Оба умны и талантливы, оба немного инфантильны. Вчера еще школьники, оба уже зачислены, один на первый курс политехнического университета, другой на биофак. Оба мечтают будущим летом поехать куда-нибудь по отдельности, своей компанией, и уж точно не гостить в Торпе, где все мило и привычно, но до чертиков надоело, а ведь они уже взрослые; и еще кое-что роднит их. Внутри каждого, если присмотреться, есть отблеск, подобный запаху горячей канифоли. И звон, как от капли спирта на языке. Оба потенциальные Слова, орудия Речи. Их можно бы оставить в покое, тогда они останутся людьми, проживут свою жизнь и никогда не узнают правду об Институте. Так рассуждала Сашка ровно год назад, стоя у этого забора и глядя на этих мальчишек. Тогда она сказала себе слишком рано, год у них еще есть
Теперь было, пожалуй, слишком поздно.
Речь не терпит упрощения. Если институт в Торпе не выдаст новое поколение сильных, подготовленных выпускников мир онемеет и перестанет существовать. И Сашка, создавшая этот добрый, умирающий мир, навеки повиснет в пустоте и одиночестве. И поделом же убийце реальности
Она зашагала дальше как раз в тот момент, когда с крыльца послышался веселый голос Антона Павловича:
Обедать! Борщ, котлеты, ви-ишня! Ну-ка, руки мыть!
Сашка отошла на пару кварталов, опустилась на скамейку, белую от тополиного пуха, и закурила. Вытащила блокнот из полотняной сумки. Нарисовала, не отрывая руки, автопортрет спираль раскрывающейся галактики и тень самолета, проходящего на фоне ядра. Крылатый силуэт, не имеющий ничего общего с авиастроением и вообще с материей; Сашка задумалась и почувствовала, что рядом на скамейке кто-то сидит.
Привет, сказала, не поворачивая головы.
Ты звала меня? спросил он тихо.
Сашка покосилась; летнее солнце отражалось в его непроницаемо-черных очках. А в остальном он был такой, как прежде. Разве что старше.
Я звала Сашка запнулась. Ты очень на меня обижаешься?
Нет. Он запрокинул голову, в стеклах очков отразились ветки тополей и летящий пух. Ты победила по-честному. Теперь не знаешь, что делать со своей победой.
Я действующий Пароль, сказала Сашка очень сухо. Я разберусь. Может быть, не сразу.
Ты разберешься. Он снял очки и посмотрел на нее прямо. Глаза были совершенно человеческие, усталые и такие родные, что Сашка вздрогнула.
Где он? тихо спросил сидящий рядом.
Он счастлив в семье, у него
Ты поняла, о чем я спросил.
Сашка, помедлив, протянула ему лист из блокнота. Он снова надел очки, отвел руку с рисунком от лица, как дальнозоркий. Разглядывал минуту, потом перевел взгляд на Сашку.
Это исходная проекция. Сашка прочистила охрипшее горло. Отправная точка, где я прозвучала. Мир построен на идее, что самолеты никогда не падают. Но
Но жить значит быть уязвимым, процитировал ее собеседник когда-то сказанные слова.
Теперь гармония рушится, сказала Сашка. Я это сделала. Я выбила имя Страха из несущей конструкции и не заменила ничем. Я рассчитывала, что Любовь как идея удержит общую структуру, но Оказалось, что в мире без страха недостаточно и любви.
Ее собеседник снова посмотрел на рисунок тень самолета, проходящего над ядром галактики:
Ты рассчитываешь до него добраться?
Там осталась часть меня, сказала Сашка. Осколок. Я должна его вернуть.
Прошла очень длинная минута.
Я помогу тебе, сказал сидящий рядом. Можешь на меня рассчитывать.
Спасибо, выдохнула она и закашлялась. Сигаретный дым, смешавшись с летящим пухом, попытался снова сложиться в галактику но Сашка махнула рукой, отогнала пух, затушила сигарету. Спасибо, Костя.
* * *
Пока Сашка варила кофе, он молча вымыл пепельницы и вынес мусорное ведро, хотя она не просила. Сашка невольно оглядела комнату его глазами; да, она давно не наводила здесь порядок. Впрочем, еще вчера был октябрь, а сегодня июнь; движение времени вспять портит вещи, нагромождает мусор, оставляет войлок пыли на столешницах и половицах. У Кости тоже были периоды в жизни, когда внутри и снаружи громоздился лежалый хлам
А потом она посмотрела его глазами еще раз, внимательнее. Костя, оказывается, помнил эту комнату однажды в январе когда стояла новогодняя елка, горел огонь в маленьком камине, когда Сашка и Костя были здесь счастливы одну ночь, несколько часов накануне экзамена, где за провал положена участь хуже смерти
Мне всегда казалось, что мир устроен по-дурацки, сказала Саша, с усилием отвлекаясь от ненужных мыслей. Пока я сама не взялась его обустраивать. Мне казалось, что будет этичный синтез водорода, беззлобное формирование галактик, славные вулканы, веселые амебы, искренний Мезозой и ласковое Средневековье и так далее. Великая Речь, думала я, зазвучит по-другому, но все так же совершенно. Я думала Она ненадолго замолчала, сдвинула брови. Понимаешь, все миллиарды лет это один слог, Костя. Один младенческий писк. Точка, продавленная карандашным грифелем. А настоящее время, история, развитие здесь, в Торпе. И настоящий смысл тоже здесь.
Костя молчал, ожидая, когда она продолжит.
Я увлекала их радостью творчества, сказала Сашка. Будила любопытство. Переводила учебный процесс в игру. Они любили друг друга, любили весь мир и они ломались.
Ты хочешь сказать, что знаешь, в чем ошиблась? деликатно уточнил Костя.
Я не ошиблась, я сделала что хотела. Но Пароль такая же часть Речи, как имя предмета, союз или предлог. Я источник сущего, но я шестеренка в общем механизме.
Сашка закурила. Выдохнула дым, и еле различимая спираль Вселенной поплыла по комнате.
Я могу изъявить материю в любом виде, сказала Сашка. Но Речь я не могу изъявить, я могу ее только построить заново. Садись пей кофе, а то ведь остынет
Оттуда сквозит, с легким беспокойством сказал Костя, разглядывая спираль из сигаретного дыма.
Брось, это просто картинка. Сашка махнула рукой, рассеивая призрак галактики. Садись.
Костя молча уселся за стол, но к чашке не прикоснулся. Сашка посмотрела сквозь стекло на вьющийся виноград. Костя ждал.
Великой Речи нужны новые Слова, начала Сашка глубоким, тусклым, немолодым голосом. Но человек, даже одаренный, не способен стать Словом ради добра, красоты, любви, стремления к познанию и шоколадного ассорти в подарок. Я любила своих студентов, я предлагала им пряники на любой вкус Теперь я хочу изъявить для них кнут.
И отказаться от своей главной цели? Мир без Фарита и того, что он несет с собой?
Не отказаться. Сашка взяла чашку с остывшим кофе, рука дрогнула. Фарита здесь больше не будет. Но я должна сохранить Речь, выстроить для нее новый баланс А значит, найти баланс внутри себя.
Она запнулась. Костя потянулся через стол, накрыл ладонями ее руки:
Ты хочешь спасти Речь или вернуть своего пилота?
Это одно и то же, сказала Сашка и осторожно высвободилась.
Глава 2
Валя стеснялся своего имени. Это было глупо, тем более что назвали его в честь отца, и отец всегда очень обижался, когда маленький Валя представлялся новым знакомым как Витя.
Так зовут девочек, говорил Валя в свое оправдание.
Я девочка, по-твоему?! возмущался отец.
Ты уже большой, с горечью напоминал Валя. Над тобой не будут смеяться.
Скажи мне, кто над тобой смеется, и я с ним разберусь!
Никто. И Валя отворачивался, чтобы спрятать лицо. Слезы у него в детстве набегали по любому поводу.
Валик, наедине говорила ему мама. Ты можешь всем говорить, что ты Валентин, это имя происходит из Древнего Рима, означает «сильный», «здоровый», «крепкий»
Он кивал, чтобы не обидеть ее. Все детство до школы он провел в бесконечных болезнях, носил очки у него было минус пять, по физкультуре имел тройку из жалости. К имени «Валик» в исполнении мамы он привык, даже полюбил, но потом узнал, что валик это такая штука из поролона, чтобы красить стены. Или жуткий персонаж мультика про музыкальную шкатулку. Но сказать это маме он не мог, конечно.
Отец ворчал, что мама балует единственного сына. Из-за Вали, его постоянных болезней и споров о воспитании родители чуть не разошлись, но отец был порядочным человеком. Правда, из прежней семьи он ушел, но там была «такая ситуация». Такая ситуация, говорил он подросшему Вале, и тот верил.
Когда-то у Вали была сестра, дочь мамы от первого брака, Валя ее не помнил. Девушку звали Саша, она поступила в какой-то провинциальный институт и однажды пропала. Ее портрет с пометкой «Помогите найти» встречался Вале много лет будто сам по себе появлялся на досках объявлений, в компьютерной рекламе, на столбах
Она ужасно ревновала, когда мы с твоей мамой поженились, говорил по секрету отец, и его голос делался желчным. И сбежала, сперва в этот дурацкий институт, а потом и вовсе перестала выходить на связь.
И добавлял вполголоса:
Свинья.
Может, с ней что-то случилось? неуверенно предполагал Валя.
Что могло случиться?! Молодая здоровая девчонка. Может быть, когда-нибудь еще объявится. Хотя на месте мамы я бы ее не простил
Валя часто думал о пропавшей сестре, когда ему было лет тринадцать-четырнадцать. Одно из объявлений, хорошо сохранившееся, он забрал себе и прятал от мамы в ящике стола. Иногда, когда Валя долго смотрел на лицо незнакомой Саши, у него начинала кружиться голова и приходило чувство, которого он раньше не знал. Мурашки по коже, слишком быстрый пульс и мало воздуха, будто ком в груди.
В старшей школе он почти забыл о сестре и выбросил старое объявление. Все его одноклассники встречались с девчонками, и Валя тоже делал вид, что у него кто-то есть. Пошел к окулисту и подобрал контактные линзы. Записался в спортзал, стал пить протеиновые коктейли, но, глядя в зеркало, видел в незнакомом подростке всего лишь себя. Маменькиного сыночка Валечку.
На выпускном вечере он танцевал один, но то и дело хватался за телефон, утыкался в экран, притворяясь, что ему кто-то пишет и надо срочно ответить. Едва стало можно потихоньку ушел домой.
Было двадцать шестое июня. От школы до дома пешком пятнадцать минут, а прежде, опаздывая на уроки, Валя и за десять прибегал. Теперь некуда было торопиться. Он шел по летней улице, где было людно, как в воскресный полдень: стайками шатались подростки, держались за руки влюбленные, собаки выгуливали хозяев, и только Валя, кажется, был совсем один, но одиночество не тяготило его. Впереди взрослая жизнь, и хотя факультет медицинской техники, куда его ненавязчиво сосватал отец, Вале вовсе не нравился зато с ним были уверенность студента, гордость, что прошел по баллам, и уже там, в студенческой жизни, он точно с кем-то познакомится
Девушка стояла у входа в магазин, лицом к освещенной витрине. Светлые брюки и куртка, гладко уложенные волосы. Валя задержал взгляд на ее спине, прямой как струна, и сам тут же перестал сутулиться. Заговорить с ней? Валя сроду такого не делал, но сейчас сейчас на нем хороший костюм, линзы, остатки куража. Да и ведь она тоже почему-то стоит в одиночестве. Кого-то ждет?
Девушка обернулась, почувствовав его взгляд. Валя споткнулся на ровном месте; она вовсе не была его ровесницей. Ей можно было дать и двадцать, и сорок, но самое страшное она кого-то напоминала ему так сильно, что мурашки пошли по коже и запрыгало сердце.
Девушка повернулась, шагнула в сторону, и вот уже никого нет у витрины, будто Вале все померещилось.
* * *
Он отпер дверь своим ключом, стараясь, чтобы замок не щелкнул слишком громко родители, конечно, уже спали. Завтра они летели на море отдыхать, впервые вдвоем, он еле их уговорил. Точнее, маму: отец-то сам понимал, что сын уже взрослый и оставить «одного дома» на две недели нормально.
Завтра, ближе к вечеру, они войдут в теплое море. Валя обещал звонить и писать каждый день и докладывать, что ел, где гулял, не простудился ли и как настроение.
Он оставил сумку с аттестатом в прихожей на полке. Посмотрел на часы полпервого; не такое уж событие этот выпускной. Это раньше люди с ума сходили уже в сентябре, собирая деньги, заказывая рестораны и катера, в то время как выпускники только и мечтали, как бы поскорее разбежаться и забыть физиономии друг друга. Или так было не у всех? Или Валя по натуре одиночка?
Скоро университет, и вот там-то Валя найдет свою компанию. Хорошо, что на занятия ездить недалеко и жить он будет дома. Слово «общежитие» было для мамы пугалом, кошмаром
На кухне горел свет. Мама стояла у окна в наушниках, смотрела фотографии на планшете, и Валя успел увидеть через ее плечо: солнце, море, молодая мама в купальнике, рядом девочка лет шестнадцати или семнадцати, такая, как Валя сейчас. Мама тяжело вздохнула; Валя потихоньку вышел и вошел снова, так, чтобы она наверняка увидела его отражение в оконном стекле.
Мама быстро обернулась. Погасила экран планшета:
Так рано?!
Все успел, сказал Валя с улыбкой. Аттестат получил, речь сказал, поел, потанцевал, от водки в туалете отказался. Лучше завтра провожу вас, помогу с чемоданами.
Мама крепко обняла его. Крепче обычного.
Ты обещаешь быть осторожным? Переходить улицу только на зеленый свет?
«Тревожное расстройство» так называлась ее болезнь. Она видела опасности там, где любому человеку и мысли не придет их искать. За сборами в отпуск мама, наверное, забыла принять таблетку.
Я обещаю, сказал Валя с чистым сердцем. Со мной ничего не может случиться.
И вспомнил девушку с фотографии. Где-то сейчас она жила, наверное, своей жизнью и думать не думала, что мама из-за нее переживает. Отомстила, значит, за нового мужа, нового сына, новую жизнь
И снова холодок прошел у него по спине.
* * *
После обеда восьмилетний Антошка начал проситься на речку: «Это лето или нет? Это каникулы или тюрьма?!» Его сестра, маленькая Лора, радостно подхватила, копируя брата: «Или тюрьма-а?!» Дед засобирался, снял с веревки полотенца, вытащил удочки из сарая. Бабушка категорически заявила, что сначала измеряем давление и только потом куда-то идем.
Экзамена дед не выдержал. «По жаре под солнцем, сказала бабушка, я с таким давлением никуда не пущу». А сама она недавно подвернула ногу, тащиться через всю Торпу не могла и пообещала полить Антошку и Лору из шланга, и пусть купаются в надувном игрушечном бассейне.
Лорка готова была зареветь, и тут Пашку будто шилом ткнули в неназываемое место.
Я с ними пойду, сказал он бабушке. Заодно и сам искупаюсь.
Бабушка не сразу нашлась что сказать. Паша и Артур были в ее глазах немногим взрослее Антошки и Лоры. Но ведь братья уже окончили школу
Нет, неуверенно сказала бабушка. Лора почувствовала слабину и заревела в голос.
А что с ними может случиться? подал голос дед. Дорогу Пашка знает
Только в том случае, нашлась бабушка, если вместе с Артуром. Вот если вдвоем их поведете тогда пускай.
Артур сидел в кресле-качалке в саду, слушал свои подкасты. Когда с него сняли наушники и объяснили, в чем дело, он сморщился, как старая слива:
По такой жаре куда-то таскаться?!
На речку же! Антошка прыгал вокруг, уже собрав все необходимое резиновый мяч и маску с трубкой для ныряния. Купаться! Ты что, дурак, не хочешь купаться в речке?!
Артурище, ласково сказала бабушка. Ну пожалуйста.
Через несколько минут они уже шагали по улицам, пустым в это время дня, то в гору, то под гору, по сухой глине, асфальту и гравию, а Лора и Антошка бегали кругами и срывали одуванчики с обочин. Маска с трубкой болталась у Антошки на шее.
Много раз потом Пашка вспоминал этот день. Как будто воздух, прогретый, по-особенному струился над землей. И сквозь одну реальность просвечивала другая. В какой-то момент он даже испугался: а вдруг ему «голову напекло», от чего предостерегала бабушка?
Какой странный город эта Торпа, сказал он вслух, потому что не мог молчать больше. Вот в нашем районе деревня же настоящая. А в центре эти дома Ты никогда не думал, а где у них градообразующее предприятие?