Привет, господин Гран, сказал Майкл.
Привет, Майкл, ответил господин Гран. Затем прищурил один глаз, подмигнул другим и заговорил шепотом, как будто речь шла о государственной тайне: Мыс Доброй Надежды! Синее чудо! Огромная редкость. И с этими словами он протянул Майклу ярко-синюю марку треугольной формы.
Вы просто ангел, господин Гран! Теперь моя коллекция «Редкие марки Африки» почти полная. И он спрятал «треуголку» себе в портмоне.
Потом по старой привычке сел под стол, зажал между коленями корзину для бумаг и принялся в ней рыться. Новых марок он не нашел, по крайней мере интересных, зато ему под руку попался конверт, адрес на котором выглядел так, будто его написал он сам. Странно, подумал он, откуда это? И достал из конверта письмо Штефана. Прочитал его и разволновался.
Послушайте! окликнул он снизу, потянув господина Грана за брючину. Вы читали это письмо?
Какое? спросил господин Гран. Я сейчас просматриваю уже тысяча сто тридцать шестое письмо, начиная с утра. Откуда мне знать, о каком из них ты говоришь?
Ну от Штефана Морина из города Цетеро в Урбии.
А кто такой, простите, этот Штефан Морин из Цетеро в Урбии? осведомился господин Гран.
Кто он такой?.. Мальчик, настоящий, если вы понимаете, о чем я. И я должен вам сказать, господин Гран, если с синим «мысом Доброй Надежды» вы попали в яблочко, то, выбросив это письмо в корзину, вы промахнулись, просто в молоко! И теперь уж я вместо вас позабочусь о том, чтобы мой дед его все-таки прочитал.
И он, оставив озадаченного господина Грана, прямиком направился к двери с толстой обивкой, за которой заседал президент.
Майкл, ни в коем случае! крикнул господин Гран, бросаясь вдогонку. Там посол Урбии! Нельзя мешать! Важные государственные дела!
И он схватил мальчика за пояс. Подбежали трое остальных секретарей, наперебой заговорили, но тут обитая дверь открылась, и президент вышел проводить урбийского посла.
Что случилось, господа? удивился он, глядя на взволнованных секретарей, окруживших его внука.
Дед, сказал Майкл, не сердись, но я должен сказать тебе кое-что важное.
Да, но сперва позволь мне проводить господина Марэ.
Нет, господин Марэ тоже должен это выслушать, решительно заявил Майкл. Дело касается Урбии. То есть урбийских детей. Вот письмо из города Цетеро. Пишет мой ровесник Штефан Морин.
И он громко зачитал письмо Штефана. Президент посмотрел на господина Марэ, господин Марэ на секретарей, а те на президента, и потом все вместе посмотрели на Майкла и притихли как мышки. Тогда господин Марэ обнял Майкла за плечи и сказал:
Ты прав. Это дело Урбии. И обратился к президенту: Позвольте мне, господин президент, выразить мое мнение?
Он подхватил под руки Майкла и президента и повел их назад в кабинет. А четверо озадаченных секретарей так и сели на красный ковер. Там и нашла их Сьюзи, заглянув в дверь в поисках брата.
Что это вы тут сидите? удивилась она. И где Майкл?
У Майкла совещание! сказал господин Гран.
Совещание? растерялась Сьюзи. И с кем, позвольте узнать?
С послом Урбии и президентом Террании, хором ответили четыре секретаря.
Когда спустя час дети сидели с дедом в кафе «Гренландия» и лизали семифреддо, Майкл попросил официанта принести листок бумаги, взял у президента чернильную авторучку и написал:
Дорогой Штефан!
Мой дед, президент Террании, получил твое письмо. Но без меня бы он его не получил. Повезло. Господин Марэ, посол вашей страны, тоже оказался здесь. Мы втроем все обсудили. Мы позаботимся о том, чтобы за вами приплыл большой корабль. Или два. Или десять. Скоро ты все узнаешь. Призыв к родителям появится в газете. Большой привет Томасу. У меня, к сожалению, только сестра. До скорого. Я встречу тебя в порту Капиталь. Повяжи себе зеленый шарф, чтобы я тебя сразу узнал.
Твой другМайкл ПетриА президент приписал внизу:
Большой привет от дедушки.
Путешествие
Отправиться они смогли только в феврале. Мешало то одно, то другое, пока все урбийские дети, пожелавшие уехать, нашли для себя подходящие места в Террании. Например, госпожа Морин настояла на том, чтобы ее мальчиков не разлучали. Старший брат должен был присматривать за младшим, иначе, по ее словам, ей каждую ночь будет сниться, что Томас упал с небоскреба.
Были в Урбии и такие матери, которые не хотели отпускать своих детей, пока не обеспечат их хотя бы двадцатью парами шерстяных носков и несколькими килограммами леденцов от кашля. Кстати, не только взрослые были такими обстоятельными; неразумные водились и среди детей: один хотел взять с собой попугая, другой электрическую железную дорогу с сигнальными лампами и передвижными вокзалами. Третий не хотел бросать своих золотых рыбок, а четвертая коляску для кукол.
Это, конечно, никуда не годилось: вес рюкзаков не должен был превышать обозначенной нормы.
Наконец, надо было подобрать персонал: медсестер, врачей, учителей, воспитательниц сопровождающих несколько тысяч детей в опасном путешествии.
А оно было опасным! Родителям это было ясно, старшие дети тоже догадывались об этом. Штефан, например, сам заговорил об этом с матерью перед сном.
Мама, спросил он, ты за нас боишься?
«Нет, с чего бы», хотела ответить госпожа Морин; но потом решила, что Штефан уже большой и его не обманешь.
Да, сказала она, немножко.
Может, тогда нам не ехать или пусть Томас едет один, а я останусь с тобой?
Об этом и речи быть не может! рассердилась госпожа Морин. Это же вообще твоя идея! Спи, Штефан, она склонилась над его кроватью, и не беспокойся. Матери всегда такие странные со своими заботами: то у вас штаны порвались, то в Терранию надо плыть.
Она чмокнула его и вышла из комнаты, перешагнув через два рюкзака.
Она не странная, она классная! сказал Штефан. Но ответа не получил, потому что Томас давно спал под своим пуховым одеялом.
Родители должны были привезти своих детей на вокзал. А оттуда они поедут в портовый город Порт-Пакс. Корабли отплывают под вечер, в половине пятого. Когда госпожа Морин со своими сыновьями приехала на вокзал в семь часов утра, было еще темно. Их остановил мужчина с повязкой на рукаве: «Перевозка детей».
Как зовут пассажиров? спросил он госпожу Морин.
Это про нас? шепотом спросил Томас. У него от волнения заболел живот и появилась говорливость. Штефан ткнул его в бок, и боль из живота переместилась в ребра.
Штефан Морин и Томас Морин, ответила мать мужчине с повязкой.
Возраст? спросил он, пролистывая свои списки.
Тринадцать и девять.
Ваш адрес в Террании?
Господин Петри, Бельмонт.
О, ах! удивился мужчина и вдруг стал любезен, потому что нашел, что искал. Вот: Морин, Штефан и Томас. Пожалуйста, туда, вам в четырнадцатый отряд.
Повсюду кучками дети и взрослые. На табличках белой краской значились номера отрядов от одного до тридцати. Они нашли свой номер 14. К ним шагнула молодая дама и пожала им руки:
Доброе утро, а вы, конечно, братья Морин. Положите пока рюкзаки сюда и познакомьтесь с остальными; вот Карл Грунер, это Иоханн и Георг Бармин Меня можете называть Лилиана. Я ваша вожатая в этом путешествии.
Дети смущенно топтались. Кто же будет дружить по команде? Матери смотрели на них со стороны, и это не облегчало задачу. Ну вот, начинается, думали все. Стояли и молчали как рыбы. Было неловко. И вдруг Томас сказал:
А можно спросить, Лилиана?
Да, конечно.
Раз мы будем плыть на корабле много дней там есть туалет или как мы будем?
Тут всем стало смешно, только Штефан ужасно смутился. Младший брат вечно ставил его в неудобное положение. Но плотину прорвало. Дети принялись обсуждать: сначала про «туалет или просто за борт?..» Потом, что им делать на корабле целыми днями. Вокзал наполнился детскими голосами. Матери осыпали Лилиану вопросами и просьбами. Проводники сновали туда и сюда, а светящиеся стрелки больших вокзальных часов двигались так быстро, что никто не заметил, как наступила половина восьмого и прозвучал сигнал к посадке. Четырнадцатый отряд под присмотром госпожи Лилианы расселся по вагону, и, немного поцапавшись из-за мест, все прильнули к окнам. Внизу младшие, сверху старшие. Как раз в тот момент, когда закапали первые слезы прощания, а Лизл Санто жалобно запищала: «Мама, я не хочу в Терранию!» Лилиана затянула веселую песню про зайца и морковку. Все знали эту песню с детского сада, и, хотя она была дурацкая, для малышей, все подпевали:
Поезд тронулся. Тысяча маленьких рук потянулась вниз из окон, тысяча больших вверх к окнам
Поезд набирал скорость. Даже те матери, что бежали за поездом, теперь отстали.
Том, прорычал Штефан сквозь зубы, если и ты еще начнешь реветь, я тебя побью, как никогда еще не бил!
Но что же мама, всхлипывал Томас, будет делать без нас
Подпевайте, вы оба, сказала госпожа Лилиана. И они пели и махали.
Поезд, пыхтя, ехал в сторону Порт-Пакса. После обеда они были уже на месте. Их поджидали четыре красивых корабля. «Огненная Земля», «Посейдон», «Чайка» и «Жюль Верн». 14-й отряд разместили на «Огненной Земле», этот корабль отправлялся первым, что наполняло Томаса особенной гордостью: у него было такое чувство, что «Огненная Земля» флагман, без которого остальным трем не найти дорогу в Терранию.
Это было великолепно. Как только Лилиана привела их на корабль, они сразу заметили, как прекрасно там все обустроено. Внизу в каютах, куда они сразу принесли свои рюкзаки, были двухъярусные койки, как летом в лагере. Лилиана велела детям достать их пижамы и туалетные принадлежности и показала им ванные комнаты. Просторные помещения с белым кафелем и сверкающими ваннами.
Они прошли по узким коридорам и поднялись в светлую столовую; огромные столы были красиво накрыты; даже цветы стояли посередине. Ожидалась жареная рыба с картофельным салатом, а на десерт компот с ванильным кремом сверху. Дети с нетерпением уселись, ужасно голодные после долгой поездки по железной дороге. Но прежде, чем им разрешили приступить к еде, прозвучал гонг, и стройный пожилой господин встал на стул в центре зала, чтобы всем было его видно. Одетый в белую с золотом форму, с седой бородкой, он явно собирался произнести речь, и дети настроились на торжественный лад.
Я приветствую вас, дети, сказал пожилой господин, на борту «Огненной Земли». Мы все хотим, чтобы рейс в Терранию прошел спокойно и удачно; об этом позабочусь не только я, капитан, но и каждый кок и юнга, каждый матрос и кочегар этого судна, каждый учитель и руководитель ваших отрядов. Вы даже не представляете, сколько трудов и усилий требует вся эта операция, поэтому я с самого начала нашего рейса хочу взять с вас обещание: слушаться! Если на борту «Огненной Земли» от вас чего-то требует взрослый, кем бы он ни был, сделайте это! Вы должны понимать, что без вашей помощи нам не удержать порядок. На борту шестьсот детей. Из них больше сотни маленьких, младше шести лет. Для детей старше шести я зачитаю распорядок дня: в 7 часов побудка ударом гонга. Гимнастика и физкультура на палубе. Умыться, одеться, заправить койки. С 8 до 8:30 завтрак. С 8:30 до 11 занятия по устройству корабля, осмотр машинного отделения, естественные науки, география, мореплавание.
Капитан прервался и обвел замерших детей веселым взглядом.
Не пугайтесь, господа, сказал он, мы не будем устраивать здесь школу. Не будет ни оценок, ни экзаменов, ничего подобного. Вы сами увидите, что обучение у нас доставит вам удовольствие. Но вернемся к распорядку дня: с 11 до 11:15 второй завтрак. С 11:15 до часу дня: музыка, физкультура, рисование, рукоделие, по выбору каждого ребенка. С 13 до 13:30 обед. С 13:30 до 15 отдых. В хорошую погоду в шезлонгах на палубе; в плохую в каютах. До 14 часов разрешается тихо разговаривать; с 14 до 15 абсолютная тишина.
Капитан снова подмигнул всему залу.
Это не составит для вас труда, сказал он. Морской воздух так убаюкивает, что вы будете храпеть как пилорама. С 15 до 16 часов каждый занимается чем хочет. Пишет письмо домой, читает, играет. На борту есть библиотека. С 16 до 16:15 чай. С 16:15 до 19 часов каждый отряд остается со своим вожатым. Они играют, занимаются спортом, поют или рассказывают что-нибудь. Раз в два дня в это время в столовой будет кино.
Капитан удивленно поднял голову: при слове «кино» поднялся воодушевленный крик. Дети кричали «ура!» и бросали в воздух салфетки. Они стучали ножами и вилками по тарелкам поднялся угрожающий шум. Никто, кроме капитана, разумеется, и стюардов, выжидающих с подносами завершения речи капитана, не заметил, что в эту минуту рокот машин усилился и «Огненная Земля» отправилась в вечерний океан. Слишком шумно они ликовали в предвкушении бесплатного кино каждый второй вечер.
Капитан снова взял слово:
С 19:30 до 20 часов горячий душ и приготовление ко сну. С 20 до 21 кто постарше, могут еще почитать в кровати. В 21 час отбой: полная темнота и тишина.
Он сложил свой листок и посмотрел на слушателей.
Ну как, понравилось? спросил он.
Да! закричали дети в один голос.
Один маленький мальчик с румяными щеками поднял руку, как в школе, и вскочил.
Я знаю, что мы такое! крикнул он. Мы плавучий детский дом.
Очень хорошо, сказал капитан, пусть так и будет: плавучий детский дом! А теперь: приятного аппетита!
Стюарды с тарелками ринулись к столам, и дети набросились на еду. Госпожа Морин удивилась бы, если бы увидела сейчас Томаса, который никогда не соглашался есть рыбу и уверял, что умрет от одного ее запаха. Тут он заглатывал свою порцию и, еще не дожевав один кусок, тянулся за следующим.
Но так уж оно всегда: дома этого не хочется, а в гостях вдруг оказывается вкусно. И ванильным кремом не могли налакомиться добавки просили все.
Идти сейчас под горячий душ было бы вредно для здоровья, заметил Штефан, тяжело вставая из-за стола. Папа как врач не позволил бы этого.
В девять часов Лилиана в белом халате прошла между двухэтажными кроватями, желая детям спокойной ночи. Она была ко всем очень добра. Томас долго ее разглядывал и наконец заявил:
Вы что-то среднее между ангелом и медсестрой.
Ангелов не бывает, возразила девочка в другом конце спального зала.
Что? возмутился тот румяный малыш. Не бывает ангелов? Да я одного считай что видел своими глазами И он уже набрал воздуха для рассказа, но Лилиана укрыла его одеялом и спросила как бы между прочим:
Вы хотя бы знаете, что мы давно уже плывем?
Все дети вскочили и наперебой заговорили:
«Мы плывем? Да вы что? А почему этого не заметно? Лилиана нас обманывает».
Мы плывем уже два часа, заверила их Лилиана.
Томас хотел побежать на палубу, чтобы убедиться в этом.
Ну вот, мы плывем, а ничего не видно, заныл он, сожалея о каждой волне, которую не увидел своими глазами.
Еще наглядитесь. Завтра утром у нас гимнастика на палубе в открытом море, напомнила Лилиана. Выспитесь хорошенько!
Она выключила свет. Осталась гореть только синяя лампочка над дверью.
Дети лежали молча. Море приятно убаюкивало их.
А я еще не помолился, вспомнил румяный.
Каждый может помолиться про себя, сказал Штефан.
Но дома со мной молится мама!
Тогда пусть помолится кто-нибудь один за всех! потребовала одна девочка. Кто тут самый старший?
Старшим был четырнадцатилетний мальчик, он тут же откашлялся и произнес звонким голосом:
Господи, храни наших матерей дома и наших отцов на войне. Спаси и сохрани и нас на нашем корабле до самой Террании. Аминь.
Катастрофа
Это было здорово! Рано утром из теплой постели на палубу на холодный морской воздух. Заниматься гимнастикой, боксировать пока не запыхаешься. Потом под горячий душ и на завтрак в столовую. В первый же день капитан провел для детей экскурсию по всему кораблю. Они обрыскали всё сверху донизу, с носа до кормы. Инженер машинного отделения открыл им тайну паровых турбин. Они не понимали ни слова и смущенно лепетали: «Да-да», «вот оно как» и с облегчением ушли оттуда осматривать матросские кубрики. Потом капитан разрешил каждому подержать штурвал пусть на одну секунду, но это очень вдохновляло. Когда прозвучал гонг к обеду, не было среди мальчиков ни одного, кто бы не хотел стать моряком. Даже Штефан, который давно знал, что станет врачом, как отец, решил, что несколько лет побороздит моря в качестве судового врача.