Н. Чернецов. Вид на Елагин остров в Петербурге.
Вторая половина 1820-х гг.
Парижане, которые никогда не забывают своего Парижа, назвали бы острова русскими Елисейскими Полями, но острова гораздо обширнее, носят более сельский характер и вместе с тем гораздо богаче разукрашены, чем наше место для прогулок в Париже. Они и более удалены от богатых городских кварталов. Район островов одновременно и город, и сельская местность. Рощи, луга, отвоеванные у окружающих болот, заставляют верить, что кругом действительно поля, леса, деревни, а в то же время храмоподобные здания, пилястры, окаймляющие богатые оранжереи, колоннады дворцов, театр с античным перистилем все это заставляет вас думать, что вы, находясь на островах, не покинули города»
3
Были и свои, местные достопримечательности, столь же обязательные для посещения, как колоннада Исаакиевского собора, откуда жители и гости Петербурга любовались панорамой города.
К. Беггров. Гулянье на Елагином острове. С литографии А. Брюллова. Вторая половина 1820-х 1830-е гг.
На Елагином это стрелка, или «пуант», прославленная восхитительной красотой пламенеющих закатов, отраженных в воде. Аристократический и придворный Петербург, не покидая карет, в полной тишине наблюдал за волшебными переливами солнечного света, пламенеющего, тающего и исчезающего за дальней линией горизонта Финского залива. Совершали паломничества к дубу Петра Великого на Каменном острове, посаженного основателем города в память своего пребывания в гостях у канцлера графа Г.И. Головкина в 1715 г.
Но примерно с 1840-х гг. публика постепенно стала иной, более раскованной и демократичной: «Петербург съезжался на «Стрелку» после обеда, сытым и довольным. Островитяне, т. е. жившие постоянно или только лето на дачах на Елагином и соседнем островах, тянулись сюда пешком Картина напоминала какой-то грандиозный светский базар, где комплименты, сплетни и деловые разговоры сливались в один общий гул Со «Стрелки», по установленному церемониалу, уезжали в летние сады и театры «Аркадия», «Ливадия», «Крестовский сад», «Буфф» и прА под утро картина «Стрелки» совершенно менялась и вместо красивых «выездов» и чванной, пестрой толпы приезжали на лихачах и «ваньках» те неугомонные петербуржцы, разгулу которых не было конца. Отсюда они торопились еще попасть в Новую деревню на «тони» и вторично поужинать, сварив там уху из только что пойманной неводом на их счастье рыбы».
Хелмицкий. Стрелка Елагина острова. Заход солнца
«Пологость низких островов», серебро рек и каналов, красота памятников архитектуры привлекали сюда писателей, художников, поэтов. В «Обыкновенной истории» И.А. Гончарова на Каменном острове находилась дача Любецких. А какое одухотворенное описание ночи, едва ли не лучшее в русской литературе, оставил он благосклонному читателю:
«Наступала ночь нет, какая ночь! Разве летом в Петербурге бывают ночи? Это не ночь, а тут надо бы выдумать другое название так, полусвет Все тихо кругом. Нева точно спала; изредка, будто спросонок, она плеснет легонько волной в берег и замолчит. А там откуда ни возьмется поздний ветерок, пронесется над сонными водами, но не сможет разбудить их, а только зарябит поверхность и повеет прохладой на Наденьку и Александра или принесет им звук дальней песни, и снова все смолкнет, и опять Нева неподвижна, как спящий человек, который при легком шуме откроет на минуту глаза и тотчас снова закроет: и сон пуще сомкнет отяжелевшие веки. Потом со стороны моста послышится как будто отдаленный гром, а вслед за тем лай сторожевой собаки с ближайшей тони, и опять все тихо. Деревья образовали темный свод и чуть-чуть, без шума, качали ветвями. На дачах по берегам мелькали огоньки.
М. Воробьев. Невка у Елагина моста. 1829 г.
Что особенного тогда носится в этом теплом воздухе?
Какая тайна пробегает по цветам, деревьям, по траве и веет неизъяснимой негой на душу? Зачем в ней тогда рождаются иные мысли, иные чувства, нежели в шуме, среди людей? А какая обстановка для любви в этом сне природы, в этом сумраке, в безмолвных деревьях, благоухающих цветах и уединении! Как могущественно все настраивало ум к мечтам, сердце к тем редким ощущениям, которые во всегдашней правильной и строгой жизни кажутся такими бесполезными, неуместными и смешными отступлениями да! Бесполезными, а между тем в те минуты душа только и постигает смутно возможность счастья, которого так усердно ищут в другое время и не находят»
4
Обратим внимание на точность топографических деталей, на тончайший слух автора, который улавливает и дыхание невской волны, и «отдаленный гром» почти летящей с Горбатого моста кареты, и лай сторожевой собаки на Тоне, где любителям позднего ужина готовили только что выловленную рыбу, есть даже указание на то, что герои опирались на решетку около воды, а путешествие от Сената у Медного всадника на лодке с гребцами занимало у Александра Адуева около часа все говорит о том, что дача была на Малой Невке и сам И.А. Гончаров, недавно приехавший в Петербург и еще не различавший названий всех протоков Невы, часто бывал в этих заповедных местах.
Полюбоваться елагиноостровскими закатами приводил героев «Войны и мира» Л.Н. Толстой. Приметы Островов, как отяжелевший свет февральских звезд, пронизывают творчество Александра Блока 1910-х гг. Переплетение истории и современности, ландшафта и архитектуры, природы и искусства, их единение создавали на Островах особый климат, столь привлекательный для жителя столицы, еще не знакомого с запахом выхлопных газов, но непоколебимо уверенного в том, что в городе летом абсолютно нечем дышать, и стремившегося на Острова, как мусульманин стремится в Мекку.
История изучения Каменного острова
Одним из первых исследователей истории города был шведский пастор А. Гиппинг, который писал о происхождении названия Каменного острова: «Это не что иное есть, как перевод финского kivi-saari, ибо слово «kivi» значит по-русски «камень»
5
С Каменным островом связана последняя попытка шведов удержать за собой земли Ингерманландии: 4 июня 1704 г. здесь высадился шведский десант (1 тысяча человек пехоты и 900 конницы) под командованием генерала Майделя. С моря город должна была атаковать шведская эскадра адмирала Анкерштерна. Не дождавшись атаки, Майдель отступил на 25 верст к северу от Петербурга, где бездействовал в течение двух недель.
План Санкт-Петербурга. 1720 г.
Комендантом города Романом Брюсом за это время была спешно построена непрерывная линия укреплений на Петербургской стороне вдоль берега Аптекарского острова. Эта линия от Невы до Большой Невки проходила напротив Выборгской стороны, Каменного и Крестовского островов. На новом рубеже были установлены артиллерийские орудия, размещены три пехотных полка из крепостного гарнизона и четыре сотни драгун.
23 июня Майдель со своим отрядом вновь переправился на Каменный остров, намереваясь затем совершить нападение на стоявшую в строительных лесах дерево-земляную Петропавловскую крепость. Увидев батареи Брюса, Майдель приказал построить на Каменном острове три бастиона, установить на них орудия. Завязалась орудийная и ружейная перестрелка, продолжавшаяся всю ночь. Наутро царю Петру было послано донесение: «через многую нашу стрельбу на утренней заре неприятеля с Каменного острова сбили, и с великим поспешением ушел он на Выборгскую сторону», что означало по направлению к Выборгу, последней крепости, оставшейся у шведов в русской Карелии.
Р.В. Брюс преследовал ослабевшего неприятеля вплоть до реки Сестры, на берегах которой произошло последнее, решающее столкновение. Майдель потерпел поражение, отступил к Выборгу, отослав остатки своей пехоты в распоряжение генерала Анкерштерна.
Покинутые солдатами земляные бастионы на Каменном острове последнее напоминание о почти вековом господстве шведов на невских берегах, где ныне строилась новая столица России Санкт-Питер-Бурх.
Для форсирования работ нужно было заставить экономически сильные слои населения дворян, купцов, духовенство жить здесь, возводить собственные дома. Руками «мастеровых вечного житья» (как называли переселенных в Петербург крепостных крестьян), ремесленников, вольнонаемного люда, пленных шведов строились дворцы, дома, промышленные предприятия. Не ограничиваясь чисто административными мерами, неоднократно повторяемыми указами о переселении сюда всех, кто имел не менее 100 крестьянских дворов, Петр I широко применил систему дарственных как своеобразную меру поощрения своих приближенных. Владелец обязан был застроить полученный участок по «образцовому», то есть по утвержденному типовому проекту.
Далеко не всегда эта мера экономического воздействия давала положительные результаты: новые земли, особенно в окрестностях города, осваивались медленно и неохотно. По отношению к основным районам строительства Петербурга на Городском и Адмиралтейском островах, на Московской стороне острова Крестовский, Елагин, Каменный были далекой окраиной, с освоением которой никому особенно спешить не хотелось.
Как и Острова в целом, Каменный не обходили вниманием известные ученые: краткие упоминания, сведения о владельцах, связанных с ними исторических событиях находим в трудах А.И. Богданова и В. Рубана, И.-Г. Георги, М.И. Пыляева, П.Н. Петрова
6
7
Наибольшее внимание исследователей на этом этапе привлекали постройки и парк середины XVIII в., запечатленные в гравюрах «Каменноостровской сюиты» М.И. Махаева. Именно они анализируются в обобщающей монографии В.Я. Курбатова по истории паркостроительного искусства, где было сказано: «в мелких петербургских усадьбах сады являются лишь дополнением к постройкам и низводятся на степень цветочного или зеленого ковра. Так, в великолепных садах Бестужева-Рюмина сад не имел террас, водоемы были ничтожны, деление же сада было наипростейшим. Середина была занята плоским цветником, а по краям были расположены стриженые боскеты, в которых помещались разные павильоны. Среди последних был Эрмитаж, почти такой же, как в Царском Селе»
8
9
10
11
В монографии Т.Б. Дубяго, самом авторитетном труде по истории русского паркостроения XVIII в., Каменному острову отведена небольшая глава, где впервые подробно рассматривается усадьба его первого владельца Г.И. Головкина, воспроизведены четыре гравюры М.И. Махаева и фрагмент плана острова, который автор датировала 1777 г. Ею определены начальные этапы формирования парка, однако вне связи с архитектурой и без анализа последующих этапов, когда сформировался каменноостровский ансамбль
12
13
14
В научное обращение вошли сведения о постройках и парковых работах на Каменном острове, осуществленных или спроектированных Ж.-Ф. Тома де Томоном, Л. Руской, A. Н. Воронихиным, В.П. Стасовым, В.И. Щуко, И.А. Фоминым. С середины 1970-х гг. в краеведческой редакции «Лениздата» стали выходить книги серии «Зодчие нашего города», которая до сих пор высоко оценивается не только читателями, но и специалистами. Каменноостровские сюжеты стали частью многих исследований. Вот некоторые из них: «Джакомо Кваренги» (1977) и «Юрий Фельтен» (1988) М.Ф. Коршуновой; «Тома де Томон» (1981) и «Андреян Захаров» (1989) B. К. Шуйского; «Василий Стасов» Т.Е. Тыжненко (1990); «Луиджи Руска» Л.Б. Александровой (1990).
Архитектуру XIX начала XX в. изучали Е.А. Борисова, А.В. Бурдяло, Т.П. Каждая, Б.М. Кириков, Е.И. Кириченко, ВТ. Лисовский, А.Л. Пунин, Т.А. Славина и ряд других историков архитектуры, чьи выводы автор учитывал при оценке ведущих стилистических тенденций этого периода.
Исключительный интерес представляет очерк архитектора Ф.Ф. де Постельса «Зодчие выходцы из России: их роль и работы в Соединенных Штатах Северной Америки». Предложение написать его архитектор получил от Д.П. Рябушинского, начал работу в 1948-м, закончил в 1949 г. Рукопись хранится в Амстердаме в Международном институте социальной истории. Очерк Постельса это голос поколения архитекторов, потерянного для России в омуте октябрьского переворота. Заключительные слова автора, построившего на Каменном острове собственный дом, одно из лучших произведений эпохи модерна, звучат не только гимном верности своему призванию, но и почти не высказанной надеждой на то будущее, в котором их труд будет оценен в далекой и любимой России, которую они вынуждены были покинуть в расцвете творческих сил: «Несмотря на множество препятствий на пути и затруднений, большинство пробило себе дорогу, а что спасло и обвенчало успехами это русская прирожденная выносливость, приспособляемость, ревнивое и честное отношение к изучению новых отраслей и к служебным обязанностям, дисциплина духа, а подчас и своеобразный подход к делу, изворотливость, изобретательный ум. Итак, «жив курилка» говорили у нас на Руси. Этим, думается, и здешние русские зодчие, влившиеся в американскую профессиональную среду и деятельность, иногда и совместно с собратьями-инженерами, внесли, каждый по-своему, по мере своих дарований и характеру, преследуя свои индивидуальные цели, и все в совокупности внесли вклад, благодаря которому мы удостоились признания как способные сотрудники и сподвижники в культуре Нового Света. То наша гордость и счастье»
15
После публикации этих материалов в изучении творчества мастеров модерна словно появилась новая ось координат, их творчество не обрывается на 1917-м или 1920-х гг., но продолжается в иных условиях и получает ту меру завершенности, которая определена жизнью человека.
Необходимо хотя бы кратко остановиться на тех исследованиях, которые хранятся в ведомственных архивах на правах рукописей в виде исторических справок, экспертиз, регламентов, ведь именно они обсуждаются на градостроительных советах и от них зависит решение относительно того или иного сооружения. Следует особо выделить выполненные в 1930-е гг. работы А.А. Савельева (18741942), который на протяжении всей своей жизни собирал и изучал материалы по истории Каменного острова. Интересны его работы, посвященные начальному этапу застройки острова (17031758 гг.)
16
17
18
19
Из других работ А.А. Савельева отметим «Материалы о церкви Иоанна Предтечи и Инвалидном доме»
20
В «Материалах о даче принцев Ольденбургских»
21
Во время войны в Каменноостровском дворце работала обмерная группа ГИОП под руководством архитектора С.Е. Бровцева. В 1942 г. им была составлена «Пояснительная записка к обмерам Каменноостровского дворца». Для нас особенно важна ее вторая глава, посвященная исследовательской работе бригады
22
23
24
25
26
Многие выводы и предположения С.Е. Бровцева в годы войны проверить или уточнить было невозможно. Лишь двадцать лет спустя к истории строительства Каменноостровского дворца обратилась архитектор Н.С. Озерова
27
Гипотеза об авторстве Фельтена впервые прозвучала в публикации А.Н. Петрова в первом сводном издании, посвященном памятникам архитектуры Ленинграда
28
В упомянутой коллективной монографии и ее переизданиях ряд очерков посвящен другим архитектурным объектам Каменного острова