Леонид Хаустов
Шла народная война
Военная публицистика
Солнце нашей Победы
Если бы меня спросили, какой день изо всех дней войны мне особенно памятен и дорог, я бы безо всяких раздумий ответил: «Восемнадцатое января 1943 года». Я встретил его на Урале в просвистанном метелями городке Невьянске, в госпитале. Поздно вечером я услышал по радио сообщение о прорыве блокады Ленинграда, я мне показалось, что здесь, в уральском городке, где под окнами наметало огромные сугробы, где в темной ночи бесновалась пурга, брызнуло режущими лучами солнце. Солнце нашей Победы.
В тот день я и задумал написать эти заметки о легендарном Невском «пятачке» и его людях подлинных народных героях.
Но сперва коротко о том, что это такое «пятачок» и где и как он образовался.
В сентябре 1941 года, развивая наступление на Ленинград, фашисты вышли на левый берег Невы от Шлиссельбурга (ныне город Петро-крепостъ) до села Ивановского, находящегося в устье реки Тосны, заняв берег протяженностью более тридцати километров. Но 21 сентября под покровом осенней ночи неожиданно для противника пехотинцы дивизии генерала Конькова и батальоны только что сформированной бригады морской пехоты на понтонах и лодках форсировали Неву, зацепились за левый обрывистый берег, заняли деревню Московская Дубровка и завязали с фашистами бой, продолжавшийся непрерывно много месяцев. Гитлеровцы были вынуждены подбрасывать на этот участей фронта всё новые и новые силы.
Так на левом берегу образовался «пятачок» измерявшийся сотнями метров в глубину и двумя километрами в ширину. Бой кипел жаркий. Невский «пятачок» был крепкой цепью, ковавшей бешеного фашистского пса.
Снабжать «пятачок» посылать туда всё новые и новые подкрепления было необычайно трудно: переправляться днем через Неву было чрезвычайно опасно, поэтому переправлялись только ночью, да и то неся большие потери. Река непрерывно озарялась медленно спускавшимися на парашютах осветительными ракетами. Для того, чтобы нести меньшие потери от артиллерийского обстрела и минометного огня, нужно было хорошенько «уйти в землю». В этом деле сослужила свою добрую службу верная подруга солдата саперная лопатка. «Пятачок», на котором уже не было ни единого деревца, ни одного кустика, весь просматривался противником с высоты здания Восьмой ГЭС, расположенного поблизости. Посему маскировке отводилась особая почетная роль. А где маскировка, там и хитрость.
Был, например, придуман новый способ сильнее атаковать врага: траншеи стали прокапывать прямо вперед для еще большего сближения с позициями фашистов. При этом строились дзоты, по возможности, замаскированные. Правда, такие дзоты стали делать тогда, когда Нева стала и лучший в мире плотник Дед Мороз построил свои надежные мосты. Так как на месте никакого строительного материала не было, дзоты собирались на правом берегу, причем, каждое бревнышко пронумеровывалось, а затем перевозились на левый берег и там ставились на место, определенное заранее.
Перебираться на «пятачок» по льду тоже было делом далеко не простым: не говоря уже о том, что фашисты вели огонь по каждому идущему через Неву бойцу, дорога (если ее вообще можно было назвать дорогой!) изобиловала коварными прорубями от мин и снарядов.
Что же позволило нашим воинам жить и сражаться на этом Невском «пятачке»? Ответ может быть только один: мужество, верность долгу, любовь к Родине, ненависть к фашистам, железная стойкость, умение воевать и, разумеется, ежечасный непрерывный солдатский труд. Несмотря ни на что, «пятачок» жил и громил врага!
К концу апреля 1942 года на нем держал оборону 330-й стрелковый полк. Начавшийся внезапно ледоход отрезал «пятачок» от правого берега, чем фашисты не преминули воспользоваться. Несколько суток продолжался неравный бой. Полк стоял до конца, вписав одну из самых героических страниц в историю обороны Ленинграда. Тяжело, мучительно тяжело было сознавать, что там, на «пятачке», гибнут боевые товарищи, что даже огнем их поддержать нельзя, так как не известно, где на этом малом пространстве земли наши, а где враги в настоящий момент: там всё перемешалось! С «пятачка» была получена радиограмма. Вот ее текст: «Как один, бойцы и командиры до последней капли крови будут бить врага. Участок возьмут, только пройдя по нашим трупам»
Даже в последний день «пятачка» 27 апреля не только в бинокль, но и невооруженным глазом было видно большой лоскут (должно быть, это сшитые вместе маскхалаты), на котором аршинными красными буквами было начертано слово «ПОМОГИТЕ!». Вот она, кровавая, суровая, святая правда войны. Да помогите, помогите удержаться, устоять, бить врага
Летом 1942 года на этом участке фронта стояло относительное затишье: велась ружейно-пулеметная перестрелка, случались стремительные артналеты и бомбовые удары. Но затишье это было перед бурей Мы готовились к новому форсированию Невы задача прорыва вражеской блокады была неотложной. Ночами, скрытно к невскому берегу подвозились плавстредства и понтоны и размещались в «карманы» больших магистральных траншей, идущих к Неве.
26 сентября 1942 года под утро после мощной артподготовки наши части форсировали Неву и завязали с фашистами бой, продолжавшийся до четвертого октября. Образовался новый «пятачок» на этот раз в районе деревни Арбузово, чуть пониже прежнего. Эта операция была, по сути дела, генеральной репетицией прорыва блокады. В январе 1943 года наши войска по льду форсировали Неву и в районе города Шлиссельбурга соединились с войсками Волховского фронта. Блокада была прорвана. А вскоре с Большой земли по образовавшемуся коридору прошел первый поезд.
В эти январские дни упорные бои велись и на территории знаменитого «пятачка». На этом он и закончил свое существование, навсегда войдя в историю Великой Отечественной войны.
* * *
За многие годы творческой работы я не раз убеждался в том, что один и тот же материал по-разному поддается художественному освоению в различных жанрах. Например, сказанное выше стихом передать нельзя. А ведь у меня о Невском «пятачке» есть и стихи, и поэма «Есть такая земля», а в поэме этой даже песня о трехсот тридцатом полке. Казалось бы, столько раз я приступал к большой теме, лично мне знакомой, лично выстраданной, а всего, что хочу сказать, еще не сказал. Может быть, поэтому и взялся я за продолжение начатых еще в далеком 1943 году записок
Когда прошла война
В 1960 году в жаркий летний день, кажется, в июле, пришел я вновь на знаменитый «пятачок». Ветер с Невы колыхал выцветшие ленты, дребезжал жестяною листвой венков, стоявших у подножия строгого гранитного обелиска. Петляя меж затянутых густою травой воронок, траншей и обрушившихся землянок, вилась тропинка в сторону невского берега. По ней прошел я на обыкновенную деревенскую улицу. Под окнами играли ребятишки, бродили куры, женщины развешивали на веревках белье
Целый день я провел здесь, побывал во многих домах, познакомился со многими, ставшими для меня дорогими людьми. И то, что я узнал, наполняло мое сердце гордостью за этих простых русских людей, оказавшихся достойными героического прошлого «пятачка». А вернуть эту землю к жизни было совсем не просто для этого нужен был (я не боюсь такого слова применительно к мирным дням) подвиг.
Первые послевоенные годы на «пятачке» даже трава не росла, так напичкана она была ржавым рваным железом. Да разве только осколками?! Целые артиллерийские склады были найдены и обезврежены на территории «пятачка», не говоря уж об отдельных минах, снарядах, патронах.
Люди вернулись на свои родные пепелища и с превеликим трудом, лишь по какой-нибудь гирьке от ходиков отыскивали место, где раньше стоял их дом. Но несмотря ни на что они обжили эту мертвую землю. Это для меня стало просто чудом сидеть со старым солдатом, прошедшим всю войну и вернувшимся сюда, на «пятачок», возле его нового дома за самоваром в настоящем фруктовом саду, выращенным им! Для того, чтобы вырастить этот сад с десятком плодоносящих яблонь, этому человеку пришлось руками перебирать всю землю на глубину не менее двух метров! «Раньше-то я садоводом не был, рассказывал мне старый солдат. Я вырастил этот сад из принципа». Вот это я понимаю принципиальность!
А потом я с десятком добровольных проводников отправился на невский берег, на широкие песчаные отмели. В лицо пахнуло запахами большой реки: водорослями, песком, смолой. Горел костер это смолили лежащую вверх дном лодку. По Неве плыли тяжелогруженные баржи. Река жила своей жизнью она работала.
Но каждую ночь она выбрасывала на берега, на отмели разные предметы. Почти все они немые свидетели грозных дней «пятачка». Вот далеко не полный перечень предметов, которые мы тогда отыскали на берегу в районе знаменитой переправы: проржавевшие гильзы, куски солдатских ремней, противогазы, саперные лопатки, остатки сапог, затворы и другие части винтовок и автоматов, каски, автоматные диски, солдатские котелки, осколки
Двое мальчуганов, умело работая веслами, как это делают ребята, живущие с малолетства на большой реке, перевезли меня через Неву, и я оказался в Невской Дубровке. Когда мы осенью 1942 года пришли сюда, чтобы занять исходные рубежи для наступления, здесь ничего не было перед нами простиралось изрытое траншеями и воронками пустое поле. Лишь груды битого кирпича говорили о том, что раньше здесь был поселок
И вот я увидел новую Невскую Дубровку. Я ходил по ее асфальтированным, обсаженным молодыми деревцами улицам. Застроены они в большинстве своем каменными многоквартирными домами. На том месте, где до войны был Бумкомбинат, высятся теперь корпуса деревообделочного комбината, одного из крупнейших в стране. Над Невой белеет колоннами здание Дворца культуры. Словом, Невская Дубровка родная сестра тысячам маленьких городков, которые за минувшие после войны годы возникли в нашей стране повсюду.
Я помню, как мы, сидя в землянке, мечтали: «Вот кончится война, и мы всё сделаем, чтобы было так же, как было до войны». Как мы были наивны!.. Этого же очень мало сделать так, как было. Надо делать так, как не бывало еще никогда: Разве та же Невская Дубровка такая же, как была до войны? Нет. Я спрашивал старожилов о ее довоенном прошлом, рассматривал старые фотографии. Во всем поселке стояло два-три каменных дома, а об асфальте и речь не шла.
В сегодняшней Невской Дубровке лишь немногое напоминает о войне: стоящая на территории комбината, монументальная, как памятник, насквозь пробитая снарядами, искромсанная осколками кирпичная стена да братская могила в леске за поселком, над которой в бессменном карауле застыл отлитый из бетона автоматчик.
Еще несколько лет назад на берегу Невы стояли скорбными памятниками войне черные, словно обугленные, деревья. Называлось это место «железная роща». Дело в том, что когда попытались эти деревья спилить, сделать это оказалось невозможным: стволы деревьев были так нашпигованы железом, что никакая пила, никакой топор не могли их взять. Так и стала называться эта роща железной. Лишь недавно ее убрали выкорчевывали тракторами, а образовавшиеся ямы заровняли бульдозерами. А мне, по правде говоря, даже немного жалко этих деревьев-богатырей, встретивших огненный шквал войны грудью и все-таки выстоявших.
Потом я снова побывал в Невской Дубровке, приехав туда с группой ветеранов 330 полка на встречу с работниками комбината и жителями поселка. Сначала состоялась торжественная пионерская линейка, на которой наша группа ветеранов была принята в почетные пионеры. А потом в большом зрительном зале Дворца культуры начался вечер. Ветераны делились воспоминаниями о героических днях «пятачка», а работники комбината рассказывали нам о своих трудовых достижениях. И надо было видеть, с каким волнением говорили и те, кто отстаивал эту землю, и те, кто живет и работает на этой завоеванной кровью земле!..
Удивительные все-таки встречи бывают в жизни! Когда после окончания вечера мы сидели в кабинете директора Дворца культуры, туда вошла невысокая пожилая женщина и сказала, что в те годы на этой земле погибла ее сестра. Не успела она договорить, как Екатерина Николаевна Константинова, или по-фронтовому медсестра Катюша, которая вынесла из огня десятки раненых, бросилась к ней и сразу перешла на «ты»: «Ты спрашиваешь про Чижика?». Случилось, казалось бы, невероятное: через двадцать лет Катюша узнала в этой пожилой женщине родную сестру своей боевой подруги, которую и дома и на фронте называли Чижиком: Екатерина Николаевна помнила, по рассказам Чижика, что сестры с детства были очень похожими
На этом вечере встречи и возникла идея создать в Невской Дубровке при Дворце культуры «Комнату боевой и трудовой славы». И о вечере этом, и о замысле создать музей я рассказал по Ленинградскому радио, и вот посыпались во Дворец культуры письма, десятки писем. Участники боев, их родственники и боевые товарищи очень близко к сердцу приняли идею создания музея. Они присылали воспоминания, фотографии военных лет и другие реликвии. Сейчас эти письма лежат передо мной
Говорят письма
Я читаю и перечитываю эти письма, и кажутся мне они клеммами незримых проводов, стоящих под напряжением проводов, протянувшихся сквозь десятилетие к нам с дымных и грохочущих невских берегов.
Вот как определяет «пятачок» Александр Сергеевич Костромин, бывший комиссар батальона:
«Был я на самом пятачке. Так мы его назвали потому, что монета в пять копеек закрывала на топографической карте ту местность, которую мы отбили у фашистов в 1941 году».
Боец А. Балков ищет фронтового друга:
«Я с пятачка наблюдал, как переправляется смельчак днем через Неву. Ну, думаю верная смерть!.. Но нет, смотрю переправился!
Это Миша Батов, оказывается, был. Видит он у меня винтовку и говорит: Идем снимать вражескую кукушку. Я с Невы заметил, откуда она бьет. Что ж, пойдем, отвечаю. Прошли мы так шагов десять. Вдруг Батов упал вверх лицом. Он был от меня в трех шагах, не дальше. Я подполз к нему, вижу ранен Миша осколком в лопатку. Стал оттаскивать его к берегу. На его и мое счастье прямо попал к землянке медиков, где и оказали ему первую помощь. В четыре часа утра положили мы шесть человек сильно раненых, и я со своим связным благополучно их переправили. Может быть, Миша Батов жив?.. Миша, откликнись!»
Федор Иванович Волгин, бывший морской пехотинец, в дальнейшем командир взвода, а теперь шофер, вспоминает:
«Как мы форсировали реку Неву осенью на лодках, а потом зимой по льду, на бумаге и не опишешь! Все траншеи были завалены убитыми Вспоминать даже страшно, прямо сказать. Приветствую вас, дорогие друзья и товарищи, жители героической Невской Дубровки, и желаю вам успехов в жизни и труде».
Художник-оформитель, бывший боец Б. И. Красотин пишет так:
«Восемь раз я был в боях на пятачке в составе роты, которая обороняла пятачок в сентябре 1942 года. В 1943 году там же мы шли на прорыв блокады. Но 14 января я был тяжело ранен. У меня нет обеих ног и всех пальцев на руках. Но письмо это я пишу сам! По профессии я художник-оформитель. Есть у меня небольшая картина о прорыве блокады и наступлении через Неву»