Что писать о секретарях парткома, Андрей Петрович вздохнул. Не было парткома, не было руководящей роли партии, и партии не было, ничего не было.
Я начальником цеха до секретаря был. Сборочного цеха, Сергей Иванович подчеркнул слово «сборочного».
Нехорошо, что о тебе ни слова. Со мной понятно, я по партийной линии, с секретаря парткома в райком, а ты начальником цеха был.
И какого! Сергей Иванович горделиво вскинул голову, А ты знаешь, кто был редактором-составителем книги?
Кто?
Серый Миша, отчества не помню, ответил Сергей Иванович.
А я помню, Яковлевич. Я ему выговор по партийной линии вкачал за баб. Передрались за него три бабы, партком жалобами завалили, я позже еще и в райкоме разбирал его дела, сказал Андрей Петрович.
К веранде без опаски подошла соседская кошка, долго и внимательно смотрела на людей на веранде, дождалась, брошенного в открытое окно веранды кусочка колбасы, понюхала, фыркнула, не тронув, по мнению Сергея Ивановича, лакомство, и медленно пошла прочь от веранды к сосне.
Вот такую гадость едим, что кошки не едят, сказал Андрей Петрович.
Кошка поцарапала кору ствола сосны, потерлась о кору, и друзья не заметили, как пропала. Чокнулись молча, выпили, Сергей Иванович закусил опятами, Андрей Петрович колбасой, сказал:
Вполне на вкус хорошая и почему кошка отказалась есть?
Сергей Иванович тоскливо задумался. Молчали.
Хорошие опята, прервал молчание Сергей Иванович, где собирал?
Андрей Иванович задержался с ответом, Сергей Иванович, не дожидаясь ответа, спросил:
Катерина как?
Слава Богу. Семьдесят лет. Муж болеет.
Работает?
Нет. У Володьки инсульт. Из дома не выходит, вообще не ходит, лежит. Катя за ним ходит, сам он себя не обслужит.
Да, а гулена был, вздохнул Сергей Иванович.
За линией электропередач, в сторону железной дороги, ответил на вопрос Андрей Петрович.
Мы там тоже собираем, ответил Сергей Иванович.
Он нацепил на вилку кружок колбасы, пожевал, сказал:
Нормальная колбаса, закормили кошек вискасами, ничего жрать не хотят.
Андрей Петрович зацепил кусочек колбасы, сказал прожевывая, Да какой он гулена? Пьяница был.
Сергей Иванович закурил, загрустил увлажненными глазами:
Забрал ты Катю к себе в райком.
Андрей Петрович не ответил.
Забрал у меня, повторил Сергей Иванович.
Почему у тебя? возмутился Андрей Петрович, она со мной в парткоме работала.
А потом то у меня. Когда я на твое место пришел.
У меня. У тебя, ответил Андрей Петрович, какое это сейчас имеет значение.
Э, нет, сказал Сергей Иванович с накипающей пьяной злостью, ты скажи, когда ушел в райком, а Катерина у меня была, встречался с ней?
Андрей Петрович не ответил, спросил:
Твоя Тамара как поживает?
С внуками. Младший хулиган. «Дед, а ты засранец». Это деду то, а они улыбаются. А твои как?
Никак. Ольга одна живет, детей нет. Ночует у нас часто, и Надежда сама по себе, на дачу почти не приезжает. Один.
Надежда у тебя сложная женщина, сказал Сергей Иванович.
Ничего сложного. Сорок пять лет прожить с нелюбимым человеком.
Это ты брось, с не любимым. С нелюбимыми долго не живут. А ты?
Любил, не любил, прожито.
Андрей Петрович махнул словам рукой, поднялся с кресла и ушел в дом. Сергей Иванович курил, оглядывал двор перед верандой, докурил, вложил окурок внутрь жука, сказал, вернувшемуся с рюмкой Андрею Петровичу:
Вот и нашлось применение изделию.
Плесни грамм двадцать, Андрей Петрович поставил на стол рюмку.
Наконец то. А то, думаю, совсем Андрюша в святые записался.
Немного. Болею.
Сергей Иванович налил рюмку и в свой стакан до четверти, сказал:
В нашем возрасте немного водки даже полезно.
Он поднял стакан приготавливаясь к тосту, продолжил:
А как пивали то, помнишь, семинары, партактивы, демонстрации И что народу не жилось. Давай, за Советский Союз, не чокаясь.
Выпили за Советский Союз не чокаясь.
Меньше бы пили, страну сохранили, проговорил Андрей Петрович, закусывая глоток водки соленным опенком и кусочком бородинского хлеба.
Хорошо пошла, проводил водку в желудок Сергей Иванович.
Воробьи обнаружили кусок колбасы, не съеденный кошкой, весело отбирали друг у друга, отрывая от бетонной дорожки и подбрасывая.
Начальник сборочного цеха 12 лет, 5 лет секретарь парткома, на заводе 45 лет, салажонком пришел после окончания ПТУ, комсомольцем был не последним, орденом Знак почета, Сергей Иванович махнул рукой, подавив наворачивающие слезы, выпьем еще, Андрюша.
Зачастил Сережа.
В кои веки увиделись.
Кто тебе мешает зайти?
Не додавил я Серого, Сергей Иванович поднял стакан. За то, чтобы всегда, все доводить до конца.
Чокнулись, Сергей Иванович залпом выпил содержимое стакана, отщипнул кусочек хлеба, занюхал, Андрей Петрович пригубил.
Так нельзя, сказал Сергей Иванович, до дна.
Не будем, Сереж, мне действительно нельзя.
Андрей Петрович посмотрел на сиротливые три кусочка колбасы и надломанный ломтик хлеба на тарелках, пошел в дом и вернулся с двумя тарелками с ломтиками нарезанной колбасы и бородинского хлеба. Остатки добавил на полные тарелки, а пустые тарелки унес и вернулся с другой тарелкой с ломтиками сыра. Сергей Иванович наполнил свой стакан до половины.
Ты закусывай, сказал Андрей Петрович.
Сергей Иванович взял ломтик сыра.
Что обидно, сказал он, пережевывая, почти пятьдесят лет заводу отдал.
Не расстраивайся, ответил Андрей Петрович, люди помнят.
Катя к тебе не приезжает? спросил Сергей Иванович.
Окстись. От больного мужа, от внука? Перезваниваемся и то ладно. Виделись недавно, мельком, на улице.
Андрей Петрович будто споткнулся, перехватив собачьи тоскливый взгляд Сергея Ивановича, сказал:
Ты закусывай, закусывай.
Сергей Иванович задумался.
Ты сейчас работаешь, или отдыхаешь? спросил Андрей Петрович.
Работал у Товстоногова, помнишь такого, арендовал он на заводе участок, новые хозяева выгнали его с завода, развалилась у него фирма. А ты?
И я не работаю.
А с Катериной то как?
«Зацепила Катерина», подумал Андрей Петрович, а всего то два года оставалась с Сергеем без меня».
Телефонный звонок дочери прервал раздумья Андрея Петровича.
Маме плохо, сообщила дочь.
Я приеду?
Не надо, скорая забрала.
Что с ней?
Аритмия. Пока в реанимации.
У Надежды опять приступ, «мерцалочка», пояснил Андрей Петрович разговор с дочерью. Завтра поеду в Москву.
Я пойду?
Сиди, я только завтра поеду. По маленькой? За здоровье. Андрей Петрович поднял рюмку, чокнулся со стаканом Сергея Ивановича, пригубил половину рюмки.
Сергей Иванович выпил водку залпом и не закусывая, пьяно загрустил, склонив голову к столу. «Как до дома дойдет?» подумал Андрей Петрович.
Сергей Иванович посмотрел в глаза Андрею Петровичу, в зрачках Сергея Ивановича играли змеиные искорки пьяной ненависти.
Вот, ты мне скажи, Сергей Иванович выговаривал каждое слово, будто собирал конструктор, ты встречался с Катериной, когда она у меня работала, а ты в райкоме?
«Зацепила Катерина», подумал Андрей Петрович, и не отводя взгляд, в глаза Сергею Ивановичу сказал:
Нет, поднялся со стула, Извини, на минуточку, приспичило.
Андрей Петрович не зашел в дом, остался стоять невидимым для Сергея Ивановича в проеме открытой на веранду двери дома.
Не смог сразу забрать Катерину в райком, не кружка, человек, место найти надо, но конечно, встречались они раз в неделю, обычно, по пятницам. «Неужели?» подумал Андрей Петрович, впервые засомневавшийся в верности ему Катерины. Рабочий коллектив как прайд с доминантным самцом начальником и подчиненная женщина инстинктивно желает понравиться, угодить начальнику. И что вообразил себе Сергей Иванович, что придумал он в склеротических мечтах о своих отношениях с Катериной. Где выдумки, где правда.
Правда в том, что Катерина женщина, которая любила доброго, безалаберного мужа, необразованного слесаря, постоянно лишаемого премий за появление на работе пьяным и материально не рассчитывала на мужа, а содержала сама семью. Вести канцелярскую работу в парткоме Катерину пригласил прежний до Андрея Петровича секретарь парткома, добрейший человек, фронтовик, веривший в коммунистическую идею, и пытавшийся поделиться верой с людьми. Катерина вела делопроизводство и молчала, при ней можно было говорить о чем угодно, протоколы заседаний, решения, отчеты, переписка были идеально оформлены, разложены по папкам и находилось при необходимости Катериной мгновенно. Хозяйкой, обустраивающей и содержащей дом в угоду хозяину обаяла Катерина Андрея Петровича, угождала его желаниям не прислугой, но матерью, любящей женой, другом, которому можно выговориться, не опасаясь, что выплеснутое из души станет кому-нибудь известно, она входила в его душу, не выворачивая ее, входила медленно, осторожно, с опаской сделать больно, не любопытствуя, касаясь только того больного, что показывал Андрей Петрович и не замечая того, что видела, но чего не хотел показать Андрей Петрович. С Катериной Андрей Петрович почувствовал желание ратника вернуться с поля битвы к своей женщине, в свой дом, обустроенный этой женщиной для него, каждое место, каждую вещь примеряла под него, под любимого, который усталый войдет в дом, сядет, а она сядет напротив и скрестит на коленях руки и под ее взглядом, помогающим забыть о пережитом, из него начнет вытекать грязь и жестокость битвы, она будет смотреть и смотреть на него, сбирая в себя им пережитое, которое он хотел бы забыть, и он заснет на ее груди как грудничок, насосавшийся молока.
А разве не так, она обустраивала рабочий быт его предшественника и его преемника. Но физическая близость у нее была только с ним, он был в этом уверен, он любил ее.
Надежда после работы встречала Андрея Петровича словами: «У тебя опять неприятности на работе? Ты бы свои проблемы домой не тащил». Андрей Петрович уходил в комнату дочери, в которой ему выделили стол, потому что вторая комната была их с женой спальня, и жена запрещала сидеть в спальне под зеленой лампой до полуночи, конспектируя работы Ленина, он ей мешал, хотя и не понимал, чем. В комнате дочери он садился на диван, на котором дочь ночью спала, она пристраивалась рядом, и захлебывающиеся рассказы дочери о школьных проблемах вымывали из Андрея Петровича дневные, становившиеся мелкими его проблемы, Надежда, приготовив ужин, звала их с дочерью на кухню, они ужинали, Андрей Петрович выбирал, что из заводских сплетен без ущерба своей репутации можно рассказать, потому что рассказанное делалось достоянием подруг жены, а вскоре всего завода, а молчать за ужином, напроситься на упрек, что он выше простой бывшей мойщицы, с которой секретарю парткома не о чем говорить.
После ужина он возвращался в комнату дочери, проверял уроки, садился за свой стол, включал, настольную лампу, чтобы верхний свет не мешал дочери спать и работал до полуночи.
Сергей Иванович не стал дожидаться Андрея Петровича, наполнил стакан и рюмку, а возвратившегося к столу Андрея Петровича упрекнул:
Что так долго? Водка стынет.
Приспичило.
Андрей Петрович смотрел на соперника, попытавшегося разрушить веру в их с Катериной любовь, не верил и пытался оправдать опытную много пережившую на момент их встречи женщину, женщину до кончиков пальцев, которая в семье против всего своего женского вынуждена была быть мужиком, тащившим семью одна, без помощи мужа и родителей. Она боялась потерять хорошо оплачиваемое престижное место, старалась качественно выполнять работу, по хорошему угождать начальству, и когда Андрею Петровичу вынесли строгий выговор, и он не домой пошел, а вернулся в свой кабинет секретаря парткома, попросив и ее не уходить, вечером по окончанию рабочего дня утешила, искренне жалея, отдалась, как и должны отдаваться любящие женщины, не знающие слова секс, но понимающие слово жалость. Порыв Катерины, пожалеть его, угодить, порыв в чем-то естественный для русской женщины, он принял за любовь «вечную», единственную любовь женщины к мужчине, и убедил себя ее в ее любви к себе. Но забыл, да и вовсе не думал о ее любви к семье, к мужу, как скрепу семьи, и никакой другой мужчина не мог заменить ей непутевого Володю. Нельзя любить любовницу, как жену, на женщине, которую, ты считаешь, что любишь, надо жениться. Природа тянет женщину к сильному, победителю, и она выбирая мужа, преувеличивает выисканные в нем крупицы достоинств, пока не появится победитель, за которым, не всегда осознано, чаще силами обстоятельств, совместной работой, она идет и инстинктом прикрывает спину мужчины, укутывает его заботой, потому что она женщина, и диффузия взаимного доверия превращает их в один рабочий организм и со временем случается близость физическая, не всегда, но часто, и возникает любовь, и они, не всегда разрушают свои семьи, но любят друг друга и своих мужей любят и жен тоже любят. Приручил Андрей Петрович Катерину, и угождала она не только свежезаваренным чаем, или мгновенным поиском отчета или справки, но и, она его тоже приручила, молчаливым сочувствием, теплом своего тела, а он оставил ее на два года Сергею Ивановичу. И что ей были еженедельные встречи с Андреем Петровичем со стиснутыми стонами, в гостиницах на час
Выпьем, Сергей Иванович прервал раздумья Андрея Петровича, и, не дожидаясь движения рюмки Андрея Петровича навстречу своему стакану, залпом выпил.
Огурчиков нет? спросил, закусывая опятами.
Нет, ответил Андрей Петрович, рассматривая соперника: «и что она в нем нашла?», не выращиваем.
Он пригубил четверть рюмки, заел опенком, продолжил:
Петрушку, хочешь сорву? Говорят, для поддержания мужской силы помогает.
Не надо, тебе нужнее, ответил Сергей Иванович.
Андрей Петрович смотрел на запьяневшего Сергея Ивановича, словно на впервые увиденного бывшего мужа бывшей жены и думал, что не хочется его провожать, и общаться не хочется, и друзьями они не были, а соперниками, любившими одну женщину, которая, считал Андрей Петрович двадцать лет любила только Андрея Петровича. Не верилось и не мог верить Андрей Петрович в обратное.
Сергей Иванович закурил, сказал:
Молодец, не куришь. И не пьешь, помолчал, продолжил, и здоровеньким помрешь. А я вот, задумался пьяно навернувшейся слезой. Нет, значит, нет.
Пепельницу тебе подарить?
Я в блюдце пепел стряхиваю.
А будешь в жука. Круто, как нынче говорят молодые.
Молодые, они борзые. Товстоногова растоптали и перешагнули. Сорок лет отдал заводу, фирма, кому мешала, работали в его фирме пенсионеры заводские, копейки зарабатывали, что ж вы молодые у стариков последнее отбираете Ничего не просили, станки простаивали, а мы загрузили
Ничего, Сережа, мы хорошую жизнь прожили. Бессмысленную, правда.
Андрей Петрович разлил водку, На посошок, он поднял рюмку, не дотащу я тебя пьяного.
Я сам дойду.
Дойдем, Андрей Петрович своей рюмкой коснулся стакана Сергея Ивановича, дойдем. Он залпом допил водку из рюмки. Сергей Иванович хлебнул и поперхнулся.
Видишь, не идет. Пошли. И жука забирай, дарю тебе. «Может курить бросишь», сказал Андрей Петрович.
Сергей Иванович взял жука, поискал глазами, где высыпать окурки.
По дороге высыплешь. Пошли.
Сергей Иванович с трудом привстал с кресла и покачнулся.
Я жену позову. «Она за мной придет», сказал, опираясь на стул Сергей Иванович, не решаясь сделать шаг. Ты не ходи.
Андрей Петрович промолчал, приобнял Сергея Ивановича, помог спуститься с крыльца, усадил пьяно засыпающего друга-соперника на скамью под сосной, сказал оправдываясь: