Впрочем, это только к слову. На самом деле условия для занятий спортом были отличные, всюду лес для бега и лыжных гонок. К тому же Федор Иванович затеял строительство спорткомплекса с футбольным полем, беговой дорожкой, гимнастическим городком, теннисными кортами, волейбольной и баскетбольной площадками. В лесу проложили освещенную трассу. Тренируйся на здоровье. Зимой мы занимались охраной обширного лесного заказника от браконьеров. У нас жили лоси, которые приходили даже в поселок. Для кормежки кабанов мы построили лесную кормушку. Для зайцев рубили молодые осинки. Вокруг них было много лисьих следов. Белки в Институте спускались на руки за орешками. По инициативе Александра Евгеньевича в Институте появились олени, которые после строительства институтского забора так и живут по настоящее время на территории института и успешно размножаются.
Итак, что же с наукой. Это был интересный период, когда физики и химики вдруг почувствовали тягу к биологии. Вот ведь тайны атома приоткрылись, бомба испытана, а в науках о жизни еще столько загадок. Химики превращают инертный азот (с лат. не поддерживает жизни) в ценнейший аммиак при сотнях температур и давлений, а какие-то бактерии запросто делают это при обычных условиях. Идея раскрытия этой загадки была достаточно безумной, чтобы ею заняться. Ну и подход был вполне советским, собрать группу молодых выпускников вузов и озадачить как в сказке пойди туда, не знаю куда и сделай то, не знаю что, но только чтобы было как у бактерий. Не буду описывать историю этой эпопеи, но только спустя примерно 7 лет я был отправлен (не пугайтесь!) на Лубянку (тогда площадь Дзержинского) в Государственный Комитет по изобретениям и открытиям для оформления диплома на Открытие. Я не был главным действующим лицом в этой работе (хотя свой вклад в это внес), но бюрократическая морока досталась мне. Два года на это ухлопал. Вслед за этим Александр Евгеньевич стал членкором и академиком, часть тружеников вполне заслуженно попала в список на Госпремию, часть не попала (не хватило квоты), и возникло новое научное направление биомиметика. Ныне Президент Курчатовского центра М. Ковальчук нашел новое название природоподобные технологии и получил на это дело большое финансирование. Работы участников нашего Открытия азотфиксации теперь упоминаются редко, среди соавторов иных уж нет, а те далече. В Черноголовке остался я один. Но не будем о грустном. В те времена нам казалось, что светит Нобелевская, тем более что Александр Евгеньевич сотворил еще пару вполне достойных открытий. Время распорядилось по-своему. По сути для меня открылась редкая возможность придумывать и делать, что мне захочется. Как говорил советский астрофизик Иосиф Шкловский Академия хорошее место для удовлетворения своего любопытства за государственный счет. Большие идеи рождаются там, где их не планируют. Увы в новые времена такое вольномыслие не оценили, Академия попала в опалу и работает по инструкциям чиновников Минобра.
Собственно, мой фрагментарный рассказ для этой книги о стройотрядах Черноголовки написан, чтобы показать какую роль в нашей тогдашней жизни играла личная творческая инициатива. Знаменательно, что этот стиль поддерживался и академиком Н.Н.Семеновым и Ф.И.Дубовицким. Теперь они стоят на центральной площади Черноголовки. Рядом с ними стул, можно залезть и присоединиться к первопроходцам.
Расскажу еще один забавный случай. Мне нередко случалось сталкиваться с нехваткой реактивов и материалов. В этих случаях Н.Н.Семенов охотно подписывал письма в разные закрытые Институты, где меня любезно принимали и безвозмездно помогали. У Ф.И.Дубовицкого это выглядело еще веселее. Выслушав просьбу (в самых общих чертах), он брал трубку «вертушки» (правительственная связь) и звонил знакомому руководителю «ящика» (кстати, академику). Звучало это примерно так: «Здравствуй, Ваня (условно), это я Федя. Будь другом, тут к тебе приедет от меня парнишка (ко мне: как тебя величать?), сделай ему, что он попросит. Это по твоей части». Через день я был уже в Ленинграде и стоял со справкой о доступе в соответствующем отделе «ящика». А еще через пару дней приезжал груз, который надо было открывать ночью и в сильный мороз на собственный страх и риск. В общем, весело.
К отпускам за свой счет Федор Иванович относился спокойно и разумно. Для отъезда в экспедицию на Памир или Тянь-Шань я ссылался на указ Ворошилова о военно- прикладных видах спорта 1936 г. Действительно был такой. А вот к первому Норильску он отнесся особо. Вольности вольностями (кстати Федор Иванович по другим делам был строг, его боялись и уважали), но в главном как повысить достаток ученых он понимал зарплату просто так не поднимешь. Пусть едут там заработают, а потом рвения к науке только прибавится. На банкет по возвращении из Норильска он охотно пришёл, а потом и подходящий случай подвернулся. В Черноголовке прохудилась сливная канализация на очистных сооружениях. Надо было перестроить насосную. Подрядчики быстро сделать не брались и заламывали большие деньги. Тогда Федор Иванович вызвал к себе руководителей стройотрядов и дал задание по принципу «Я Вам Вы мне». Я тоже попал в эту стройку века. С утра я бежал на очистные, где почти все работы делались вручную. Такого ударного труда не случалось даже в Норильске. После обеда как старший научный сотрудник я был уже на работе. И так пару недель без передышки. Задание было выполнено. Федор Иванович свысока глядел на подрядчиков вот как я Вам нос утер.
Стоит вспомнить и о благах, которые доставались Черноголовке по инициативе Ф. И. Дубовицкого и просто сотрудников. В 60-х в Институте был свой магазин, куда привозили продукты из Москвы. В голодные годы, когда на прилавках нашего Гастронома валялись засохшие плавленые сырки, была организована доставка продуктовых заказов и раз в неделю с саночками мы ехали забирать их и радовать домочадцев мясными вырезками, сгущенкой и тушенкой.
Можно много рассказывать о культурных делах: в Доме ученых или в актовых залах Институтов собирались замечательные артисты, барды, проходили выставки художников модернистов. Работал удивительный киноклуб, куда привозили зарубежные картины. Я помню приезды известных режиссеров Ролана Быкова с «Андреем Рублевым» (реж.А.Тарковский) и Василия Шукшина с фильмом «Странные люди». Быков был в ударе, изображал скомороха и пел матерные частушки. Шукшин скромничал и заметно смущался. После показа возникали бурные споры с участием ученых и режиссеров. Все это было похоже на клуб Дома Ученых «Под интегралом» в Новосибирском Академгородке, прославившийся своим вольнодумством. Впрочем, подобная ситуация была и в других наукоградах.
Немалое значение имели и встречи с выдающимися учеными. На семинаре академика А.Б.Мигдала, мы стояли не только в проходах, но и сидели на подоконниках. Он производил необыкновенное впечатление своими парадоксальными мыслями и особым чувством юмора. Завораживали ярко синие глаза академика на странном слегка сплюснутом лице. Вообще теоретики из Института теоретической физики им. Ландау заметно лидировали в нашей тогдашней жизни. Академик В. Е. Захаров привозил известных поэтов, он и сам писал стихи. Было и поэтическое объединение, в котором блистала Людмила Денисова «Тереза Дюпон». Одним из ее поэтических героев был и сам Дубовицкий в поэме о Царе Федоре. Федор Иванович сердился, но терпел.
К началу движения стройотрядов Черноголовка была готова всем стилем своей жизни поиском приключений, творческой инициативой, в путь «за туманом и за запахом тайги», но потом, конечно, и за деньгами. В этих поездках рождалась дружба, которая затем сохранялась на многие годы и нередко переходила в научное сотрудничество. По крайней мере с десяток научных работ я выполнил с моими друзьями по стройотрядам. Они же нередко приходили мне на помощь и в жизни. Беда в том, что все хорошее когда-то проходит и остаются в утешение добрые воспоминания.
Вячеслав Соляников6__ Черноголовка. 60-е
Наш институтский поселок возник в 1957 году на северной окраине деревни Черноголовка; юные сотрудники новорожденного Ногинского Научного Центра охотно приняли это неординарное название и в разговорах между собой величали часто этот самый Центр просто «деревня».
Это вступление к вопросу: почему «бригадный бум», начатый первой бригадой Норильск-69, двинулся именно из нашей «деревни», а не из иного людного места?
Первый наш «путеводитель» бригады мастер Никритин П. И. (норильчане, местные, эту фамилию произносили как «Некрытин»), отбывший срок зэк в Норильске и оставшийся там доживать, как-то рассказал нам, что ребята на заработки приезжали к нему и в прежние годы. Видимо, это были студенты Красноярских ВУЗов, точно неизвестно. Но вот этот девятый, совсем не айвазовский, бригадный вал из Черноголовки; почему?
«Шестидесятники», молодые поэты, чьи смелые стихи слушали на заполненных московских стадионах; это было ново и свежó. Уверен: что-то от этого было в повадке бригады Норильск-69. Для понимания этого важен учет следующих обстоятельств.
Несомненно высокое качество в целом именно нашего поколения, «хлебнувшего» войны порою с голодом, холодом, бедностью и разными тревогами, в том числе воздушными. Но в 1945 году мы пошли в школу: без учебников и тетрадей, зато без бомбежек и без страха за довоевавших до победы героев-отцов, многие из которых в это время уже возвращались домой. Победительное настроение было тогда довлеющим, страха перед будущим не было, потом это отпечаталось на наших судьбах. И сам возраст важен: Юрий Кукин известный советский бард 60-х годов написал в песне, посвященной памяти погибшего друга: «Тридцать лет это время свершений, Тридцать лет это возраст вершины».
Бригада Норильск-69 почти нацело состояла в этом цветущем возрасте (не путать с юмором И. Ф. Горбунова: «Я теперя в цветущем возрасте; матушку, выходит, схоронил»). Были здоровье и спортивность, была, конечно, и потребность физического труда на фоне ежедневных интеллектуальных упражнений в новых лабораторных корпусах.
Очень важное обстоятельство отмена по ходу пятидесятых многих запретов, запоров, замков сталинского периода. Образно говоря, дышать становилось легче, прежде всего старшему поколению, нашим родителям. И это облегчение, оно и нам передавалось, побуждая к активным действиям, стимулируя их. Словом, тесто подходило.
Созданию удивительно теплой атмосферы бригады Норильск-69 способствовало (многолетнее иногда) знакомство между собой ее будущих мастеров лопаты, лома, шпуги и «гитары».
К примеру, я до 1969 года дружески общался в «деревне» примерно с десятком будущих собратьев по бригаде Норильск-69. Области общения лаборатория, спортзал, коммунальная квартира, художественная самодеятельность. Полагаю, что бригада Норильск-69 (37 человек) фактически являла модель гармонического сообщества близких по духу, менталитету и возрасту людей.
Тут я называю пару ключевых слов: Любовский Рустэм.
Химики хорошо знают: в пересыщенном растворе вещества в химическом стакане достаточно иногда только стеклянной палочкой потереть о донышко стакана. А можно малюсенький кристаллик вещества бросить в раствор поехало: лавинообразный процесс кристаллизации с мгновенным помутнением раствора, выпадением осадка и нагревом раствора. В вышеупомянутом растворе, в Институте химической физики, битком набитом энергичными тридцатилетними чудаками, Рустэм Брониславович потерся сам и бросил идею: съездить на Север на заработки. И поехало первой бригада Норильск-69, а за ней другие; но о тех других я помолчу. Другой такой, как Норильск-69, не было. Доказательство? Пожалуйста.
Бригада Норильск-69 несколько раз отмечала свои юбилеи, в том числе 50-летний, 4 года назад. Ни одна иная бригада крупных любителей денег на это и близко не сподобилась. Бог им судья, каждому свое. Нет-нет, мы были совсем не против денег. Мы в 69-м порадовались (в меру!) хорошему заработку. Но мы не разевали заранее ртов, как щука, летящая на добычу. Потенциальные деньги не компостировали нам мозгов, не мешали дружно жить, трудно и весело работать и в мокрую стынь с промокшими ногами, и в жаркие июльские дни с комаром и мошкой под незаходящим норильским солнцем.
*****
Пятьдесят лет назад старый товарищ мой, классный волейболист, яркий ученый и редкой скоромности человек, Коля Денисов на мое любопытство: «Ну, как тебе там было?» (это вдвоем, под рюмочку; он недавно из Приморья, работал там, типа Норильск-69) неохотно обронил: «Да-а неинтересно: лом, лопата все уже было», разговор ему явно «не по резьбе». Я понял. Помолчал под пластинку Шопена (выделял Н. Т. Денисов этого композитора) и припомнил, как уютно сидели мы в уголке стола Норильского ресторана, не спеша разговаривали, время от времени осторожно наполняя две маленькие рюмки душистым, мягким коньяком. Прощальный банкет, завершение эпопеи Норильска-69.
Черноголовка 60-х
Л. Денисова, В. Соляников
Пояснения В. Соляникова к песне « Черноголовка 60-х»
Начну с конца. Первая улица она и сейчас, и всегда будет Первой, на ней встали первые дома Черноголовки. К моменту нашего отъезда в Норильск, перпендикулярно Первой обозначилась Вторая улица коттеджей, мест обитания нашего научного начальства. Эту Вторую быстро переименовали в «Тупик советской науки»; улочка действительно упиралась в забор, окружающий наш институт, ИХФ.
Звёзды, см. куплеты 2 и 6, существенная деталь жизни Черноголовки в 60-е 70-е годы. Тишь, тёмный лес вокруг уютного посёлка и бесконечное звёздное небо незабываемо
Сейчас звёзды не видны и, похоже, не нужны.
5-й куплет: Юг, Север после эпопеи 1-й Норильской (69 г.). География поездок бригад быстро расширялась.
3, 4 куплеты: дети, важнейшая деталь бытия сотрудников ИХФ того времени; они же сильный стимул тех поездок (в частности, заработок Норильска 69 позволил мне купить, не напрягаясь, пианино для сына, ученика второго класса муз. школы).
О происхождении песни: вокальный ансамбль ИХФ, обозначаемый аббревиатурой ССССР (четыре Славы Грачев, Сизов, Харитонов, Соляников и один Рустэм Любовский) завершал в 1973 году активную фазу своего существования выступлением на праздничном вечере института.
Хотелось к этому финалу написать песню и её исполнением завершить наши выступления.
Сроки поджимали, я попросил помощи у Людмилы Николаевны Денисовой (моей однокурсницы на Химфаке МГУ, поэтессы, чьи стихи обожали в молодой Черноголовке). Люда согласилась. Совместно сделали текст песни: ею написаны все нечётные, мною чётные куплеты песенки. Ансамбль ССССР песню разучил, отрепетировал, исполнил. Первое исполнение «Черноголовии» осталось единственным.
Павел Любовский__ Взгляд на Черноголовку представителя первого рождённого здесь поколения
Каждый может себе представить чувство, когда после длинного и непростого трудового дня возвращаешься к себе домой, где тебя ждут домашние, где тепло и уютно, где безопасно и комфортно. Где за порогом квартиры или дома остаются тревоги, разочарования, напряжение и противостояния, где царит атмосфера беспечности и взаимоуважения, где всё аккуратно, пусть в меру, но, точно, уютно. А теперь представьте себе, что такое пространство есть в реальности, только размером с небольшой город. И город этот называется Черноголовка. Северо-восточная окраина Подмосковья, где до Владимирской области двадцать километров лесом, а там уже, можно сказать, тайга начинается до самого Крайнего севера и сама Черноголовка со всех сторон обнесена лесом. Откуда, поехав по Щелковскому шоссе на юг (на местном черноголовском по Щелчку), через пятнадцать минут ты выкатываешься из этого леса в районе Биокобината, и попадаешь в городскую цивилизацию, которая раньше меньше, а сейчас уже всеобъемлюще, обступает тебя со всех сторон, и плавно переходит в грандиозный мегаполис, с таким же дорогим сердцу названием Москва. Помню, что в те очень далёкие года, когда меня возили в Москву на автобусе, и это было настоящим путешествием, я, сидя на первом сидении автобуса, с нетерпением ожидал, когда же появится Москва. И встречал её два раза. Сначала, когда показывались первые высотки посёлка Восточный, считая, что это уже Москва, а потом уже, когда появилась МКАД, а за ним завод «Хроматрон». Уверен, что каждому черноголовцу знакомо это уютное ощущение, когда зимним вечером, конечно уже в темноте, ты выходишь из 320-го автобуса и по заснеженной дороге, по скрипучему снегу, вдыхая чистый морозный черноголовский воздух не спеша идёшь к себе домой. И суета Большого города с его вечно спешащими гражданами остаётся где-то далеко в прошлом. Ты даже не вспоминаешь её в тот момент, когда проходишь по заснеженной и затихшей Черноголовке. Мне много где довелось побывать в пределах нашей необъятной страны. По сочетанию факторов нет больше такого великолепного города как Черноголовка. Тот интеллектуальный потенциал, который был заложен в фундамент менталитета черноголовских жителей и которой в нарицательные 90-е, как и вся наша страна, подвергся серьёзному испытанию и с достоинством его прошёл, то географическое расположение вблизи от столицы, но уже в лесу, практически на опушке бесконечной русской тайги при отсутствии проходящей где-то поблизости железной дороги, а так же при отсутствии каких бы то ни было производственных мануфактур в радиусе двадцати километров это те факторы, которые определили в прошлом и определяют уже будущее существование неизменной в своём нынешнем совершенствовании Черноголовки. Её будущее, с заложенным в основании потенциалом, лежит только в развитии города, как научно-учебного кластера. И глядя в это будущее из настоящего, опираясь на прошлое, можно констатировать, что процесс этот начался.