И вы считаете справедливым обречь на бессмысленную смерть воинов, которые преданно служили Когурё? Они наши люди, они когурёсцы! вскипел Наун, стукнув кулаком по столу, и вскочил на ноги.
Члены Совета возмущенно зароптали, косо поглядывая на разбушевавшегося принца.
Они присягнули государю. Их долг отдать жизнь ради благополучия страны, отрезал Первый советник.
Но но Кымлан женщина! Неужели мы бросим ее и даже не попытаемся спасти? Это бесчеловечно! Мы должны защищать слабых! Наун задыхался, осознавая, что проиграл, даже не успев вступить в битву. Он должен был придумать что-нибудь еще, заранее выстроить тактику и аргументы, и в первую очередь спрятать эмоции подальше. Но сейчас он был в панике и не мог себя контролировать. Именно поэтому отец никогда не принимал его всерьез, считая лишь взбалмошным мальчишкой.
Женщина? По тонким губам Первого советника скользнула мерзкая ухмылка. Место женщины дома, рядом с мужем и детьми. Никто не вынуждал ее идти в поход. И именно вы, Ваше Высочество, приняли ее клятву и собственноручно вложили меч в руки. Так чего же вы сейчас хотите от Совета? Кымлан знала, на что шла.
Твой дед, великий завоеватель Квангэтхо, много лет назад подчинил мохэ, подал голос отец. Наши земли истощены, люди голодают. Без экономической поддержки покоренных племен мы не выживем. Ты, как принц, должен это понимать и не давать волю чувствам!
Владыка, уверен, Его Высочество все это хорошо понимает. Министр Ён встал и низко поклонился. Это был единственный человек в Совете, к которому Наун испытывал симпатию. Ён Чанмун, молодой, хитрый и смекалистый мужчина, по какой-то неведомой причине всегда поддерживал его и всячески помогал. Давайте успокоимся и проголосуем. Нет смысла обсуждать это дальше.
Наун в смятении сел обратно и уставился перед собой, чувствуя себя так, словно смертный приговор сейчас будет вынесен именно ему.
По залу Совета пронесся тихий гул голосов; присутствующие зашуршали широкими рукавами и одновременно подняли деревянные таблички.
Сколько красных?.. Одна, две, три все, кроме министра Ёна.
Плечи Науна опустились вместе с глухим стуком табличек о стол.
Последнее слово оставалось за отцом, но нечего было и надеяться на положительное решение.
Ресурсы государства важнее, чем несколько человек.
Наун в отчаянии сжал руки в кулаки. И на что он рассчитывал? Что для этих стариков из Совета, застывших в далеком прошлом, будет важна его Кымлан и их любовь? Смешно и нелепо. Ярость и отчаяние стучали у него в висках, рождая в голове безумные идеи. Рассудок потерял свою силу, уступая место оголенным, горячим эмоциям. Желанию вопреки всему спасти любимую.
Он вихрем вылетел из зала Совета и ринулся к своим покоям, но при виде высокой фигуры остановился. Его обдало холодом от потухшего взгляда карих глаз так похожих на глаза Кымлан, но совершенно лишенных жизни.
Ему навстречу медленно шел генерал Чильсук, отец Кымлан.
Ваше Высочество. Он склонился в почтительном поклоне. Несмотря на возраст, начальник дворцовой стражи, когда-то воевавший в армии самого Квангэтхо, не потерял горделивой осанки и величественности, которая всегда отличала воинов старой закалки. Воинов прежней Великой эпохи завоеваний.
Наун не мог заставить себя посмотреть ему в глаза. Он знал, как Чильсук любил дочь, и ему страшно было даже представить, что тот сейчас переживает.
Простите меня, генерал, прошептал принц, опустив голову.
Отец Кымлан пришел сюда узнать решение Совета, и Наун был в ужасе оттого, что именно ему придется озвучить страшный вердикт. Под взглядом начальника стражи он будто заживо сгорал от стыда и вины за то, что не уберег Кымлан. Ни тогда, ни сейчас.
Чильсук покачнулся, но устоял на ногах. Его лицо исказила мука. Он все понял.
Я спасу ее, обязательно спасу! горячо прошептал Наун, но генерал резко оборвал его:
Нет! Не делайте этого! Не клеймите позором имя моей дочери. Она бы не простила себе, если бы навлекла неприятности на королевскую семью и тем более на вас. В его потухших глазах вспыхнул огонь.
Но она же ваша дочь, как вы Наун опешил, даже не предполагая, что честь воина окажется для Чильсука важнее жизни единственной дочери.
Если бы Владыка отдал приказ вызволить Кымлан из плена, я бы первый бросился ее спасать. Но мы солдаты, и присягнули государю. Если нарушим приказ, то вся наша жизнь потеряет смысл. Я хорошо знаю свою дочь, и она была готова к этому, иначе бы отказалась от похода. Позвольте ей умереть как воину.
Генерал склонил седую голову, и у Науна опустились руки. Единственный человек, на поддержку которого он рассчитывал, только что отвернулся от него. Принц видел, с каким трудом Чильсук держит лицо, и его сердце разрывалось от жалости. Доблестный генерал не мог запятнать свою честь, даже когда на карту была поставлена его семья. Вот почему народ Когурё не проигрывал: верность, самоотверженность и горячая любовь к родной стране всегда были для когурёсцев на первом месте.
Но Наун был молод и пока не научился ставить интересы государства выше собственных. И, несмотря на решение отца и предупреждения Чильсука, решил рискнуть всем.
Едва дождавшись темноты, Наун коротко кивнул верному, молчаливому Набому и тихо выскользнул в двери. Он огляделся по сторонам, уже приготовившись к сражению с охранявшими его стражниками, но с удивлением обнаружил, что возле покоев никого нет. Возможно, отец подумал, что после решения Совета вопрос о пленных закрыт. Но он ошибся. У Науна не было никакого плана только решимость и любовь, которые приказывали нарушить волю Совета и спасти любимую любой ценой. И даже ценой своего положения. Он не мог просто остаться во дворце и жить спокойной, сытой жизнью.
В королевской опочивальне лампы были потушены, а значит, отец уже спал. Не давая себе времени на раздумья, Наун перемахнул через каменный забор и помчался к конюшне. У него не было возможности заранее подготовить лошадей, поэтому он был собран и готов к предстоящему сражению с караульными. Набом следовал за ним по пятам, не задавая никаких вопросов и по многолетней привычке подчиняясь хозяину.
Дорога была пуста, по пути им не встретилось ни одного человека, и лишь сапоги, шуршащие по каменной крошке, нарушали тишину безлунной ночи. Тем громче и неожиданнее в непроглядной темноте зазвенел металл, когда острый клинок со свистом рассек воздух в опасной близости от горла принца. Наун отшатнулся так резко, что чуть не опрокинулся на спину.
Из мрака один за другим появлялись факелы, которые осветили высокую фигуру, вышедшую из-за угла.
Наун мгновенно узнал министра Ёна, который, заложив руки за спину, неспешно приближался к беглецам.
Что вы делаете здесь в такой час, Ваше Высочество? Он остановился и знаком показал державшему меч воину опустить клинок.
А вы? задыхаясь, спросил Наун и оглядел личную охрану министра. Что он задумал?
Как видите, пришел спасти вас от огромной ошибки. На молодом лице с едва обозначившимися бородкой и усиками отражалось глубокое разочарование.
Это вы убрали стражу от моих покоев? Наун мысленно прикидывал свои шансы добраться до конюшни, если вступит в бой с охранниками министра. К сожалению, их было не менее двух десятков, и даже такой первоклассный боец, как Набом, не сможет их одолеть.
Я предвидел, что вы совершите какую-нибудь глупость и опять впадете в немилость. Уж лучше о вашем промахе буду знать только я.
Это вас не касается. Сделайте вид, что ничего не видели, быстро проговорил Наун и дернулся в сторону, но меч вновь зазвенел над его ухом, заставляя остановиться.
Ошибаетесь. Я министр Когурё, и меня касается все, что может навредить стране, которой я служу. А вы сейчас самый опасный враг. Ён Чанмун склонил голову, словно извиняясь за дерзкие слова.
Я должен хоть что-то предпринять, разве вы не понимаете? К своему стыду, Наун услышал в голосе слезы. Это было очень унизительно.
Хорошо, я вас отпущу. Что же будет дальше? деловито продолжил молодой министр. Нарушив приказ государя, вы тайком проберетесь в племя мохэ. Вас непременно схватят, и тогда ваш отец и вся страна окажутся в опасности. Представьте, какие требования выставят мохэ, захватив в заложники такого, как вы?
Я не могу не могу отказаться от Кымлан прошептал Наун, бессильно опуская руки.
Вы уже отказались от нее, когда вернулись в Когурё и оставили ее биться с мохэсцами. Вы сделали свой выбор и готовы были смириться с ее смертью. Так что же изменилось сейчас?
Она выжила и нуждается в моей помощи.
Вы никому не можете помочь, если у вас нет силы. А сила это власть.
Тяжелое молчание повисло в узком переулке.
Что вы хотите этим сказать? тихо осведомился Наун. В свете факелов лицо министра выглядело устрашающе.
Вы умны и прекрасно понимаете, о чем я говорю. Кривая усмешка исказила губы, обрамленные редкой растительностью. Вы должны стать сильнее, чтобы защитить то, что вам дорого. А теперь возвращайтесь к себе, пока Владыка не узнал о вашем сумасбродном поступке.
Наун колебался. Бушевавшие внутри чувства раздирали его на части, однако он понимал, что Ён Чанмун прав. Он ненавидел свою беспомощность и необходимость повиноваться, то, что должен проявлять как младший сын. Родившись принцем, он был никем. Его слово было пустым звуком.
Что мне делать, министр? Наун чувствовал себя опустошенным и растерянным. Трусливым, жалким и глубоко несчастным.
Когда придет время, просто возьмите мою руку, и я позабочусь, чтобы вы получили все, чего пожелаете.
Прохаживаясь по тихому дворцу, Наун не переставал размышлять о словах министра Ёна.
Что он имел в виду? Предлагал получить власть? В королевской семье это значило только одно: стать Владыкой, но одна мысль об этом была равносильна измене. Старшего принца Насэма уже давно объявили наследником престола, и до сегодняшнего вечера Наун не мог даже представить себя на его месте. Это было слишком невероятно. Хотя в истории Когурё были случаи, когда младший сын становился Владыкой, Наун никогда не считал себя достойным трона. Поэтому слова министра стали для него полной неожиданностью. Он не был мудр, как Насэм, не столь образован и, что греха таить, не умел владеть собой так, как следовало Владыке.
Ён Чанмун был прав: сегодняшним безрассудством он едва не поставил под удар благополучие страны. Так почему же министр так сказал? Зачем бросил зерно сомнений в совершенно не плодородную почву, ведь оно там никогда не прорастет? Если его хорошо не поливать
Ночь выдалась безлунной, а небо с вечера затянули тяжелые облака, обещая пролить дождь. В сумраке Наун едва различал каменный мост, переброшенный через водоем возле покоев принцессы Ансоль. Погрузившись в переживания, он даже ни разу не навестил ее, не спросил, как она, не утешил, ведь Кымлан была важна и для нее.
Поднявшись на мост, Наун оперся на перила и уставился в черную воду, которая не отражала ничего, кроме тьмы в его душе. От пруда пахло тиной и илом.
Она вернется. Нежный голосок прозвучал совсем рядом, и теплая рука мягко легла на его плечо.
Сестра! Наун вздрогнул от неожиданности и повернулся. Он даже не услышал, как она подошла! Поскольку глаза его привыкли к темноте, в черноте ночи Наун различил блеск глаз и мягкую улыбку Ансоль. Принцесса была гордостью королевской семьи, величайшей драгоценностью, которую ни отец, ни братья не хотели никому отдавать. Красивая, тонкая, добрая, нежная, как небесное создание.
Ансоль встала рядом, повторяя позу брата, и заглянула в непроглядную тьму маленького пруда.
Ты знаешь Кымлан, она не сдастся просто так. Она же Избранная!
Но в это никто не верит
Главное, чтобы верила она.
Наун посмотрел на тонкий профиль младшей сестры, погружаясь в далекие воспоминания, словно увязая ногами в илистом дне.
Братик, разреши мне поиграть с вами! захныкала маленькая Ансоль и сердито топнула ножкой.
Не обращая внимания на просьбы сестры, Насэм и Наун бегали вокруг пруда с деревянными мечами и изображали великих полководцев. Все они были погодками, но братья вели себя так, словно были гораздо старше своей семилетней сестры.
Наун на секунду остановился и показал сестре язык.
Ты девчонка, тебе нельзя играть с нами!
Это война! заявил Насэм, важно выпрямив спину.
Почему, братик? совершенно искренне спросила Ансоль. Она была единственной девочкой в королевской семье, и ей очень не хватало подруг. Братья относились к ней свысока и постоянно дразнили, что если она будет себя плохо вести, то отдадут ее в жены конюху. После этого принцесса в слезах убегала прочь, но в этот раз не успела услышала незнакомый звонкий голосок:
Глупый мальчишка, думаешь, девочки не могут играть в войну? Девочка примерно одного возраста с Ансоль спрыгнула с дерева. Она была одета в некогда красивое шелковое платьице, сейчас перепачканное грязью и зелеными следами от травы. На розовых башмачках налипли комья влажной грязи.
Кто ты такая, замарашка? Наун высокомерно вскинул голову, но не отвернулся и продолжил с интересом рассматривать незнакомку. Он привык к повиновению сестры, и его удивила дерзость какой-то девчонки.
А ты? в тон ему ответила девочка, бесстрашно надвигаясь на принца.
Я Да ты хоть знаешь, кто я? взорвался Наун, поразившись такой наглостью. Я принц!
Видимо, он ожидал, что его заявление произведет эффект, но девочка лишь усмехнулась и подошла к нему почти вплотную. Она хитро прищурилась, глядя на обескураженное лицо мальчика.
Спорим, я смогу победить тебя на мечах?
Ты? Кто ты такая, чтобы Он не мог подобрать слов от возмущения.
Если выиграю я, то ты больше не будешь обижать сестру, не спрашивала, а утверждала она.
Негодная девчонка, ты не знаешь своего места! На щеках Науна выступили красные пятна.
Девочка снова усмехнулась и ловким движением выбила у него из рук деревянный меч, который отлетел в сторону. Не успев среагировать, принц смешно открыл рот от удивления. Застыв истуканом, он наблюдал, как его соперница поднимает оружие с земли и с видом победителя подходит к нему.
Ты такой глупец! Еще называешь себя принцем! С этими словами девчонка звонко стукнула его по лбу деревянным кончиком.
Потрясенный ее действиями и неожиданной атакой, Наун невольно отступил назад и, поскользнувшись на мокрой траве, плашмя рухнул в пруд.
Ваше Высочество! заверещали подбежавшие слуги.
Бежим? прошептала незнакомка и, схватив Ансоль за руку, кинулась наутек.
Воспоминание об их первой встрече теперь казалось далеким, как внезапно выглянувшая из-за облаков луна, осветившая и погруженный в темноту двор, и маленький пруд, и печальную Ансоль. Но если Кымлан верит, что она Избранная, то в это должны верить и они. Верить и ждать ее.
Глава 4. Мунно
Мунно не смыкал глаз целую ночь. Он ворочался и прислушивался к тому, что происходит по ту сторону ширмы.
Сегодня Кымлан была необычайно тиха: то ли потому, что ее поймали на попытке побега, то ли из-за того, что из Когурё пришел ответ, который, как она и говорила, не сулил для пленных ничего хорошего.
Владыка даже не пытался торговаться. Просто написал, что не пойдет ни на какие условия, да еще и пригрозил, что если нечто подобное повторится, то мохэ пожалеют о своих преступных деяниях. Преступных! Когурёсцы и впрямь не имели ни совести, ни чести. Как разбойники, захватывали все, что хотели, прикрываясь тем, что много лет назад мохэсцы покорились Квангэтхо.