Я, конечно, не следила за всем этим, когда пришла в кабинет Макфарлейна, смело предложив поговорить с Советами и настаивая, что что-то надо делать, и делать быстро. Не знаю, почему я ощущала это так сильно, но с того раннего утра в октябре, когда я внезапно проснулась в Швейцарии, я была охвачена глубоким ощущением чрезвычайности, и события действительно следовали одно за другим с большой быстротой.
Глава 5
Первая встреча с президентом 17 января 1984 года
С Макфарлейном я последний раз виделась 23 ноября. А через несколько недель, незадолго до Рождества, мне вечером позвонил Джек Мэтлок1. Немного нервничая и как бы нехотя, он сказал, что «было принято решение» отправить меня в Москву для переговоров с Советами в том ключе, о котором я говорила на встречах с Бадом. Мне предстояло отправляться уже через три недели, и поэтому нужно ехать в Вашингтон в начале января, чтобы подготовиться к поездке. Я сразу ему сказала, что поскольку Советы чрезвычайно большое внимание уделяют всяким рангам, то мне нужно получить какой-то статус специального посланника президента или что-то в этом роде, чтобы меня восприняли всерьез. (После нашей встречи с Бадом я писала ему об этом.) Быть может, я и ошибаюсь, но мне показалось, что Джеку мой вопрос о получении «ранга» не понравился. Он смешался и сказал, что такое назначение потребует одобрения Конгресса и займет много времени. В этом он был прав, и поскольку при всех встречах с Бадом я сама настаивала на том, что действовать надо быстро, то согласилась ехать как частное лицо.
В душе я нисколько не сомневалась, что только военный человек, полковник морской пехоты, Бад Макфарлейн был способен допустить саму мысль, что я могу принести пользу, и только он в ответе и за мою первую встречу с президентом Рейганом, и за эту первую поездку в Москву в роли «бэк чэннел» неофициального канала связи2. Ни один чиновник так бы не поступил. (Чиновник все сделал бы как раз наоборот. Секретари в Белом доме говорили мне, что некий высокопоставленный чин в сфере внешней политики, враждебно настроенный и завистливый, устроил скандал, требуя ответа: «КТО одобрил эту встречу?» Свидетель всего этого сказал мне: «Бад просто его проигнорировал».)
Я очень рада тому, что когда отважно предложила: «Пошлите меня. Я могу с ними разговаривать», в действительности не знала, насколько тяжелой была вся ситуация, иначе мне не хватило бы храбрости. В последние месяцы 1983 года отношения между США и СССР зашли в тупик. В сентябре произошел инцидент с корейским самолетом, а в ноябре американские ракеты «Першинг», нацеленные на Советский Союз, установили в Европе. В середине декабря 1983 года в Женеве советский переговорщик Юлий Квицинский покинул переговоры, зло бросив: «Все кончено». Переговоры о контроле над ядерными вооружениями были прерваны на неопределенное время, оставив и США, и СССР в положении, когда впервые за 14 лет между ними не велись никакие переговоры о контроле над вооружениями.
В состояние глубокой заморозки впали даже постоянные дипломатические отношения. «Обе стороны, писал журнал Тайм, вступили в длинный период неподвижности в отношениях между сверхдержавами и эскалации гонки вооружений». Направляя друг против друга вербальные ракеты, Рейган мог назвать Советский Союз « империей зла», а Андропов в ответ заявить, что администрация Рейгана «окончательно развеяла иллюзии, что с ней можно иметь дело». Американские карикатуристы изображали Андропова в виде космического пришельца-мутанта, а в Советском Союзе к рисункам президента США в образе стрелка-ковбоя добавляли свастику и пририсовывали Рейгану физиономию Гитлера. К началу 1984 года отношения ухудшились настолько, что дальше некуда.
Обложка первого выпуска журнала «Тайм» в 1984 году, вышедшего в свет 2 января, как всегда, была посвящена «Человеку года». На ней были изображены нахмуренные Рейган и Андропов, повернувшиеся спиной друг к другу. В «Бюллетене ученых-атомщиков» Джеймс Кракрафт написал: «1983 год был плохим годом в отношениях между США и СССР, и по всему видно, что 1984-й обещает стать еще хуже». Исполнительный директор Ассоциации по контролю над вооружениями в Вашингтоне Уильям Кинкэйд добавил: «Советско-американские отношения находятся в самом отравленном состоянии со времен Кубинского кризиса 1962 года и, возможно, даже со времен панического ожидания начала войны в 1946-м». С ним соглашался Бернард Филд, главный редактор «Бюллетеня ученых-атомщиков»: «Никогда еще после устрашающих дней Кубинского ракетного кризиса мир не был так близок к Третьей мировой войне». Тогда же в январе 1984 года редакторы «Бюллетеня» провозгласили, что человечество находится «на судьбоносном перекрестке в ядерной истории», и передвинули стрелки Часов Судного дня на одну минуту вперед, остановив их за три минуты до полуночи3. Это стало действительно зловещим указанием на сложившееся положение, потому что лишь однажды за 39 лет своей истории и в ответ на испытание водородной бомбы предупредительная стрелка была ближе к полуночи, чем теперь. Середина восьмидесятых в Соединенных Штатах была временем апокалиптических страхов и тревоги из-за ядерного оружия. Люди строили бомбоубежища, а учителя в школе учили детей, как правильно прятаться под партой в случае нападения.
В первую же неделю января я уехала в Вашингтон, чтобы вместе с Бадом и Джеком подготовиться к своей поездке. Меня предупредили, что наши встречи будут носить абсолютно секретный характер и что о них знают лишь Бад, Джек и Том Симонс, глава советского отдела Государственного департамента. В своем знании России я была уверена, как и в способности разговаривать с русскими, с которыми всегда находила общий язык, даже с самыми идеологически упертыми коммунистами. При этом я, знавшая, как надо беседовать с самыми могущественными сенаторами и офицерами США, и умевшая препираться с самыми замшелыми бюрократами и хорошо замаскированными офицерами КГБ в Советском Союзе, совсем не представляла, как следует вести себя с сотрудниками Государственного департамента. Возможно, потому, что мой стиль слишком отличался от свойственной им профессиональной непрозрачности поведения. Вежливо, но безапелляционным тоном мне дали понять, что они нисколько не доверяют таким неизвестно откуда берущимся в море политики, отвязанным и потенциально опасным «блуждающим минам» вроде меня. Я не соответствовала знакомым им образцам и была способна потопить всю лодку. Для этих приверженцев статус-кво все понятное и привычное имело первостепенное значение, они любили стабильность и предсказуемость; а наибольший страх у них вызывали неконтролируемые, неожиданные изменения. (Это объясняет их любовь к Белым книгам по политическим вопросам.)
Больше всего озабоченные пересчетом сидящих на своих постах лидеров той или иной страны, они недооценивали важность устремлений населения, с которым, как в случае с Советским Союзом, они напрямую не контактировали. Существовала тенденция оценивать мощь страны только по ее военному потенциалу, пренебрегая всеми другими формами силы, считая иной подход «нереалистичным». Кроме всего прочего, в такой системе, где на первом месте стоит приверженность методам, принятая в Госдепартаменте, ничто и не могло окрашиваться в эмоциональные или чувственные тона. Установлению тесных связей с людьми той страны, в которой они служили (на языке Госдепартамента с «клиентистами»), препятствовали краткость пребывания и нелепость перемещения с одного места службы на другое (из Бурунди в Ленинград, например). Это полностью противоречило практике русских, ценивших длительное знакомство и крепкие связи в стране, куда они были направлены. (Лучшим примером служит Анатолий Добрынин, который оставался советским послом в США на протяжении двадцати четырех лет, с 1962 по 1986 год.)
Я демонстрировала прямо противоположный стиль мышления, будучи озабоченной чувствами, культурой и тем, как думают люди, словом, «мягкими» а не «жесткими» субъектами контроля над вооружениями. Я видела много примет того, как слабеет коммунизм, наблюдала, что русские все больше погружаются в поиск собственных утерянных корней, и была убеждена, что вместе с растущим молодым поколением изменения, вероятно, произойдут раньше, а не позже. С каждой поездкой мне становился очевиднее растущий разрыв между американскими представлениями и реальностью. Я шагнула сквозь увеличительное стекло и увидела мир, который не соответствовал преобладавшему в США образу, пестуемому и взращиваемому людьми c вполне определенным типом и стилем мышления, чья карьера зависела от сохранения статус-кво. Мне довелось понять, что и Рейгану не нравился такой подход и что его стиль был иным он меньше опирался в своих суждениях и понимании на политические доклады и больше доверял человеческим инстинктам и эмоциям.
Я четко осознавала, что меня не посвятят в тайны их секретной информации, а также что я ничего не знаю о том, как неофициально передаются послания. Я принадлежала к поколению, в котором женщины всегда полагались на мужчин, и для меня поначалу было трудно понять, насколько я могу или даже должна настаивать на том, чтобы самой решать, как мне выполнить мою миссию. (В 1984 году в процессе непосредственного планирования американской политики в отношении СССР не участвовала ни одна женщина4.) И я решила, что раз у всех есть советники, они нужны и мне. Поразмыслив, я остановила свой выбор на двух людях, чьей способности соблюдать конфиденциальность и высочайшему интеллекту я полностью могла довериться.
В качестве знатока американской позиции я выбрала для себя адмирала Бобби Рея Инмана, которым восхищалась и с кем была знакома в Вашингтоне. В то время он жил в Техасе, уйдя с поста заместителя директора ЦРУ. Когда я сообщила ему, что у меня есть некоторые вполне определенные ощущения того, как следует выполнять эту миссию, но что меня хотят «съесть», он усмехнулся: «Внизу здесь много крокодилов». Я объяснила ему, что когда мне сказали, что для выполнения моей миссии дают три дня, то я этому решительно воспротивилась, сказав, что за три дня русских не заставишь и трубку телефона снять, и что мне еще понадобится время, если нужно будет уйти, но успеть вернуться. Говоривший с техасским акцентом Инман спокойно посоветовал, что когда они начнут давить, «наступит твой черед откинуться в кресле, улыбнуться и сказать: Не хочу критиковать все, что было прежде, но думаю, что когда вы обратились ко мне, вы хотели, чтобы дела пошли немного иначе». И он добавил, что если они будут нажимать, то «недурно бы добавить немного стальных ноток». Я последовала его совету. Это сработало, и в конце концов было решено, что у меня будут две недели, десять рабочих дней. Учитывая, что никому из нашего истеблишмента не доводилось испытывать сомнительное удовольствие, пытаясь проникнуть сквозь железный занавес советского упрямства, это не казалось слишком большим временем но все же лучше, чем три дня.
*
Вассар-колледж (англ. Vassar college) одно из семи старейших и наиболее престижных женских высших учебных заведений на Восточном побережье США, входящих в ассоциацию «Семь сестер» (Seven Sisters). В то время Йельский и Гарвардский университеты девушек не принимали. В настоящее время Вассар уже не является исключительно женским университетом. (Здесь и далее авторские примечания пронумерованы по главам арабскими цифрами и размещены в конце книги. Примечания переводчика и редактора русского издания отмечены звездочкой (
*
1
Гемофилия заболевание, являющееся результатом потенциально фатального дефекта процесса свертываемости крови, вызывающее длительные и болезненные кровотечения и разрушение суставов, а также кровотечение во внутренних органах, почках, печени и головном мозге. Является следствием дефекта X-хромосомы, определяющей половую принадлежность. Заболевание ошибочно называют «болезнью королей», потому что таким заболеванием с рождения страдал третий сын английской королевы Виктории принц Леопольд. Ее дочери передали это заболевание многим королевским семьям в Европе, наибольшую известность получили заболевания в императорской семье в России. Заболевание встречается во всем мире и у представителей всех рас. В 3040 процентах случаев оно вызвано мутацией, причина которой до сих пор не выяснена. Поскольку у меня был 21 двоюродный брат и все мои сестры родили здоровых детей, было решено, что носителем мутации являюсь я. Как только гемофилия возникает, она передается матерью и лишь, за редчайшим исключением, через детей мужского пола. Случаи заболевания девочек неизвестны, но они являются носителями. В семьях, где рождаются преимущественно девочки, болезнь может сохраняться на многие поколения.
*
Фрэнк Капра (Franc Capra) (18971991) знаменитый голливудский режиссер, снявший фильм «Мистер Смит едет в Вашингтон» (1939), в котором герой-идеалист из провинции попадает в столицу и становится сенатором.
*
Carl Robert Bud McFarlane (р. 1937) советник по национальной безопасности (19831987) президента Р. Рейгана.
**
George Catlin (17961872) американский художник, прославившийся своими портретами коренных жителей Северной Америки.
*
Основным аэропортом Ленинграда в 1960-е годы был аэродром «Шоссейная», после введения в строй нового здания в 1973 г. он получил название Пулково.
*
Marvin Ross первый хранитель основанного в 1955 г. Хиллвудского музея (Hillwood Estate, Museum & Gardens), располагающего большой коллекцией русского искусства.
*
Кучумов Анатолий Михайлович (19121993) с 1956 г. главный хранитель Павловского дворца, автор проекта восстановления его интерьеров.
1
Константин произносил старое название Ленинграда так, как его писали и произносили во времена Петра Великого: «Санкт-Питербурх». Когда я сказала своей давней, ныне покойной подруге Евгении Лехович (урожденной княжне Урусовой), возглавлявшей административную часть балетной школы Джорджа Баланчина в Нью-Йорке, что еду в Ленинград, она сразу ответила: «Я знаю, там есть поэты. Но не знаю, кто они». Ее вопрос так и звучал в моей голове, когда я приехала в Ленинград.
**
Имеется в виду Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 мая 1961 г. «Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни». В «тунеядстве» обвиняли поэта Иосифа Бродского и публициста Андрея Амальрика.
*
Старейший в СССР Ленинградский Дом кино находился по адресу: ул. Толмачева (в настоящее время Караванная), 12.
**
Кузьминский Константин Константинович (19402015) поэт, в 1974 г. эмигрировал в США. Составитель (вместе с Г.Л. Ковалевым) знаменитой «Антологии новейшей русской поэзии у Голубой Лагуны» в пяти томах (19801986).
*
В бывшем дворце великого князя Владимира Александровича по Дворцовой набережной, 20 с 1920 г. находился Дом ученых Академии наук (Дом ученых им. М. Горького РАН).
**
Американская народная песня, ставшая фолк-стандартом в аранжировке Пита Сигера (1951).
1
Когда наш издатель решил, что книгу «Николай и Александра» должен прочитать какой-нибудь профессор-специалист на предмет точности изложения, то в Соединенных Штатах не нашлось ни одного такого специалиста. Единственный сведущий человек, которого они сумели найти, в то время работал на железной дороге.