Вы меня вызывали или мне так показалось? появился оберкельнер.
Ну, нет, но раз уж ты здесь, дай ей еще по одному коньяку того же-наберусь смелости в гневе, что здесь все, видимо, читают мне в голове, как будто это вчерашняя газета!
Я думаю, что многое здесь происходит только с мыслями. К Зевсу Прометей явился при упоминании его имени, а тут я только подумал о чертях, и вот этот притащился. Хорошо, что по крайней мере он не был грубым по традиции. А Калли прямо засунулась в наш стол, вытащил стул из соседнего, где сидели три Валькирии и села между нами с Данте:
Привет, тарикаты! Я слышала, что вы что-то делаете в журналах и проводите интервью. Вы что-то снимаете или просто играете в вопросы и ответы? Мне хотелось бы, чтобы меня где-нибудь увидели или хотя бы прочитали обо мне. Не ради славы, а ради боли. Потому что мне здесь не место. Кто спросит, а кто запишет? У вас нет диктофона?
Закрыть немного клюв, а, злится Данте в первый раз, никто тебя не приглашал и вдобавок не умолкает, мать ее, обращается к ней и ко мне одновременно.
Пришел официант с нашими коньяками, испытательно взглянув на кровавую индийскую женщину.
Что ты на меня смотришь? Кроме противностей, ты никогда мне не подавал. По крайней мере, из-за этих двух не принесешь мне стакан чистой родниковой воды? Я что, делаю ирригацию, если ты меня понимаешь?
Есть вероятность, что ты получишь стакан настоящей, сладкой и вполне реальной чашки с водой вместо резонансной свертываемой крови, смешанной с потом рабов из шахт драгоценных камней, которые вытаскивались, чтобы украсить твои мегаломанские статуи. Но это может произойти, если эти двое дадут согласие на угощение, а ты в то же время пообещаешь, что будешь полностью откровенны с ними.
Дайте ей, говорят мои губы, прежде чем я вообще подумаю!
Вижу изумление Данте, которому негде ходить и кивать в знак солидарности. Калли смеется змеиным ртом, показывая раздвоенный язык:
Вот они и согласились, не подтверждая моей искренности. Поэтому я оплачю им честными и откровенными ответами, что бы они ни спросили.
Вы меня завели, снова разозлился официант и исчез, чтобы выполнить заказ!
Потом я разберусь с тобой стреляет меня взглядом Алигьери и хватается за бокал коньяка.
Видимо, я поступил слишком безрассудно и не по протоколу, как говорится. Но, как выразился сам гид, потом разберемся.
Сначала я хотел бы поблагодарить вас двоих, потому что меня выпустили из клетки, чтобы прийти и дать вам интервью! Это не часто случается со мной, за исключением тех дней, когда меня специально отпускают, чтобы я пришел сюда и выпил дерьмо. Не имею в виду, как они воздействуют на меня вместе с теми звуковыми ударами, создаваемыми абсолютно умышленно из того, что назовается оркестр.
Конечно, по законам Мерфи, «то, что назовается оркестр» демонстрирует свой коронный номер, но как бы в еще более высокой октаве. Мне надоели оба уха, а Калли стала фиолетово-красной. Ее голубое лицо погрозло до уродства, а уши казалось, пытались сжаться внутрь. Я чуть не рассмеялся, если бы не этот бешеный крик в голове. Данте был не в лучшем состоянии, и хорошо, что все закончилось менее чем за полминуты. Я оглядываюсь, чтобы увидеть, что половина посетителей воткнула чел в скатерти, а другая половина усиленно наполняет сосуды для рвоты. Я молюсь, чтобы Калли не начинала и не извергала рядом со мной, что коньяк, каким бы вкусным он ни был, потеряет все свое очарование.
Пришла вода богини. Официант перестарался, может быть, из-за нас и суда, который подает больше похож на кувшин, чем на чашку. Она жадно схватывает ее и даже прижимает сосуд к груди, как будто боится, что кто-то ее украдет. Затем он жадно пьет большими глотками, переполняя ее без проблем. Честно говоря, я даже радовался ей, когда она это делала. Видимо, я слишком сострадателен, и это как раз то, что раздражало моего флорентийского лидера. Калли бережно вытирает губы полотенцем, извлеченным неизвестно откуда, и обращается к Алигьери:
Ну, кто спросит? Это ведь было интервью? Кто-то спрашивает, а я отвечаю?!
Данте, вижу как он не будет с ней иметь дело, и открываю рот вопросом:
Попробую не повторяться, поэтому спрошу: в чем твое наказание, кроме того, что уже упомянуто о некой свертываемости крови и рабском поте?
Ты, наверное, пропустил, что я намекнула за клетку, в которой заперта. Мало того, что она сделана из ржавого железа, но она также не соответствует тому, что у меня более двух рук. Мне так тесно до удушья. У меня клаустрофобия в экстремальных масштабах. Я едва поворачиваюсь внутрь, не говоря уже о том, что у меня нет никаких шансов вытянуться в полный рост, чтобы поспать в нормальном положении. Я дремлю, свернувшись в мяч, как черепаха. А эти садисты танцуют под мою любимую музыку, издеваясь над моей ранимой душой.
Кто эти садисты мое любопытство не сдерживается, как это часто бывает со мной?
Как кто? Ты хоть что-нибудь знаешь или мне нужно открывать здесь камерную школу?
Ресторанная школа, поправляет ее Данте, который, как делает себя слушателем, находит возможность пошутить типично по флорентийскому.
Затем он обращается ко мне нравоучительно:
Она выходит замуж за Шиву, точнее, она темная сторона его жены Парвати. Как Луна имеет темную сторону, так Парвати оказывается с темной половиной. И именно эта половина однажды убила своего мужа. И не только умерщвляет, но и танцует на трупе мертвого бога. Я не ошибаюсь смотрит Алигьери на нашу синегожую собеседницу?
Ты ошибаешься, и только как ты ошибаешься, если знаешь?! Какая я половина, поэт несчастный? Я Калли богиня мести, ярости и смерти. Смерти не будет половиной, ясно вам обоим или я должна повторять? Читали Википедии, и им кажется, что тут много знают.
Кали яростно схватила свою чашку-кувшин, и в бессе ее удалось откусить кусок стекла, пока пила. Она порезает рот, и из раны течет тонкая струя крови. Очень тонкая струя голубой жидкости. Я, конечно в очередном шоке. Надеюсь чтопривыкну!
Ты как раз привыкнешь и твое путешествие закончится, злобно прокомментировал обер, который принес нам новые коньяки.
Не считаю нужным отвечать, но задаюсь вопросом, все ли здесь читают мои мысли или только уполномоченные для этого персонажи?!
Спокойно, воскликнул мой гид, не все умеют эти хватки. Та, у которую ты берешь интервью, например, не может собрать свои мысли адекватно, чтобы читала у других.
Кто не может? Ты скажешь мне, что я властвовала над полмира? Я, а не эта муха Правати. Если у нее плохая половина, то это не я. У меня есть своя плохая и хорошая половина. У всех они есть. Вы считаете себя только хорошими? Если кто-то решит сделать его жестким, я буду смеяться отсюда до двери Рая. Я была наполовину?! Глядя на меня среди вас, я выгляжу наполовину? Я полностью цела. Они где-то читают и думают, что знающие. Перед вами заявляю, что я ничья половина. Это может сказать только тот, у кого нет чувства собственного достоинства. Здесь тысячелетиями пытались раздавить мое эго, но этого не произойдет.
Кали делает то же, что и Зевс. Она подняла голову к потолку и крикнула сколько позволяют ее голосовые связки: У тебя не получится, Всевышний! Ты не сломаешь меня, как бы тебе ни хотелось. Это не моя вина. Она твоя, Всевышний, потому что ты сделал меня такой. Я не родилась плохой и кровожадной. Никто не рождается таким. Ты это знаешь, и все равно наказываешь меня, а не берешь на себя самокритику перед всеми.
Данте улыбчиво наблюдает за сценой и определенно веселится от души. В какой-то момент решает вмешаться в тираду:
Почему ты кричишь, я не понимаю? Ты же знаешь, что он как снаружи, так и внутри. Достаточно подумать и все готово.
Как вы думаете, что я делала за десятки веков клеточного существования? Может быть, ты думаешь, что мне снились розовые сны, свернутые как крендель в тесноте?
Полагаю, что ты обдумывала эти вещи сотни раз, и поэтому так категорична в утверждениях, я решаю, что тоже буду участвовать в разговоре. Тем более, разве не делаю это измученное интервью?!
Ты не понимаешь, насколько прав. Что еще можно сделать в этом маленьком пространстве? Но когда эти двое появляются и танцуют, обнявшись, как сиамские близнецы, я так отвлекаюсь, что никакую мысль никак не могу скоординировать. Я знаю, что это не они в буквальном смысле этого слова, а какие-то их копии, клоны или голограммы, но, несмотря ни на что, само видение действует мне на нервы. Ничто, кроме уродливых ругательств, клятв и оскорблений, не приходит мне в голову в эти отвратительные моменты.
Ну, ты, наверное, давно это поняла. Почему им доверяешь я продолжаю свои легкомысленные вопросы?
Да и как бессмертная, мне не нужна еда и вода, но вот-вот прихожу сюда, как какая-то нищенка, чтобы попросить водицу, которую впрочем я теперь дегустировала ради вас. В противном случае мне дают коктейль из уже упомянутых компонентов. Не знаю какой мозг придумывает эти мерзкие гадости, которые несет этот чертов официант, черт возьми?!
Пока не почувствует, что он появляется как какой-то молниеносный призрак:
Почему вы меня постоянно завете, я не знаю? Как будто не знаете, как работает эта схема. Я не хочу снова приносить вам выпивку. У вас нет коньяка?! Нажритесь как вакханками, и убейте друг друга! Она просто ждет, когда кто-нибудь выпустит свежую кровь, чтобы выпить на волю. Это не то время, когда каждый день витала над полями сражений и поощряла массовые убийства. На что уставился? Или я говорю ложь? Больше воды для тебя нет ни сегодня, ни завтра! Это было за последние два-три тысячи лет.
Обер съедобно оставляет перед нами с Алигьери стакан коньяка, убирает пустые стаканы и словно растворяется в воздухе.
Ему не хватает первых семи лет с улыбкой прокомментировал флорентийец и с удовольствием потягивает новый хеннесси.
Я замечаю, что Калли что-то затуманила, уставилась где-то за моей спиной. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть группу вакхан, подпихнувших свои тирсы в край стола. Они пьяны по максимуму, хотя и не кричат, как та, что с синей кожей. Невооруженным глазом видна неадекватность жестов, окровавленных глаз и типичная безызвратность взгляда.
«Типичный для вакханков» снова проходит какая-то идиотская мысль. Как будто с тех пор, как я родился общаюсь и живу среди вакханков. Схожу с ума и не чувствую уверенности, что выйду из этого паба.
«Случайностей нет, и все» проходит через мои нейроны. Спрашиваю:
Но все-таки, есть ли шанс, что все эти пытки в какой-то момент прекратятся?
Я знаю, глубокомысленно отзывается шестерок, может быть, и есть, но никто ничего не говорит?! И, кстати, позвольте мне спросить вас: Почему Он ни разу не предупредил меня? Почему не объяснил мне на высшем божественном уровне, что эти вещи не хороши, не помогают эволюции, а наоборот? И вообще, зачем Он создал Зло, если оно останавливает развитие? Ведь цель состоит в том, чтобы все эволюционировало, чтобы Он тоже мог это делать? Он ведь Все?
Потому что нельзя познать Добро, если нет Зла, высказываю всепоглощающее клише.
Что плохого, если все хорошо, а Зло безвозвратно отсутствует, а? Красота, любовь, творчество и никакой инволюции. В чем проблема? Нет, должны быть хорошие и плохие, чтобы одних поощряли, а других как и меня относили по всем пунктам. Если Он полярен, как и все во Вселенной, то мы плохие дети его темная сторона. Верно? Что ж, тогда оказывается, что Он наказывает сам себя, потому что, как вне нас, так и внутри. Отрицательные эмоции это что-то вроде выделеный пар, высвобождения избыточной ненужной энергии. Мы плохие это как бы экскременты, которые периодически Творец исходит откуда-то, точнее здесь, в Аду. Это никогда не приходило мне в голову, а теперь, благодаря вашему интервью, я поняла и осознала. Те, на кого вы смотрите, и те кого вы увидите, оказываемся обычными фекалиями Творца. Теперь это может разрушить мое эго. Следует различать бла-бла и ала-бала. Почему нужно делать эту разницу? Зачем ему развиваться? Он ведь все? Что еще ему развивать?
Не может быть эволюции, если все хорошо, звонит как эхо Данте, все будет в самодовольном застое, а тому, многозначительно смотрит на потолок, нужна динамика, чтобы сам мог развиваться.
Болтаете здесь столько, сколько находитесь в раздумьях. Зачем ему развиваться и вообще что ему есть, когда Он есть Все? Больше чем то, что он может хотеть? У меня не укладывается голова, и это все Калли замолкает и сосредотачивается в своем стакане с водой
Футуристический оркестр вмешивается в неповторимый неистовый вой и я начинаю настраиваться на отъезд, потому что в четвертый раз этого не выдержу. Смотрю на своего гида с подсказкой, но прежде чем он ответит мне, к нашему столу подходит не кто-нибудь, а сам Локи. Величественный и по-своему красивый. Величественный, блестящий, с его особой роговой шляпой, с невероятным мечом на кресте. Более красивой рукоятки такого вида оружия никогда не видел. Не то чтобы многие такие мечи проходили у меня на глазах, но бы не сказал, что я дилетант, потому что раньше интересовался всевозможным оружием, даже подписывался на специализированный журнал. Я побывал во всех музеях и замках. Но такая красота мне нигде не попадалась, даже на картинке. Пока думаю об этом на все эти мудрости, на одной из рук Калли светятся и визжат что-то вроде электронного браслета. Она ничего не говорит, а встает и, не попрощавшись, направляется к выходу.
И этой забыли первые семь, отмечает Данте, как будто рядом с нами никого нет.
Чтобы вы не подумали, что я тоже не получил первоначального воспитания, с уважением скажу вам Добрый вечер!
Локи даже кланяется в знак уважения, как будто мы какие-то VIP-персоны. И если посмотрим на реальность, то мы действительно такие, когда на нас обращают внимание боги, не то что они в изгнании. Мы смотрим на удостоенного нашего особого отношения скандинавца, а он не удосуживается сесть с нами:
Я предлагаю вам соизволить старательно поднять сапиенсовые задницы со стульев и следовать за мной! Не чувствуете ли вы, что очень долго пробыли здесь в самом отвратительном пабе во Вселенной и за ее пределами?
Нам здесь очень хорошо. Я бы даже выпил еще один коньяк набрался бы какой-нибудь несвойственной смелости. А может быть реагирую из-за самого нытья, провокацией, чтобы узнать, почему этот человек вообще удосужился нас заметить.
Вам не интересно своими глазами увидеть, что делает со мной тот, кто издевается над половиной Божественного пантеона? Сидя удобно под эгидой рогатого официанта, разве вы не чувствуете себя какими-то элементарными потребителями, а?
Что за черт? У нас было прекрасное интервью с Калли, и я подумал о том, чтобы поговорить с этими японскими трупоядами, чтобы сделать мою книгу привлекательной для молодой аудитории. Она влюблена в Стивена Кинга, Брэма Стокера и их подобных. Если смогу приковать зомби, это станет бестселлером.
Зомби вы вряд ли встретите здесь, потому что эта территория только для таких божественных подонков, как я сарказм оказался прямым как специальная военная операция давайте, поднимайтесь, мои преследователи горят от нетерпения!
Я как раз подумал спросить что это за преследователи, когда вижу стоящего Данте, который делает обволакивающий жест своим плащом, направляясь к выходу.
Иду за ним, не задумываясь