не все же трудиться, Гордей Назарович. Мужчина вы видный, благородный. А все бобылем. Жениться вам надобно. Хорошая хозяйка и обогреет, и оденет, и накормит
На весь дом раздался сиплый мужской кашель. То ли пристав еще не выздоровел, то ли переволновался, то ли костью подавился. Кто его знает?
Дык на жизнь не жалуюсь, Инесса Ивановна. Служба не в тягость. Обедаю в трактире. Прачка за бельем ходит. Иных забот нет.
Услышав его оправдания, я не стала сдерживать улыбку. Не ведает бедный, что сопротивлением только подзадоривает старушку. Теперь костьми ляжет, но постарается его женить. Найдет молодую барышню на выданье, среди знакомых девиц. Устроит смотрины
Внезапно перед глазами предстала странная картина. Ермаков в жюри конкурса красоты, выставляет оценки вышагивающим по подиуму полуголым красавицам. Сердце стянула неясная тревога. Настроение резко испортилось. Чего я вообще тут подслушиваю стою?
Ускорила шаг. Закрылась в спальне. Бросила мешок на кровать. Встала перед зеркалом. Потянулась к пуговицам на домашнем платье и Едва не закричала, увидев в отражении материализовавшегося за спиной призрака.
Вот черт, нашел же время!
Грозный свист пристава разбудил извозчика, мирно дремавшего на козлах пролетки. Заняв место рядом со мной, Гордей накрыл нас накидкой из медвежьей шкуры, насквозь пропахшей терпким потом. Холеная лошадка потащилась по мерзлому январскому снегу. Колеса, жалобно скрипя осями, заскакали по ледяным ухабам. И сколько «лихач» [1] не орудовал кнутом, скорости это не прибавляло.
Гордей заметно нервничал. То шапку на мне поправит, то верхнюю пуговицу старенького тулупа застегнет. Видимо, переживал, как бы маскарад наш раньше времени не раскрылся. Хотя, непонятно с чего?
Да, мужские штаны в бедрах оказались тесноваты. Обрисовывали изгибы. Но их отлично скрывали длинная шерстяная рубаха и серый тулуп до колен. Сапоги сели, как влитые. Подумаешь, на два размера больше. Зато не тесно и довольно тепло. Под шапкой ни волосинки не видать. А тетушкин пуховый платок надежно укутывал шею и верхнюю часть лица.
Призрак убитого парня, которого я с трудом прогнала из спальни, увидев меня, так высоко приподнял брови, что они затерялись в его призрачных волосах. Об Инессе Ивановне и говорить нечего. Судорожно сглотнув, тетушка схватилась за сердце. Глаша побежала за пустырниковым настоем. Дабы не усугублять и без того безнадежную ситуацию, я вытащила Гордея из-за стола и бросилась бежать.
Предвкушение во мне боролось с нетерпением, заставляя крутиться на месте, разглядывая незнакомые темные улицы. А моего недовольного соседа, шумно вздыхать.
Господин пристав, громким шепотом, чтобы быть услышанной, но не извозчиком, обратилась я. Позвольте полюбопытствовать, где вы взяли эту одежду? Вам она, определенно мала.
Яшка подсобил. Да вы не переживайте, Софья Алексеевна, чистое все. Прачка постаралась.
Я и не переживаю, заверила его. Все в целости верну обратно.
Ветер, подхватив моей звонкий голос, донес его до извозчика. Мужчина, обернулся. Нахмурился. Завертел головой. Но быстро успокоился, решив, что показалось.
Как прибудем, извольте придерживаться правил, сквозь зубы процедил Гордей. От меня ни на шаг. И не подавать голос. Он у вас уж больно женский. Мигом вскроют.
Повернувшись ко мне всем корпусом, он взял меня за подбородок, приподнял его вверх и повертел в стороны. Затем достал из внутреннего кармана пальто жестяную коробочку с ваксой. Открыл, зачерпнул немного мизинцем. И поставил пару отметин мне на щеку и под нос.
Тпру, залетные! гаркнул «лихач» и остановился посреди пустой улицы. Повернулся к нам, схватился за шапку, потупил взгляд. Не серчай, барин, но дальше я ни ногой. Балагунихский рынок дело такое свистнуть не успеешь, как без коней оставят.
Ладно уж, тут не далече, дойдем, не стал с ним спорить Гордей и кинул двугривенный.
Действительно, стоило нам свернуть за первый же угол, как жизнь забила ключом. Темнота ночи, окутывающая прилегающую к рынку мрачную улицу, сменилась ярким светом газовых фонарей и масляных ламп. Народу на Балагунихе не протолкнуться. Приходилось бороться за каждый шаг. А шум стоял такой, что и себя не расслышать.
Со всех сторон пьяный мужской рык, звонкий женский смех, кричалки торгашей. Рот не разинуть. Опасно. Того и гляди снесут с ног и не заметят.
Подходите, подходите, на товары поглядите!
Яблочки моченые, сочные, золоченые!
Ложки, колокольчики, вилки, молоточки!
Не товары, сущий клад, разбирайте нарасхват!
Жуткое место. Чарующее. Заставляющее позабыть кто ты и для чего сюда явился. Ноги сами несут к прилавкам с яркими побрякушками, которые хочется трогать и разглядывать часами. И если бы не крепко придерживающий меня за ворот тулупа Ермаков, растворилась бы в толпе и, как пить дать, пропала.
От городской, предновогодней ярмарки, на которой мне довелось побывать, этот рынок отличался атмосферой тревожности и специфическим контингентом.
И торговали, и покупали в основном мужчины, отталкивающей наружности. Заросшие, бородатые, в грязных одеждах. Окружавшие их женщины вели себя развязно. Явно не обременены моралью. В приличном как мы с Гордеем тоже попадались, но были окружены кем-то вроде телохранителей. И интересовали их лавки с товаром побогаче.
Чем глубже мы заходили в толпу, тем громче становились вопли, крики и споры. Драки тоже случались. Пока в отдалении. Будь я чуть менее любопытна и настойчива качества, которые мой покойный дед Прохор Васильевич именовал не иначе как «вожжа под хвост попала» давно бы бросилась обратно.
Где-то под ногами раздался писклявый детский голос:
Спешите видеть! В Китеж с представлением прибыл цирк уродцев. Бородатая женщина, человек-лобстер, силачи, сиамские близнецы, человек-слон, гадалка, трехгрудая девица! Всего за четвертак
Перед нами выпрыгнул мальчишка лет шести, держащий в руках стопку напечатанных листовок. Всучил парочку стоящим рядом мужикам и поспешил исчезнуть. Но пристав оказался проворнее. Схватил его за ворот худенького пальтеца. Шикнул, да поволок искать более-менее свободное от людей местечко.
Такое нашлось на удивление быстро. Позади хилого сарая. Всю дорогу до которого мальчишка пытался вырваться, звал на помощь, кричал
И хоть бы кто-нибудь голову повернул, поинтересовался чем дело. Прав был Поль Маратович описывая этот вертеп. Ой, прав.
Пусти, дяденька, скривил чумазую мордашку пацаненок. Деньжат у меня нет.
Не надобны мне твои деньжата, отрезав все пути к отступлению, отпустил его Гордей. Ответишь на вопрос и ступай.
Какой такой вопрос, дяденька? Не знаю я ничего.
Где Игла?
В отличие от меня, мальцу странное имя было знакомым. Ныть перестал. Глаза хитро сузил. Листовки за пояс заткнул.
А тебе он по какой надобности?
Не твое то дело, без всякой злости, ответил ему пристав. Говори, давай.
А коли ты из фараонова племени? Скажу, опосля Игла мне шилом в бок? Один риск, без интересу. Какая мне с того корысть?
Мальчишка, без сомнений, смышленый. Понял, что бить не будут. А значит можно и права покачать. Но с приставом не забалуешь.
Интересом, начал медленно закипать Гордей и схватил мелкого за ухо. Считай то, что непоротым уйдешь.
Ай, дяденька, все скажу! Токмо пусти!
Веди к Игле.
Да куды ж вести? Нет его туточки, снова заныл паренек. Сын у него народился. Почитай неделю уж в «Малиновке» гуляет.
Эт в кабаке на Стольской? паренек кивнул. Гордей повернулся ко мне. Отсель недалече.
Дяденька, пусти. Я же все сказал
Вытащив припрятанный «на всякий» целковый, я сунула его в маленькую ладошку. Резко сомкнувшись, она исчезла в кармане пальто. Малец, не став испытывать судьбу, юркнул приставу под руку и дал стрекача. Только снег из-под ног разлетался.
На промерзлой земле осталась лежать одинокая листовка. Подняв ее, я вчиталась в текст, прошлась взглядом по нарисованному шатру. Затем сложила лист и засунула за пазуху.
Что это за кабак такой, Гордей Назарович? шепотом поинтересовалась я, когда Ермаков протиснувшись сквозь толпу, вывел нас к дороге.
Выгребная яма, поморщившись, выплюнул он. Обиталище воров, где спускают награбленное. Запомните главное, Софья Алексеевна, в «Малиновке» не принято глазеть по сторонам. Так что иль в пол, иль на меня.
Я кивнула.
А кто такой этот Игла?
Старшина Китежских воров. Ежели кто и знает, что за труп на Пряникова нашли это он.
Но мальчишка сказал, что он уже неделю в кабаке сидит. Пьян поди. Как с ним разговор вести?
Гордей расплылся в лукавой улыбке.
Имеется у Иглы особенность Шибко уникальная, дабы о ней не стало известно в полиции. Хоть ведро водки в пасть ему влей не пьянеет он.
За нами следили.
Я чуяла это отчетливо, каждой клеточкой своего тела. Затылок странно покалывало. Под кожу словно забрался рой муравьев. Оглядывалась. Прислушивалась к посторонним шагам. Никого. Продуваемая всеми ветрами узкая улочка была пустынна. Лишь над головой пронзительно каркало вороньё.
Ермаков, ни о чем не спрашивал. Шел рядом, продолжая удерживать мое предплечье. Наконец послышались звуки скрипки и гитар. Цыганские напевы. Впереди показалось двухэтажное деревянное строение, с висевшей на двери табличкой, с надписью «Малиновка». Покатая крыша занесена снегом. Из окон лил слепящий свет.
Не дойдя до крыльца, я остановилась.
Случилось чего, Софья Алексеевна? приподняв правую бровь, поинтересовался пристав. Иль испужалися?
Гордей Назарович, понизила я голос до едва слышного шепота. Я точно знаю, за нами следят. От самого рынка. А может и раньше.
Думала он удивится. В крайнем случае, недоверчиво покачает головой. И он покачал. Только с ехидной усмешкой.
Экая вы бдительная. И ничего ж от вас не скроешь. Вмиг обличите.
Значит, я права?
Кивнул.
Да вы не тревожьтесь. Стрыков это, с городовыми. Шпионы из них, как из говна пуля. Скрытничать не обучены. Топают, будто не вяжущий лыка тать. Но ежели нужда в них будет, подсобят. Филеров надобно было звать. Да все, зараза такая, при деле.
Все же послушались Поля Маратовича
Полагаете, я осмелился бы рискнуть вашей жизнью за-ради ваших пустых угроз? Ха! Не найди провожатых, запер бы в арестантской, а утром свез бы к вашей любезнейшей тетушке.
И ведь не шутит. Вон как желваки на лице заиграли. Быстро поднялся по ступеням, схватился за ручку двери. Обернулся, ожидая меня.
Царящая внутри атмосфера заставила бы вздрогнуть даже работников сумасшедшего дома. И дело не только в пестрой, шумной толпе и спящем в углу на цепи медведе. Сбивающий с ног стойкий запах кислятины и перегара. Стон вынимающей душу скрипки. Смех и крики. Цветастые юбки пляшущих черноволосых, обвешенных бижутерией девиц. Все это кружило голову, заставляя позабыть зачем мы здесь.
Что там говорил Гордей «не принято глазеть по сторонам»? Господи помилуй, но как тут не глазеть? Легче приказать себе не дышать.
Благо никому до нас не было никакого дела. Кроме местного персонала.
Милости просим, господа хорошие, раскланялся, подскочивший к нам половой [2], Ожидает вас кто? Али отужинать желаете?
К столу веди, кивнул ему Ермаков и потянул меня за руку. Небольшой стол, в самом углу, отыскался враз.
Чего изволите, ваше благородие?
Глядите-ка, а пристава-то узнали. Он, конечно, не распространялся. Но, видимо, не редкий гость.
Выпить, да закусить. И поскорее.
Наливка из морошки у нас высшего качества, не переставал заискивающе улыбаться молодой, кучерявый паренек, с едва пробивающимися усиками. Капустка квашенная. Пирог с перепелами, с пылу с жару.
Неси, все неси, кивнул Гордей. Но прежде, чем половой успел скрыться, схватил его за белую рубаху и притянул к себе. Игле шепни, что разговор имеется.
Глазки маленькие испуганно забегали. Нижняя губа задрожала. Парнишка судорожно сглотнул и резко побледнел.
Оне с барышней в верхних нумерах. Шибко серчать будут, коли побеспокоить
Пристав сурово нахмурился.
Передай, дело есть к нему, срочной важности, голос стал тверже, со стальными нотками. Ежели не спустится, пущай пеняет на себя.
Шумно выдохнув, парень закивал. Дождался, когда выпустят из хватки и исчез. Не прошло и нескольких минут, как к нашему столу подскочил еще один. Положил в центре поднос с графином. Закуску и пирог, чей дразнящий аромат перебил витающую в воздухе удушающую вонь.
Гордей развалился на стуле, закинув ногу в сапоге на колено второй. Отломил себе приличный кусок. Положил его в рот.
Даже завидно.
Мне бы тоже расслабиться. Послушать песни. Капуста, опять же, на вид, вроде ничего. Но от волнения все внутренности сжимались так, что и маленький кусочек в горло не пролезет.
Скорая встреча со старшиной городских воров одновременно нервировала и вызывала нетерпеливое предвкушение. Я даже мысленно не могла представить человека, управляющего такой разношерстной толпой. Заставляющего себя бояться. Возможно, уважать Что за зверь этот Игла?
Какие люди в нашем убогом месте, вдруг раздался за спиной вкрадчивый мужской голос. Господин Ермаков. Чему обязан столь приятным визитом?