Давай слезать, что ли? шепнул Коля.
Да, давай.
Сидеть больше было нечего, скоро начнет темнеть, а смотреть больше было не на что. Да и собирались они идти помогать пасти коней в ночное.
Глава 2. Ночное
Шаньшеровские пастухи пользовались большим спросом. Могли пасти большие стада, смешанные (коров с овцами). Доверяли им и поселковый табун.
Свою скотину в Шаньшерово пасли по старинке, в лесу. Когда любопытный Николай спросил у деда Афанасия, почему так было заведено, тот, ухмыляясь, ответил:
Дык, а как иначе-то? Енто щас всякие там тракторы есть, а раньше шо от дярявьяв и кустов вычистил то и поле, туда и сади. А большие пни-то как ворочать буш? Коняку запряжешь, ну вторую, дак, а он и все равно сидит, окаянный! Вот шоб зубы мои так сидели, як те пни. Поэтому любые поля под хлеб отдавали, никаво не пасли на их. В лясу пасли.
Пасли по очереди. Выборной должности пастуха не было. Сегодня ты пасешь, завтра сосед. Послезавтра его сосед, и так далее по кругу. Тот, чья очередь наступала, выходил на главную (и единственную) деревенскую улицу, снимал висячую на заборе доску, вешал себе ее на шею на уровне груди и колотил в нее двумя массивными палками-колотушками, сообщая хозяйкам, что время выгонять скотину. Возвращаясь вечером, когда каждая корова сама знала, к каким воротам ей идти, пастух вешал импровизированный барабан на забор.
Но были и те, кто по соседним деревням и селам нанимался пастухом на весь сезон, с Егорьего дня по первые заморозки, когда трава жухла. В этом году дядя Леша и его брат дядя Миша нанялись пастушить в Октябрьский. На их попечении было и коровье стадо, и небольшой табун лошадей.
Поселковые лошади не отличались упитанностью, но и работы на них взваливали поменьше, чем на деревенских пахать-то в поселке негде и нечего. Использовали лошадок как тягловую силу в леспромхозе (для передвижений верхом лесничими и в телегу впрягать), в почтовой службе и для работы местной «скорой помощи». Хотя с такими дорогами помощь хорошо если вообще приходила, какая уж там «скорая»! Но и рожениц тяжелых спасали, и с лесосек с травмами до фельдшерского пункта довозили. Ну, а кому срок пришел так тут уж все «в руце Божией», как говаривала набожная баба Матрена.
Мальчишки регулярно напрашивались с пастухами в ночное. Это же целое приключение! Помогать в серьезном полезном деле (никто и не подумает осуждать, что ты лодырничаешь), ночевать в шалаше под звездным небом, слушая похрапывание коней со всех сторон.
Домой Сашка с Колей решили не заходить. В летнюю пору родители иногда сами могли не заночевать дома, оставшись на поле. Дома сейчас есть особо нечего, уж лучше чего раздобыть на пастьбе.
Спустившись с башни, друзья побежали, перепрыгивая через стальные нити рельсов мимо темной громады паровоза, мерно вздыхающего около гидроколонки. Ну, в самом деле, словно дракон диковинный спать устроился!
На том самом перекрестке, куда выходила дорога с Шаньшерово, дядя Леша с братом сгоняли лошадей. Выстрелами с резким эхом хлопал кнут.
Дядя Леш, дядя Миш, здрасьте! прокричали Сашка с Колей.
А, соколята прибежали! Ну, добро, будет кому рыбки наловить. заулыбался, попыхивая самокруткой, высокий подтянутый мужчина дядя Леша. Его брат, чуть ниже ростом и шире в плечах, просто кивнул ребятам, хмуро глядя из-под густых бровей. Нет, злым он не был, но незнакомца мог поначалу напугать грозным видом.
Ребятам поручили нести старый вещмешок, где болтались сухари, несколько картофелин, пара вареных яиц и закопченный ничуть не хуже паровоза котелок.
В этот раз решили начать пасти у реки, а с наступлением темноты подняться от влаги повыше и заночевать. Да и чего там ночевать-то, два часа от силы, светает сейчас рано.
Поселок остался за спинами. Лошади почуяли простор, всхрапывали. Пастухи взобрались на спины двух наиболее крупных коней. Без седел и стремян. Удерживая табун с двух сторон, они легкой рысью повели его к Истьянке. Местность там болотистая, влажная, травы сочные. Сашка с Колькой шли следом.
Когда ребята дошли до берега, табун уже разбрелся по лугу. Братья-пастухи разжигали костерок, не сколько для тепла, сколько против комаров, которых у речного топкого берега были целые тучи. Ребята же пошли к речке рыбачить с чувством ответственности за важное поручение.
Начинало темнеть. Дневная жара впитывалась в прохладу речных струй. Истьянка была странной рекой. Вот вроде она течет в тоннеле, образованном склонившимися с двух берегов ивами, и дно песчаное все видно, и перейти пешком по пояс можно, но на середине с ног свалит, если не будешь шестом в дно упираться. А вот уже она прячется у подножия холма, тщась подточить его скальную основу, и вода на поверхности столь спокойна, что упавший ивовый листочек стоит на месте. И до противоположного берега почти что допрыгнуть можно. Но обманчиво это спокойствие непрозрачно-янтарного цвета! Вся сила, что человека с ног валила, ушла в глубину.
Купаться в Истьянке не купались из-под холмов били ледяные родники, кое-где спадающие в реку настоящими, пусть и крохотными, водопадами. Да и взбалмошный нрав течения пугал. Но рыба водилась самая разная.
В одном из выходов скального фундамента была небольшая полость, которую ребятня называла пещерой. Взрослому туда было не забраться (разве что только киркой и лопатой расширить лаз), а вот детвора уходила к холмам рыбачить, ночуя в этой самой пещере.
В этот раз пастьба была вдали от пещеры, да и на другом берегу.
Коля полез в орешник искать тонкий и длинный прут для удочки, Сашка привязал капроновую нить к крючку и делал из мякиша старого хлеба маленькие шарики для прикормки. Сделав некое подобие удочки (на которую умелец мог наловить неплохой улов), ребята устроились на берегу. Братья, дядя Леша и дядя Миша, сидели у костерка.
В сгущающихся сумерках бродили кони, на поле монотонно стрекотал коростель. В зеленом тоннеле ивовых деревьев над рекой было почти совсем темно и ощутимо прохладно. После дневной жары даже бросало в легкий озноб.
С небольшим и нехитрым уловом ребята подошли к костру. Там уже были готовы две жерди, чтобы повесить котелок. Воды натаскали прямо с реки, дождались кипения и бросили рыбу в котел. Чистить такую мелочь не пришло бы в голову. Часть картофелин почистили, разрезали ножиком как можно мельче и отправили к рыбе. Наиболее крупные же решили запечь в углях.
Скромный, но, по мнению мальчиков, невероятно вкусный ужин закончили с наступлением темноты. С реки пополз густой туман. Надо было подниматься на холм, а то и лошади заблудиться могут и простудиться, а с утра и людям, и животным снова на работы.
Затоптав костер, все четверо медленно пошли прочь от реки на холм, раздвигая руками высокие травы, покрикивая и причмокивая, призывая коней. Кони отзывались всхрапами. То тут, то там из густого тумана возникали их фигуры. Кивали густые гривы, мели хвосты. Стоял хруст сочного клевера.
На вершине пологого, почти незаметного холма стоял шалаш. Туман до вершины не поднимался, растекшись по округе. Островками темнели вершины других холмов, но они были покрыты густым лесом и казались мохнатыми.
Один холм казался темнее и мохнатее остальных.
Дядя Миш, а чего это там такое за холм большой? спросил более заинтересованный Коля.
А, ну так ведь это Медвежий город. Там рядом даже деревушка была, так и называлась Медвежа. Щас там не живет уже никто.
О, словно проснувшись, спросил Саша, а почему она так называлась?
Ну. замялся дядя Миша, старики говорили, что там какие-то другие люди жили, особые. Их еще называли «старыми людьми», ну, то есть которые до нас тут жили. И вот они могли в медведей превращаться. В той деревне последние из них и жили.
Они что, старые были что ли все? удивился Саша.
Да нет же, говорю тебе назвали так их, потому что они до наших с тобой предков тут жили, в старину. Так давно, что эта давность состарилась уже. А потом наши предки пришли, мои прадедушки и прабабушки. И вот они моим родителям рассказывали, что тут другие люди жили.
Надо туда сходить как-нибудь, обязательно! мечтательно проговорил Коля. А расскажите еще про этих «старых людей», пожалуйста! Ну, уж очень интересно.
Так, а чего рассказывать, все рассказали ж вроде. удивился дядя Леша. Странный то народ был. В общем, пройдет такой человек мимо твоего дома ночью, ты его в темноте не видишь, а всем в доме тревожно и страшно становится. Кто-то говорит, что они жили в землянках и чуть ли не под землей, а кто-то что у них дома здоровенные были. И сами были громадного роста, перекидывались между своими деревнями валунами и гигантскими колунами. Вон, валуны эти до сих пор на полях попадаются, как раз ровно на линии между их деревнями.
А этих деревень, что, не одна была?! спросил Коля.
Нет. Есть еще вверх по течению Межи деревушка Коротыша. Говорят, там какие-то ну уж очень низенькие люди живут.
Так ты ж говорил, они громадинами были усомнился Саша.
Да кто их уже разберет, какими они были. Давно это было.
Разговор сам собой затих. Дядя Миша встал и пошел к зарослям ивы у реки. Вернулся, неся в руке пяток длинных и тонких, толщиной с палец, прутов. Присел у шалаша, надрезал один из прутов под острым углом, затем обстучал рукояткой ножа и ловким движением вытащил сердцевину прута из коры. Прям как носок снял. Потом отрезал от вытащенной сердцевины небольшой пыжик и вставил в трубку из коры со стороны надрезанного края. Мальчишки не успели спросить, зачем он все это делает, как дядя Миша поднес трубку к губам и мягко подул в нее, пальцем другой руки приоткрывая отверстие на противоположном конце. Над туманной речной долиной, над лошадиными головами полилась простая красивая мелодия травяной флейты. В перерывах на дыхание слышался то коростель с дальнего поля, то сонное фырканье коней, то плеск со стороны реки.
Внезапно с противоположного берега реки донеслось конское ржание. Пасущийся табун отреагировал тревожным фырканьем, какие-то кони подняли головы. На холме с той стороны реки, сквозь туман поблескивал теплый огонек костра.
Дядя Миш, глядите, указал пальцем Колька, там, на холме тоже кто-то коней пасет!
Где? А, вон там. понимающе кивнул дядя Миша. Дак это цыгане.
Про цыган мальчишкам слышать приходилось.
В основном что-то нехорошее. Будешь себя плохо вести отдадим цыганам. Если цыгане появлялись на полях рядом с какой-то деревней, то хозяйки всех домашних убеждали не оставлять вещи где попало, «а то цыгане скрадут!», а сами украдкой бегали к ним в табор на погадать.
Но то в окрестных деревнях. Шаньшерово располагалось рядом с Октябрьским, большого количества коней а цыгане жили барышничеством в деревне давным-давно не было, так что появление табора на поле вызвало удивление.
А зачем они к нам пришли? тихо спросил Сашка.
Да за тобой пришли, не иначе! начал подзуживать друга Коля.
Ну а серьезно, дядя Миш? не собирался сдаваться Саша.
Хм. Да не знаю я. Они ж как-никак конями занимаются, торгуют ими по ярмаркам. Бабы у них гадать ловки, бачут, да токмо эт все брехня, по-моему.
Чего они, обворовывать нас пришли, сдвинул брови к переносице Сашка, так мы им покажем тогда!
Ну, кто тебе это сказал? приподнялся на локте задремавший было дядя Леша. Не суди, пока точно в чем-то не будешь уверен. Они люди как люди, только странные немного.
А почему тогда про них так говорят, мол, воры они все? удивился Коля.
Не понимают они их. Да и я их особо не понимаю, с прищуром проговорил дядя Миша, но это не повод всех под одну гребенку грести.
На востоке, на границе полей и неба, становилось чуточку светлее, что знаменовало приближение раннего летнего рассвета. Дрема навалилась и обняла теплым сеном. Так и заснули.
Глава 3. Гости
Проснулись, когда солнце уже встало. Колдовство минувшей ночи смело вместе с белоснежно-молочным туманом, но оно отражалось в щедро рассыпанном по траве жемчуге утренней росы.
Было прохладно. Чтобы не замерзнуть, Саша с Колей попрощались с братьями-пастухами и побежали в деревню. Нужно было и воды натаскать, и корову выгнать после утренней дойки, и коз отвести на поле (присматривали за ней меньшие братишки и сестренка, но привести туда рогатых и строптивых животных могли только старшие).
За заботами пролетело полдня.
Первым делом, ворвавшись в хату, Колька растопил печь. Да, на улице было лето и днем снова навалится жара, но готовить-то на чем-то надо! Пока дожидался, как дрова разгорятся, подмел пол. Потом побежал с ведрами к колодцу. Сбегав к нему раза четыре, наполнил две большие кадки в хате и бане. Вечером отец с матерью придут с поля, надо будет к их приходу натопить баню.
Собрав в курятнике появившиеся за ночь яйца, Колька бросил их в горшок. Бабушка, что-то ворча под нос, готовила меньшим братикам и сестренке кашу. Те ссыпались с печки, разлепляя глаза и потягиваясь. Колька поставил горшок с яйцами в печь, где уже ярились только угли, и погнал малышню умываться. Поняв, что добиться интересного рассказа, где был ночью их старший брат, не выйдет, орущая стайка побежала греметь умывальником.
Коля наколол дров для бани, наточил кухонный нож, помыл после завтрака посуду, задал корм всей домашней живности и отправился с братиками отводить коз на поляну. По дороге нарочно прошел мимо Сашкиного дома, но самого Сашку не увидел. «Тоже, небось, носится как угорелый», подумал Коля.
Оставив коз с двумя младшими братьями и сестрой, вручив им собранную снедь, Коля побежал в поселок на станцию. Очень хотелось успеть к утреннему отправлению поезда.
В поселке все было как и днем ранее. Через перекресток прогромыхала телега, запряженная довольным конягой из тех, что пасли минувшей ночью. Коля понял, что братья дядя Леша и дядя Миша уже на рабочих местах.
Паровоз был на станции, как и положено. Готовился к отправлению, мерно постукивая паровым насосом, нагнетая воздух в тормозную магистраль. Периодически из трубы вырывался пар с дымом помощник открывал сифон, раздувая огонь в топке и поднимая давление до рабочего. Между рельсов остывала куча раскаленного шлака, оставшаяся после чистки зольника и колосников, которую станционный работник с лопатой торопился скинуть в сторону, пока она не прожгла шпалы.
На боковом пути мирно дремал, опустив стрелу на платформу, паровой кран в его работе сейчас нужды не было. А вот к тупику его подпирал еще один состав. Несколько грузовых двухосных крытых вагонов со сдвижными дверьми, которые часто назывались теплушками (к слову, эти таковыми не были никаких печных труб из крыши не торчало).
Внеплановые поезда появлялись. Либо новая усиленная смена рабочих приезжала, либо посылали банно-прачечный поезд. Удивил Кольку крайний вагон. Рядом с ним расположилась очень необычная толпа. Женщины были одеты в пестрые юбки и цветастые кофты, усатые и бородатые мужчины в строгие, пусть и весьма потертые, темные пиджаки и штаны. Кто-то был в ботинках, кто-то в сапогах. У женщин длинные, смоляные волосы были заплетены в косы, спускавшиеся по скулам до пояса. В них блестели вплетенные медяки монет. Серебром отражались большие пуговицы на мужских кафтанах. Пожилые бородатые мужчины были в необычных войлочных шляпах. И среди женщин, и среди мужчин нередки были те, кто курил длинные трубки.
Дети разного возраста выглядели кто во что горазд. Почти все босиком. Какие-то рваные сапоги были только на самых старших, почти подростках. Чумазые, с взъерошенными волосами, грязными руками