но я думаю, на войне, где люди узнаются быстро, мне удастся найти помощника, чтобы выковырять этот микрочип.
Они расставались почти друзьями, мысленно обнявшись друг с другом. Он извинился перед молодым человеком за то, что стер его защитную песенку, а претендент, улыбнувшись, пропел ему другую:
Он тоже улыбнулся и подумал:
Пока будет потребность в кинодребедени, до тех пор у него и у меня будут образцы для защиты своих мыслей.
В анкете претендента он записал: «Обладает высоким интеллектом. Рекомендуется дообучение на командные должности».
Вечером в своем номере он озадачился следующей мыслью: если этот парень раньше его избавится от чиповой опеки, да еще с оружием, то ему здесь придется туго, и остается надеяться, что в зоне боев он может оказаться раньше претендента.
Испытательный срок подходил к концу, и он знал, что ему предстоит еще стажировка на войне.
***
Она сидела напротив и буквально сверлила его глазами. Куратор хотя и предупредил его утром, что у него будет необычный претендент, в виде исключения это будет девушка, он немного опешил от неожиданности. Девушек он давно уже не видел, тем более, что ее поведение удивило не меньше, чем ее появление. Она сразу представилась:
Меня зовут Агафья, а как зовут вас?
Здесь не принято называть друг друга по имени, ответил он, и вопросы задавать это моя обязанность. Ваша обязанность отвечать на мои вопросы.
Как хотите, фыркнула она и стала вертеть головой, осматривая его скромный кабинет.
У вас тут как в тюрьме, туда не ходи, сюда не ходи. Как вы тут живете? протараторила она недовольно.
Вы находитесь в центре подготовки, заметил он, стараясь быть равнодушно-вежливым. Здесь установлены определенные правила. Вас должны были с ними ознакомить.
Несмотря на ее трескотню, он стал задавать вопросы в соответствии с тестами, а она то не отвечала на них, то отвечала невпопад. В основном, когда надо было выбрать вариант ответа, капризничала:
У вас тут очень мало вариантов, почти нечего выбирать. Я так не могу, мне нужно время для обдумывания. И, в конце концов, она предлагала вариант ответа, абсолютно не относящийся к вопросу.
Вы пишите, пишите, а там где у вас был второй вопрос, зачеркните ответ, я передумала. Надо записать И она предлагала новый вариант. Уже через полчаса такой работы он утомился сверх меры. Он старался быть спокойным и в моменты ее особенных выходок брал паузы и внимательно разглядывал ее, пытаясь понять кто она? Почему она так себя ведет? Имечко ей дали Агафья, что означает хорошая, добрая. Видимо, родители не угадали какая она вырастет. Хотя внешне она выглядела великолепно, просто красива и так жива по сравнению с некоторыми официальными красавицами под макияжем, что смотреть на нее, не прислушиваясь к ее словам, было приятно.