Вместо «САРТ», частной команды, которая была для меня почти семьей и в которой я был кем-то вроде любимого ребенка, которая работала на меня и для меня, я стал мелким винтиком в сложной системе. Простым исполнителем и часто позволял выигрывать тем, кого выбрало руководство. С моим мнением не считался никто, хотя на той машине и с тем штурманом, которыми меня обеспечили и которых нельзя было сменить без видимых на то причин, я ехал медленнее, чем раньше, и каждый раз приходилось выкладываться по полной, чтобы удержать результат.
Потеряв год на подготовку, я провел два не совсем полноценных из-за пандемии сезона, которые СМИ называют успешными, но для меня, несмотря на подиумы, они кажутся пустой тратой времени. Шагом назад. Никакой эксклюзивности, никакой романтики и рискованных маневров. Только приказ по рации и его исполнение. Меня просто использовали, но я послушно терпел, потому что ждал какого-то знака, какой-то подсказки от отца, который, сам того не зная, помог мне проделать весь этот путь, пока пока не понял, что ему наплевать и мои детские мечты, где он меня с радостью признает, не воплотятся в реальность. Тогда-то меня и сорвало.
На последнем этапе чемпионата, в котором я участвовал, другой экипаж класса RC2 из нашей команды сошел с трассы с сильными повреждениями, хотя на протяжении гонки уверенно показывал второй результат. Теперь я занял их позицию и получил реальный шанс побороться за победу, но вместо этого мне приказали не рисковать. Руководству нужен был подиум любой, что нужно было мне им было наплевать. Тогда и я плюнул. Убил подвеску, стер шины, но выиграл в последний день взял лучшее время на каждом из спецучастков. До сих пор в ушах стоит крик отца, требующего прекратить самодеятельность, после которого рацию я приглушил.
Да, Питер Миннулин, технический директор команды, был еще и моим биологическим отцом, хотя я бы не называл его таким громким словом. Скорее, так просто донор, который никогда не жалел, что отказался от меня. Как выяснилось, он не имел никакого отношения к тому, что меня позвали в Германию. И рад мне тоже не был. У него была новая семья, ребенок. Меня он не хотел знать, хотя еще до заключения контракта служба безопасности обо мне доложила. И он за все время даже не намекнул, что в курсе, пока я гадал, как лучше с такими новостями к нему подкатить.
«Привет, папа, я твой сын!»
«Гордишься крутым чемпионом?»
«Обнимемся?»
Ага, как же.
«Все, что мне нужно от тебя, это кубок», сказал он после моей длинной тирады с признанием за несколько дней до гонки. Он его получил. Жаль, прилетел не в морду, а всего-то по плечу.
Я завожусь с пол-оборота, вспомнив взбешенного отца, который велит мне проваливать на все четыре стороны. Ярость долбит в виски, чувствую, как разгоняется сердце, и вместе с тем вжимаю педаль газа в пол, чтобы со старта уйти в отрыв. От самого себя. Сильнее сдавливаю пальцами руль, выверяя каждое движение: контроль прежде всего, следом инстинкты. Только так. Неоправданный риск удел дураков.
Гул двигателя возбуждает меня быстрее любой красивой девчонки. Адреналин растекается по венам. Прямая дорога вот-вот закончится, и я прибавляю газу, чтобы войти в резкий поворот. Мягкие шины визжат от трения с асфальтом музыка для моих ушей. Запах стертых покрышек выбивает из легких смешок. Это не лечится. Жажда скорости. Гонки это образ жизни и мыслей, а не профессия. Уверен, любой гонщик WRC и «Формулы» выйдет на старт, даже если ему перестанут платить. Ники Лауда писал об этом: деньги последнее, что интересовало его в начале карьеры.
Гонки это жизнь, а ралли лучшая ее часть. Я знаю, о чем говорю, я многое пробовал. Но гнать по бездорожью на бешеной скорости, слушая подсказки штурмана, который читает стенограмму, вовремя реагировать на очередной крутой участок трассы едва ли не над пропастью это истинный, ни с чем не сравнимый кайф. Это круче оргазма и победы сам процесс гонки, когда любое промедление, любой неуверенный маневр может привести к жутким последствиям. Когда твой мозг задействован на все сто процентов и ты без передышки жмешь на педали. Слышал где-то, что синхронному переводчику позволено работать без перерыва около сорока минут, авиадиспетчеру два часа. А вот гонщик ралли может крутить баранку до шести часов подряд на протяжении трех дней.
Это жестко. На грани. И потрясающе.
Ты испытываешь себя на прочность. Ты борешься только с самим собой. В этом отличие ралли от других гонок. В ралли тебя ждет лишь пустая гравийная дорога, которую окружает темный лес. Ты, твой напарник и машина все. Ты не сражаешься за позицию с другими гонщиками. Никто не может выбить тебя с трассы. Гоночная дирекция не заставит тебя финишировать за сейфти-каром, как было на Гран-при в Абу-Даби в ноябре прошлого года. Тебя встречает только дикая природа и неизвестно какое состояние дорожного покрытия в момент прохождения поворота. Может, где-нибудь на углу лежит большой камень, который сломает подвеску машины, кто знает. Здесь только ты и время, за которое преодолеешь скоростной участок. Один из многих за несколько дней, чтобы по общему зачету очков подняться на подиум и почувствовать вкус победы? Ну разве что на одну минуту, а затем снова работать остановка в этом виде спорта равносильна смерти. И сейчас я чувствую себя живым трупом.
Я выдыхаю, лишь притормозив перед сервисом Сатановских, где провел большую часть жизни. От вида знакомой улицы и привычных пейзажей на душе становится спокойней, но я не могу не отметить, как сильно отличается нынешний вид мастерской от той, что запомнил. Прилегающая территория выглядит запущенно, вывеска с названием перекосилась, а в табличке «Открыто» на двери не горят две последние буквы. Привычной очереди из тачек на парковке тоже не наблюдается, хотя в свое время в выходные сюда съезжались отовсюду подлатать, подкачать, потрепать языками, развлечься. Сейчас здесь пусто и тоскливо. Чувство вины накатывает с новой силой, но я шлю его куда подальше. Я не отвечаю за поступки других людей, не я в этом виноват.
Легче, правда, было убедить себя на расстоянии, а не когда я вижу мелькающий силуэт Леонида Дмитриевича за стеклянной дверью. Слишком многим я ему обязан, чтобы не чувствовать в этот момент ничего. До двенадцати лет я был таким отбитым, что если бы он не взял меня под свой контроль, то я либо загремел в кутузку, либо давно убился бы. У меня не было тормозов. Он научил дисциплине. Да почти всему.
Мой путь начался с картинга. К тому времени старший Сатановский сделал себе имя в серии гонок «ВАЗ-2108», имел собственную команду по обслуживанию автоспорта, крупный сервис и несколько действующих чемпионов в разных видах гонок вплоть до мотоциклетных. То, чем занимался Дмитриевич со мной, не было официальной школой, но он вместе с другими членами команды и правда вложил в меня душу и все доступные знания.
Поначалу я несколько лет тренировался на кольце. В четырнадцать, сдав экзамен Российской автомобильной федерации, был допущен до участия в кубке LADA Granta, где мы выступали в паре с тренером. В пятнадцать я стал самым молодым победителем гонок Кубка России. В шестнадцать чемпионом РФ в командном и личном зачете, параллельно набираясь опыта в европейских гонках, где умудрился подняться на подиум несколько раз в течение сезона. И даже когда я вдруг решил сменить карьеру на кольце на ралли, Сатановский поддержал меня, хотя все остальные, включая Руслана, его сына, который к тому времени стал одним из моих лучших друзей, крутили пальцем у виска. Но мы справились.
Я безгранично доверял Леониду Дмитриевичу и поддерживал его философию о том, что талант лишь часть успеха. Все решал подход к спортивной программе и рабочие методики бесконечных тренировок, которые давали видимый результат меньше секунд и больше километров в час. Его безграничная вера в меня и немалые денежные вложения в те времена, когда я не был никому нужен, толкали вперед и вперед. Так в девятнадцать лет вместе с Глебом, моим штурманом, мы оказались первым российским экипажем в чемпионате мира по ралли в классе WRC-2. Наш успех оценили все, а дальше дальше было много ошибок, которые привели меня обратно.
Домой.
Я точно знаю, что не обязан все исправлять, но проблема в том, что я хочу это сделать. Я хочу начать сначала и на этот раз сделать все правильно. Поэтому выхожу из машины и тяжелым шагом иду туда, где мне могут помочь. Меж ребер что-то простреливает. Ностальгия? Хотя тот же Дмитриевич сказал бы, что это невралгия, и отправил к врачу. Ухмыляюсь, представив сцену в голове, а когда вхожу, в нос бьет знакомый с детства запах машинного масла и благовоний, которыми вечно заставляли весь периметр гаража. Я сканирую помещение, подмечаю наводящие грусть детали, пока не стопорюсь взглядом на девчонке за стойкой в углу.
Доброе утро, здоровается она, мешая ложкой, судя по аромату, мятный чай и не поднимая на меня глаз. Но ее дежурная улыбка вмиг исчезает с лица, когда она видит, кто стоит перед ней.
Здравствуй, Крошка Ру, включив все свое обаяние, которое ее, кажется, совсем не трогает, говорю я. Та молчит в ответ.
Зря, конечно, я полез к ней вчера без какого-то плана, заручиться ее поддержкой мне бы точно не помешало. Но едва я увидел Руслану, узнал на той вечеринке, то не смог удержаться. Тем более выглядела она просто потрясающе в сравнении с той юной малышкой, которую я помнил. Даже сейчас без яркой помады и стрелок, когда ее волосы собраны в две тугие косички и на ней надет простой флисовый костюм, она хоть и кажется младше, но все равно вызывает интерес. Не совсем в моем вкусе я больше по блондинкам, но есть в ней что-то завораживающее. Может быть, пристальный взгляд. Иногда кажется, что она и не моргает вовсе.
Угостишь чем-нибудь горячим? не могу удержаться, чтобы не начать дразнить ее.
У входа стоит автомат с напитками. Ни в чем себе не отказывай, произносит и медленно, со смешным звуком, совсем невежливо тянет из чашки чай, а я пялюсь на ее губы.
Мне не показалось, девчонка и правда рисковая.
А если я замерзну насмерть? Возьмешь грех на душу? Прячу руки в карманы и не спеша подхожу к ней, возвращая вчерашние слова и, кажется, испытывая ее выдержку. Останавливаюсь, лишь когда выходит разглядеть блики от светодиодных ламп на потолке в ее темных немигающих глазах.
Такие гады, как ты, обычно живучие, без единой эмоции на лице произносит она, как будто ей скучно со мной разговаривать. В ужастиках их сколько ни бей, они все равно оживают на титрах и мстят в следующей части. Так что справишься как-нибудь.
Ее черный юмор внезапно смешит. Я, не сдерживая себя, смеюсь, отвлекаюсь от цели визита, и меня застает врасплох Сатановский-старший, который выбирается из смотровой ямы под «цивиком» в противоположном углу гаража. Не хочу, но напрягаюсь от его взгляда. Замечаю, как подрагивают у того пальцы, когда он сжимает их, от мамы слышал, что после инсульта у него парализовало часть лица и плохо слушаются руки. В интернете я читал, что только пятнадцать процентов людей возвращаются после таких приступов к прежней жизни, а после двух Дмитриевич держится даже молодцом ввиду всех событий, но мне тяжело признать, что он так сильно постарел всего за пару лет: волосы поседели, лоб изрезали глубокие морщины.
Пошел вон! шипит мой бывший тренер.
Я, конечно, знал, что мне здесь не окажут радушный прием, но все равно где-то внутри за ребрами у меня неприятно скребет, точно когтями по стеклу. Чертова надежда! Я вроде бы и выкорчевал ее, но она, как злостный сорняк, так и прет через почву, сдобренную сомнениями.
Я пришел поговорить, обращаюсь к нему.
Нам не о чем разговаривать. Дверь прямо за тобой.
Ну почему он такой упрямый? Понимаю еще, когда вопил, чтобы я проваливал, на похоронах Руслана, из-за которых я задержался в городе и перенес рейс. Тогда прошло слишком мало времени и рана еще кровоточила. Поэтому я стоял в тени деревьев подальше ото всех и молчал что бы я тогда ни сказал, он не стал бы меня слушать. Но прошло почти три года. Уже пора было понять, что не один я виноват во всем. Хотя бы не я один.
Я ушел из заводской команды.
Это должно для меня что-то значить? вытирая перепачканные мазутом руки, говорит Дмитриевич безразличным тоном. Теперь понятно, в кого девчонка такая. Сообщи Бородиным, что могут забирать свое корыто, обращается он к ней.
Я могу помочь вам, встреваю в показушный диалог. Ваш дом уже ушел с молотка, но сервис еще можно спасти. Обновить тут все, нанять персонал, открыть школу картов, в конце концов
Ты, щенок, не лезь в нашу жизнь! Без тебя справлялись как-то
Я не слушаю, иду к нему, как по минному полю, с барабанящим в ребра сердцем. Мы сталкиваемся лицом к лицу: он скалится, я стою на своем.
Сбор в десять тысяч евро за участие и ремонт «Дьявола», так мы называли наш красный раллийный «Ситроен», который разбил Руслан, я беру на себя.
Не смей говорить
С вас только поиск спонсоров на текущие расходы и сбор команды «Сатановский Рейсинг Тим», если вы помните о такой. Глеба, это мой штурман, которого немцы забрили, я беру на се
Грязная тряпка летит на пол, а Дмитриевич цепляет меня за капюшон, будто пытается придушить. Здоровый он все-таки, как фура. Не знал бы его, уже наделал бы в штаны он умеет пугать, когда хочет. Но я не остановлюсь, пока он не услышит меня.
Нам нужно хотя бы восемь этапов. Я возьму подиумы для вас и обещаю
Вижу, как дергаются мускулы на его лице, только на одной стороне, вторая остается без движения. Вижу, как загораются у него глаза на одну короткую секунду, но тут же гаснут под давлением вселенской тоски, в которую он себя вогнал. Не удивляюсь, когда с силой толкает меня в грудь так, что я, запутавшись в ногах, едва не валюсь позорно на задницу. Не удивляюсь, но все равно бешусь.
Пошел вон из моего сервиса! От его громкого голоса, кажется, дребезжит пол, а мне приходится сильнее стиснуть зубы, чтобы лишнего не наговорить. Будет только хуже.
Сатановский, развернувшись, двигается в сторону заднего двора. Спрячется сейчас в своей каморке, где вечно зависал с сериалами про дальнобойщиков, и не достанешь его.
Я не виноват в его смерти! все-таки закипев, ору ему вслед. Сто раз обещал не срываться кому от этого лучше? Но все бесполезно. Это как зарекаться не читать о себе дерьмо в интернете заранее проваленная миссия.
Когда хлопает дверь, в помещении становится слишком тихо слышно только жужжание тех самых ламп над головой, которые отражались в глазах Крошка Ру! Я забыл о ней. Поворачиваюсь и нахожу ее на том же месте.
Уговори своего отца послушать меня. Так будет лучше для всех вас. Я по-прежнему не на шутку заведен, поэтому пытаюсь давить на нее.
Так будет лучше для тебя, отбивает мою подачу самым наглым образом.
Мы все получим то, чего хотим. Сама видишь шиномонтажка скоро загнется, и вы останетесь ни с чем.
Девчонка обороняется скрещивает руки на груди, но все равно выдерживает мой взгляд. Она вытягивает шею и, как вчера, дерзко вскидывает подбородок.
Ты даже не представляешь, в каком состоянии машина. Она говорит со мной как с дураком, но мне все равно. Главное, что идет на диалог.
Плевать, ребилднем ее, и не такие тачки с нуля собирали. Мне начинка нужна.