Финский нож в его руке не шел у нее из памяти так же, как невозмутимость, с которой он сказал, что не стал бы ее убивать, потому что это привело бы к неприятностям.
Она спохватилась, что не следовало бы задавать вопрос, на который собеседник вряд ли захочет отвечать. Но он ответил с той же невозмутимостью:
За эти годы всем приходилось.
Не всем.
Речь не о вас. Что ж, пойдемте?
Да.
Он шел по лесу будто по улице, хотя меж унылых облетевших ольх не было видно даже тропинки. Приходилось то подниматься вверх, то спускаться вниз, но поспевать за ним было для Вероники нетрудно. Он слегка ускорил шаг она тоже. Зашагал совсем быстро, несмотря на крутой подъем, и она не отстала.
У вас и дыхание даже не сбивается, не оборачиваясь, негромко произнес Сергей Васильевич. Хотя ландшафт как в Швейцарии.
Ей казалось, она дышит тихо. Странно, что он различил, сбивается ее дыхание или нет. Впрочем, Сергей Васильевич начеку, конечно, потому и слух у него обострен, и ее дыхание он слышит так же, как сама она расслышала взмахи крыльев совы, пролетевшей меж темными ветками.
А вы о чем-то сосредоточенно думаете, так же негромко проговорила Вероника.
И удивилась своим словам. Ведь мысли не полет совы, как можно расслышать, что они вообще есть?
Не думаю, ответил он. Балладу повторяю.
Это сообщение так ошеломило ее, что она даже приостановилась. Но тут же нагнала Сергея Васильевича.
Что за баллада?
Не хотелось, чтобы любопытство в ее голосе показалось ему детским, но и сдержать свое любопытство не могла.
Гете. «Ольховый Король», ответил он.
Я только «Лесного Царя» знаю.
Это она и есть. Жуковский неправильно перевел на русский. Нельзя было ольху из названия убирать.
Почему?
Потому что Гете не случайно про нее написал. В средневековой Европе ольха считалась деревом несчастий.
Почему? повторила Вероника.
Потому что растет у болот и сгорает так быстро, что не согреешься.
Что ольха растет на болотах и дрова ольховые быстро сгорают, Вероника, конечно, знала. Но слова Сергея Васильевича словно вывели ее простое житейское знание в какое-то другое пространство, где все было необычно и значительно. Как отец показывал ей когда-то созвездие Волосы Береники и читал стихи Катулла.
Вероника удивилась, поняв это. Тогда она не чувствовала ничего, кроме желания, чтобы папины объяснения поскорее закончились и можно было бежать на речку с багничскими хлапчуками и девчатами. А теперь все то не просто вспомнилось, но так странно и сильно связалось с происходящим сейчас
А все-таки красиво Жуковский перевел, поскорее прогоняя странные мысли, сказала Вероника. «Кто скачет, кто мчится над хладною мглой» шепотом продекламировала она. А вы, значит, по-немецки повторяете?
Да.
Почему?
Способствует концентрации.
Вероника шмыгнула носом. Что ж, к сонму связанных с ним загадок добавляется еще одна. А к перечню известных ему языков добавляется немецкий.
Она вдруг вспомнила, как в последний свой приезд в Баг-ничи плыла, стоя в челне, сквозь затопленный весенним половодьем лес, и дубрава незаметно перешла в ольховник, и стало казаться, что вокруг сказочное королевство, хотя про Ольхового Короля она тогда не думала.
Надо отдохнуть? спросил Сергей Васильевич.
Как считаете нужным.
Но вы устали?
Нисколько.
Если бы я знал, что вы так хорошо ходите, вообще не стал бы брать фурманку.
Обычно не берете?
Из Польши нет, конечно. А обратно только если есть необходимость.
На этот раз не было.
Теперь вижу.
После часа ходьбы Вероника уже видела все вокруг если не как днем, то не хуже, чем в сумерках. Хотя было новолуние и тьма стояла кромешная. Поэтому, когда Сергей Васильевич предупредил:
Осторожнее, справа берлога, не провалитесь, она едва удержалась, чтобы не ответить ему что-нибудь снисходительное.
Берлогу под корнями раскидистой ели, стоящей над оврагом, Вероника заметила и сама. Подумала с интересом, есть ли там медведь, устыдилась своего неуместного любопытства ведь вот-вот выйдут к границе, о медведях ли нужно беспокоиться! но говорить обо всем этом ему не стала. Пусть сам скажет, что считает необходимым.
Все необходимое Сергей Васильевич действительно сказал сам, это уместилось в три слова:
Делайте как я.
Глава 5
Вероника думала, что граница проходит по огромному пустому полю. Но когда вышли на опушку леса, оказалось, что пройти открыто придется лишь через малое пространство. Она бы такое за пять минут перебежала.
Вон там уже Польша, сказал Сергей Васильевич.
Ничем то место впереди, на которое он указал, не отличалось от того, где они стояли сейчас.
А полосы перекопанной разве нет? удивленно спросила Вероника. И колючей проволоки
Здесь ничего нет. Пограничники редко ходят, и то днем. Недавно из Польши целая сельская свадьба на советскую сторону перешла.
Зачем? не поняла Вероника.
Да низачем. Напились и повалили.
И их не задержали?
Поляки только рады меньше дурней останется. А советские решили, потом разберутся, кого расстрелять, кого Он заметил, что она от его слов поежилась, и добавил: Не бойтесь.
Я не боюсь.
Отрадно.
Блестела сбоку неширокая речка. Вероника спросила, как та называется, и он ответил:
Манюня.
Она не удержалась и прыснула от такого смешного названия. Но тут же закрыла себе рот рукой показалось, что этот глупый звук далеко разнесся в ночной тиши.
Идите рядом. Если хотите, можете взять меня под руку, сказал Сергей Васильевич.
Нет, что вы! Я и так не отстану, заверила она.
Низину, в которую они вышли, окутывал туман. Очень кстати он сгустился Вероника обрадовалась ему, как доброму человеческому присутствию. Земля была кочковатая, но ходить по такой она привыкла: на болоте-то еще и не такие кочки бывают. Вероника инстинктивно знала, куда ставить ногу, чтобы не запнуться и не упасть, и Сергей Васильевич точно так же это знал, она чувствовала. Они шли рядом шаг в шаг.
Плечи у него были неширокие, но то ли из-за легкости его походки, то ли из-за чего-то необъяснимого он казался ей сказочным богатырем и еще частью тумана этого, и луга, и темного неба.
Страх ее прошел совершенно. Она подняла голову. В просвете между тучами проглянула Большая Медведица. И Коса Береники где-то рядом, значит. Она вспомнила, как папа показывал ей это созвездие с багничского крыльца, объясняя:
В нем шестьдесят четыре звезды. Образно говоря, это небесная сеть. Именно здесь лежит северный полюс Галактики. И здесь же видны еще тысячи галактик и сотни их скоплений. Как подумаешь, так голова кружится! А тебе, милая, что легче представить, конечность Вселенной или ее бесконечность?
Вероника и теперь не знала ответа на тот вопрос. Она чуть было не задала его Сергею Васильевичу. Хорошо, что вовремя опомнилась. Что бы он о ней подумал, если б спросила такое сейчас
Стой, стрелять буду!
Окрик разорвал тишину, как будто выстрел не обещан был, а уже прозвучал. Вероника вздрогнула и сама чуть не вскрикнула. Но прежде чем она успела это сделать, Сергей Васильевич схватил ее за руку и бросился бежать через пустошь к польской стороне. Он бежал не прямо, а петлями, и она повторяла каждое его движение. Ей казалось, он не бежит, а несется над землею, как Лесной Царь.
Стой! Стой, кому говорю!
Выстрелы из трехлинейки Вероника вспомнила эти звуки почему-то не испугали. В то мгновенье, когда они грянули, словно бы восстановились в ее памяти события, не успевшие уйти глубоко, стрельба, взрывы, стоны раненых
Стон, короткий и негромкий, раздался после третьего выстрела. Вероника почувствовала, что Сергей Васильевич отпустил ее руку. По инерции она пробежала еще немного вперед и только после этого развернулась и бросилась обратно.
Бегите! Ей показалось, что он закричал, но это был шепот. Ну!
Он сидел на земле, согнувшись и зажимая ладонью правый бок. От растерянности у нее словно вспышка блеснула перед глазами. Но растерянность и прошла так же мгновенно, как вспышка.
Можете встать? Она упала на колени рядом с ним. Вставайте же!
Еще один выстрел грянул с советской стороны. С польской стояла тишина.
Ско рее Его голос звучал прерывисто. Да не стой же ты!.. Беги к полякам! Не то они тоже стрелять начнут
Поднимайтесь.
Да, как только она поняла, что он ранен, растерянность ее прошла бесследно. Как обходиться с ранеными, она знала, кажется, уже и не разумом, а просто телом.
Вероника положила левую руку Сергея Васильевича себе на плечи и стала подниматься, увлекая его за собой. Похоже, и он понимал такие вещи не разумом держась одной рукой за ее плечи, другую отнял от раны, оперся о землю, поднялся и снова повторил:
Беги Я догоню.
Ага, догонит! Еле на ногах стоит.
Лгать грешно, пробормотала она. Поберегите силы.
Хорошо хоть тучи снова сошлись, усилив тьму, и без того адову. Но и в этой кромешной тьме бежать на польскую сторону бессмысленно. Шанс уцелеть под выстрелами остается лишь в том случае, если вот именно бежать, стремительно и ловко петляя. А это невозможно: Сергей Васильевич с трудом переставляет ноги.
На открытом пространстве меж двух границ они оказались удобной мишенью.
Куда? сквозь сжатые зубы процедил он, когда, пригнувшись и не отпуская его, Вероника повернула назад и влево. Брось же к черту!..
Его рука дернулась на ее плече, но Вероника покрепче вцепилась в нее, не давая убрать. На слова же внимания не обратила идет, и слава богу.
Наверное, он понял, что, пытаясь высвободиться, не отпускает, а лишь задерживает ее.
Слева была та самая речка Манюня, над названием которой Вероника смеялась всего лишь полчаса назад. Она запомнила кусты на берегу. Надолго в таких не спрячешься, но на короткое время укроют и они. А сейчас о считаных минутах речь, если не о секундах даже: в трехлинейке пять патронов, потом ее надо перезаряжать. Неизвестно, правда, сколько там стрелков.
Не мыслями проносилось все это у нее в голове. И не мысли помогали ей выбирать, куда ставить ноги на кочковатом пространстве.
Под кусты скатились вместе с очередным выстрелом. Сергей Васильевич упал рядом с Вероникой и тут же, приподнявшись, лег на нее сверху. Она не поняла зачем и попробовала высвободиться, но он не дал ей этого сделать. Она виском почувствовала, как тверда и горяча его скула, и голова у нее закружилась.
Еще несколько пуль просвистели над кустами. Потом выстрелы стихли. Вероника расслышала, как скрипят его зубы возле ее уха. Ее рука, неудобно подвернувшись, касалась его бока. Она ощутила тепло его крови на своих пальцах.
Попал, Пятро? раздалось совсем рядом.
А хто ж ведае! послышалось в ответ.
Пашукаем?
А што ж ты зараз адшукаешь? Тёмна, як Завтра знойдем, кали не прамазали.
Стрелки были так близко, что Вероника боялась, они расслышат, как гулко колотится ее сердце. А если Сергей Васильевич застонет?
Он молчал, даже зубами скрипеть перестал. Хотя по его дыханию она понимала, что он в сознании, и что ему больно, понимала тоже.
Зашуршала под удаляющимися шагами трава. Вскоре затихли все людские звуки, только вода едва слышно струилась рядом.
Влево. Ползком.
Сергей Васильевич шепнул это прямо ей в ухо так тихо, что его голос не перекрыл шепота речных струй.
Который теперь час? Не разглядеть в темноте циферблат. Но светает в октябре уже не рано, и в этом их надежда.
Сколько времени ползли до леса, Вероника не поняла. Силы ее удвоились, или утроились, или даже удесятерились, может. Кочки, только что пройденные ногами, она ощущала теперь всем телом.
«Только сознания не теряй, ну пожалуйста!» билось у нее в голове, когда вслушивалась в его слабеющие вдохи и выдохи.
И только когда оказались наконец под лесными кронами, Вероника села на траву и выдохнула тоже.
Сергей Васильевич оперся локтями о засыпанную листьями землю, приподнялся, прислонился спиной к широкому дубовому стволу и сказал:
Иди. Не теряй времени.
Куда? не поняла она.
В Польшу теперь не получится. Подвел тебя. Уходи обратно. Как можно дальше. В деревню не заходи. Там следят, кто и откуда. Донесут. На Старовиленский тракт тоже не надо. Лесами до Минска добирайся.
Вы какие-то глупости говорите, Сергей Васильевич, поморщилась она. Давайте перевяжу лучше.
Мне твое самопожертвование до Он выругался так, что она снова вспомнила пинский госпиталь. Живее отсюда, ну!
Не понукайте, не запрягли, отрезала она и, не дожидаясь разрешения, расстегнула на нем поддевку.
Бок был залит кровью так, что даже ей стало не по себе, хотя она самых страшных ран навидалась. Но одно дело в госпитале, когда подается вся возможная помощь, а другое под кустом у границы, когда помощи ожидать неоткуда и даже отлежаться невозможно, потому что каждый час только приближает опасность.
Можно взять ваш нож? спросила Вероника.
Он молча кивнул. В темноте она видела, как блестят его глаза. Долго ли он продержится? Движения ее сделались быстрыми, машинальными.
Она достала нож из-за голенища его сапога, а из своего заплечного мешка вынула белье. И покраснела, вынимая, хорошо, что в темноте не видно. Какая же дурында! Взяла с собой шелковую сорочку с кружевами В размышлениях о первой брачной ночи. Но кто же мог знать?
Хорошо, что нож был острее бритвы. Вероника легко рассекла сорочку на полосы и спросила:
Коньяк остался?
Он снова кивнул. Фляга была у него во внутреннем кармане поддевки. Вероника обработала коньяком и туго перевязала рану, потом протянула ему флягу. Он молча глотнул. И длинно выдохнул конечно, ему тяжело дается молчание. Но от коньяка, может, хоть чуточку полегче станет.
Простите мою резкость, наконец проговорил он. Но я не могу позволить, чтобы вы из-за меня жизнью рисковали. Довольно и того, что я вашей рискнул.
Помните берлогу? сказала Вероника. Мы должны до нее добраться. Это не очень далеко.
Заляжем на зиму?
Улыбка дрогнула у него на губах. Она почувствовала, что сердце ее дрогнуло тоже. Чудны дела твои, господи! Так учительница словесности говорила в гимназии, когда кто-нибудь из девочек предпринимал нечто неожиданное. Полную главу из «Евгения Онегина» выучивал наизусть, к примеру.
Вероника тряхнула головой, прогоняя несвоевременные воспоминания.
Я оставлю вас в той берлоге, сказала она. И все-таки мне придется пойти в деревню. За телегой.
Ни в коем случае. Я же вам сказал, приграничные деревни на советской стороне сплошь под контролем.
Но как иначе? Вы пешком дальше берлоги не дойдете. Хоть бы до нее добраться А вам срочно нужна медицинская помощь. Возможно, операция.
Рана у него на боку располагалась так, что Вероника со страхом думала, может быть, задето и легкое.
Слушайте! вдруг воскликнула она и даже рот прикрыла рукой, хоть воскликнула, конечно, шепотом. Вы говорили, фурманку вашу потом заберут. Потом это когда?
На рассвете, нехотя произнес он. Но вы
Я до рассвета поспею. Поднимайтесь, пожалуйста, жалобно попросила она. Надо поскорее до той ели добраться. Очень вас прошу!
Под елью оказалась не берлога, а просто яма, образовавшаяся оттого, что дождями подмыло корни на склоне. Места в этом укрытии было достаточно, чтобы Сергей Васильевич смог лечь, хотя и согнувшись.
Очень неудобно? спросила Вероника.
Ничего, вполне.
Он ответил без усмешки, и она поняла, что ему в самом деле легче лежать, согнувшись в три погибели: рана меньше болит. Кажется, что меньше.
Листьями вас забросаю, сказала она. В темноте искать не станут, а до рассвета я обернусь.
Он промолчал. Может, думает, что она бросит его здесь? Ей стало обидно, что Сергей Васильевич может так думать, но опровергать такое его мнение было некогда. Наклонившись к его лицу, Вероника быстро поцеловала его, перекрестила и сказала: