Толпа на стоянке небольшая официантки, бармены да пара поваров. Хейзел ушла домой рано, сославшись на сильную головную боль. «Маленький говнюк» не подозревает, что произойдет, и Лейла смакует шок, отразившийся на его лице, когда Глен и еще один бармен хватают его за руки, а остальные, смеясь, обступают их полукругом.
Что происходит? В тоне парня уже не слышно прежней заносчивости, он в явном замешательстве, и Лейла довольно хихикает.
Долой! Долой! скандирует она; остальные подхватывают.
Парень наконец смекает, в чем дело, и пытается удрать. Но путь к отступлению преграждают повара. «Говнюк» в меньшинстве, но продолжает лягаться и вырываться.
Штаны долой!
Кто-то умудряется стащить его брюки до лодыжек. На этом надо бы остановиться. Безобидного предупреждения хватило бы с лихвой. Но адреналин и возбуждение, похоже, затмевают всем разум. Возможно, дело в поведении самого парня. Он выкрикивает непристойные ругательства, извивается, привнося в постановочную кару гораздо больше драматизма, чем Лейла себе представляла. Парня держат за руки два человека, так что ему не сбежать. Да и кто его отпустит? Лейла им такой команды не давала. На трусах парня забавный утенок Дональд Дак. Лейла думает о Хейзел, о ее стыдливых слезах и полной безучастности к предстоящему акту возмездия. А потом девушка перехватывает взгляд Ирен и качает головой, замечая беспокойство на ее лице:
Мы просто немного повеселимся. Не воспринимай все так серьезно, Ирен.
Да, но
Лейла отмахивается от нее. Приложив ко рту руки домиком, она призывает:
И трусы тоже долой!
На самом деле Лейла не ожидает, что ее приказ будет выполнен. Но она сейчас верховодит, дергает марионеток за ниточки. И никто не задает вопросов. Все слушают только ее указания. Один из официантов бросается вперед и резко стаскивает с парня трусы. А потом они отпускают его и расступаются.
Возможно, сказывается темнота. Или всеобщее возбуждение. Но только когда смех затихает, все понимают, что парень плачет. Скрючившись, с искаженным лицом, содрогаясь всем телом, он с трудом натягивает трусы непослушными руками.
И тогда наступает тишина. Все разом смолкают, осознавая: все зашло слишком далеко.
Черт, бормочет кто-то, пока проученный «говнюк» шмыгает носом. Лица парня не видно за завесой спутанных волос. Эй, ты в порядке?
Это была всего лишь шутка. Скрестив на груди руки, Лейла выступает вперед. Разве тебе не смешно?
Парень оборачивается, вскидывает на нее глаза.
Ты конченая сука! выкрикивает он, и девушка пятится под напором ненависти, исказившей его лицо.
Глава тринадцатая
Кэл
Коттедж еще крепкий, но некогда побеленные стены под воздействием осадков приобрели грязно-бежевый цвет; деревянные оконные рамы прогнили, во дворе появились сорняки высотой с целый фут, а на подъездной дороге как попало брошена техника. Припарковавшись на обочине, Кэл всматривается в суровый горизонт: уходящие вдаль поля, беззащитные перед непогодой. В снежную пору сюда, должно быть, вообще не добраться: основные дороги оказываются занесенными, а крутая проселочная колея коварна и непредсказуема.
Кэл еще в машине прицепил и включил микрофон. И, шагая к двери, он описывает все, что видит, упоминая даже о колокольчиках, не способных больше звенеть, потому что их веревочки перевились и завязались в тугие, не склонные распутываться узелки.
На стук в дверь отзывается низкорослый мужчина. Его лицо изрезано глубокими морщинами боли и гнева, не рассеявшимися за несколько десятков лет. Волосы седые, на подбородке топорщится грубая щетина, клетчатая рубаха несвежа.
Мистер Макки, я Кэл Ловетт. Мы разговаривали с вами по телефону.