Ещё глубже его эффект в духовной области: вспомним миф о похищении Европы. О христианстве я уж и не говорю, но и сыгравшие ключевую роль в европейской цивилизации Аполлон и Дионис азиатского происхождения. Республиканский Рим был захвачен восточными культами. Как и предвидел сто с лишним лет назад Соловьёв, западный мир на наших глазах оказался буквально покорён мистицизмом и оккультизмом Востока.
Потому-то столь конфузно удивление американцев, что глобализация оказалась улицей с двусторонним движением. Дефицит широкого гуманитарного образования мешает им адекватно воспринимать реальный мир в многообразии его культурного достояния[4].
Западный же культурный проект явный неудачник. Он беспорядочно откатывается теперь даже в науке и технологиях. А его духовное влияние, как не пустившее корней поверхностное явление, испаряется вслед за утратой европейцами прямого политического контроля над той или иной территорией. Тут показателен пример западного христианства. Лишь на Филиппинах оно охватывает 90 % верующих. В прочих же странах Азии, в отличие от последователей родного ей ислама, христиане составляют абсолютное меньшинство. Латинская пословица ex oriente lux права: свет всех категорий доподлинно идёт с Востока.
Нулевая ничья
Внутренне противоречивое состояние обоих проектов глубоко травмирует их активных представителей. Те и другие пытаются добиться их полного успеха во всём. Одни навязывают к политическому преимуществу свои культурные эталоны, иные же втаскивают за теми политический диктат.
Упорство подобных попыток, вопреки их монотонным провалам, только нарастает. Накала сюда добавляет больший в целом западный запал. Историческая обречённость максималистских подходов порождает обоюдную жестокость агентов: поступки противоположной стороны воспринимаются и оцениваются ими исключительно в семантике недружественного поглощения.
Исламские террористы и их идеологи убеждены, что они противостоят Западу не как особой позитивной системе ценностей, но абсолютному злу безбожному и бездушному, без чётких культурных и нравственных ориентиров, которое запрограммировано разъесть их родную цивилизацию. Что есть явная гипербола.
Сокровище Запада
Не только ярые критики, но и некоторые апологеты Византии путают географию Европы и культурные признаки, когда причисляют ту к миру Востока. И заявляют, что она даёт хотя бы один пример успешного глобального «восточного» политического проекта. Ошибочность этих взглядов хорошо показала не только русская наука, но и такие авторитетные западные медиевисты, как Ж. Лё Гофф и С. Рансимен.
В политическом, административном и юридическом смыслах Восточная Римская Империя была продолжением западного (европейского) глобального политиического проекта. Более того, с переносом туда Константином общеимперской столицы, она и до отделения западных провинций, и после их отпадения и гибели под ударами готов олицетворяла собой всю его полноту.
Это хорошо понимали её романо-германские современники. Как те, что стремились уничтожить её и Константинопольский престол, чтобы остаться единственными наследниками Древнего Рима и получить монополию в Церкви, так и те, что смотрели на неё как на последний оплот и залог возрождения на ином витке Вселенской державы. Как те, кто оговаривал помощь против турок неукоснительным и немедленным следованием Флорентийской унии, так и те, кто носился с идеей нового Крестового похода в защиту братьев-христиан. Как те, кто ревновал её как живую носительницу бесценных традиций, так и те, кто полагал императора в Константинополе единственным истинным и законным цезарем, хранителем подлинного общего достояния.
В силу эгоизма, алчности, зависти к блеску, богатствам и бесспорному моральному авторитету Византии, слабости и внутренних распрей франкских королей, первые одержали верх. Непреходящая общеевропейская ценность её культурного наследия после её исчезновения быстро забылась. А идейные последователи тех, кто с чёрной неблагодарностью наблюдал за её гибелью, ученики Вольтера и Гиббона, оболгали её, как сугубо восточную сатрапию. И навязали обществу свой ложный стереотип[5].
На самом же деле, Византия и Запад две части единого целого. Константинополю почему-то прежде всего припоминают интриги и тактические хитросплетения василевсов. Но при современных им крестоносцах, испанских, французских, британских, итальянских и германских дворах коварства было не меньше. Да и деспотизм, раболепие, произвол и волокита властей, придавленность «черни» и чванство чиновников были тогда и много позже всеобщими бичами. Кроме документов, есть сочинения Рабле и Свифта и история «огораживания» в Англии.
Византия оказала глубокое позитивное политическое влияние на своих западных соседей. Она сохранила от античности партии, сенат, муниципальное самоуправление. И вернула их отказавшимся от них франкам через Венецию и Флоренцию, что в раннем Средневековье находились под её контролем. Исландии и Британии было, у кого перенимать демократические институты.
Столь же мощный отпечаток Византия наложила и на духовную жизнь, искусство, теоретические знания Запада. Тут и только тут она выступила посредником восточного проекта. Она сберегла порушенную германцами заодно с Западной Империей античную традицию, опирающуюся на наследие Древнего Востока. Очень важную роль сыграло восточное христианство.
Общие Отцы Церкви, многие папы первого тысячелетия и кардиналы (после разделения переходя в католичество) были греками или выходцами из Малой Азии. Отсюда и почтение Ватикана к эллинской учёности, и его надрывные и лукавые обвинения Константинополя в схизматизме: комплекс раскольника, которого терзают угрызения совести.
Философские школы Эллады существовали до ХШ века. Закрыта, и то на время, была лишь Академия неоплатоников по религиозным основаниям. Сохранялись политическая теория и фундаментальные естественнонаучные знания, легшие в основу стандартов обучения в западных университетах. Не прекращалось производство глобусов, заимствованное в Лондон только в XI в.
Художественная культура Византии не дала погибнуть техникам фрески и мозаики. Распространение образования и интерес к древностям и искусствам, пробудившие Ренессанс, были бы невозможны без её примера. Право, адаптированное Юстинианом к восточнохристианскому обществу, легло в основу всех континентальных юридических систем. Оттуда у Запада ещё и не изжитый до сих пор комплекс неполноценности.
Культурная роскошь, институты, изысканные манеры, образованность, распорядок жизни, развлечения, спортивные состязания и диспуты, одежда и стандарты гигиены, официальная высокая латынь наследницы истинных европейских порядков раздражали франков, постоянно напоминая им об их варварстве и поражении. Ведь разбив Западную Империю, готы не смогли справиться с её соседкой. Даже были отброшены ею из Италии (временно) и Северной Африки (навсегда). И затаили глубокую травму.
Увы, их самоутверждение пошло по пути не изгнания из себя дикаря, но уничтожения зеркала, в котором тот отражался. Ради чего христианнейшие короли не только снаряжали специальные крестовые походы, но и не брезговали заключать союзы с неверными. В конце концов, они добились своего, правда, заплатив за это турецкими оккупацией Венгрии, осадой Вены да набегами на подвластные последней земли и втащив в Европу проблему ислама.
Их конфликт с Византией был внутривидовой, самой жестокой, борьбой[6], как Первая Мировая (в отличие от Второй Мировой и «холодной») война. Современная риторика Запада о бесценных культурных достижениях России в сочетании с глубоким кризисом его идентичности и крайним эгоизмом в отношении нашей страны поразительно напоминает ту же ситуацию, и снова с православием.
Зафиксируем: завершение, с падением Константинополя, первой стадии глобального западного политического проекта практически совпало с прологом его второго этапа, именуемого колониализмом. За которым друг за другом без пауз последовали неоколониализм, экономическая и политическая транснационализация и теперь вот явление, названное глобализацией. Значит, ему присуща не только преемственность, но и непрерывность. Безусловно, западные империи тоже распадались. Но объединяющая их политическая модель оставалась стабильной, трансформируясь и приспосабливаясь всякий раз к новым условиям.
Гибельный пируэт
Первый современный парадокс состоит в том, что западный глобальный политический проект на наших глазах фактически превратился в восточный, который, как мы установили, не может быть успешным. Поскольку же Запад доминирует сейчас в мире, возможность смены его ориентации должна быть изучена совершенно беспристрастно. Ведь, если диагноз точен, то неизбежный крах, вслед за обвалом экономики, всего евроатлантизма настолько критичен для всеобщей стабильности, что его нужно обязательно предотвратить.
Проверить гипотезу проще всего на примере лидера западного мира, в действиях которого раньше других должны проявиться признаки девиации. Если Восток ставит идеологему господства превыше его практических целей, а Запад поступает прямо наоборот, то нельзя не видеть, что недавно траектория внешней стратегии США совершила-таки сумасшедший кульбит.
Ведь она долго развивалась строго в рамках прагматичной модели. Америка с большой неохотой нарушила политику изоляционизма к концу Первой Мировой войны. Обеспечив же свои интересы по её итогам с удовлетворением опять замкнулась на самой себе. Не менее упорно она оттягивала свои прямые действия и в ходе Второй Мировой. А по её окончанию осталась на континенте ради сугубо экономических преимуществ. По той же причине идеологическое обеспечение «холодной войны» нельзя считать отходом от традиционной линии, так как информационная кампания в стане противника вполне укладывается в её русло. «Буря в пустыне» также не вышла за её пределы.
Между 1945-ым и 1991-ым годами Штаты без шума, выжимая максимум профита, оседлали ключевые узлы мировых транспортных, энергетических, финансовых и информационных потоков. Стали флагманом, становым хребтом мировой экономической и политической системы, подлинно мировой империей в итоге серии прикладных шагов, а не гипертрофированных амбиций. Явив, тем самым, ярчайшую иллюстрацию западного политического проекта.
И вдруг в 2000-е их действия резко идеологизировались. Присущий походу за демократией дальше вестернизированных Грузии, Украины, Молдавии и Белоруссии окаменелый догматизм и пренебрежение неготовностью традиционных обществ к восприятию новых идей и институтов не допускает иной оценки, курд на посту президента Ирака держится за счёт оккупационных сил. И, главное, осязаемой пользы оттого никакой: нефть, вопреки заверениям Буша[7], сначала безумно вздорожала, а подешевев из-за того, что экономика надорвалась, в том числе по вине страшно дорогой иракской кампании, стабилизировалась на отметке в разы выше ожидавшегося уровня.
Основа экономики США, потребление домохозяйств, несмотря на все антикризисные усилия, сокращается. Задолго до нынешних потрясений страна почти превратилась в чистого импортёра высоких технологий. Растёт дефицит торгового баланса, а с ним зависимость от внешних партнёров, прежде всего, Китая. Фрэнсис Фукуяма, аналитики РЭНД Корп. и Фонда «Наследие» отмечают нарастание в общественных процессах тенденций дезорганизованности, атомизированности, изолированности. И это при наличии обычно консолидирующего военного фактора.
Горячечный азарт сразу в отношении Ирака, Ирана, Сирии, Северной Кореи, Ближнего Востока, сценариев распада России и негативная оценка возможности укрепления ЕС демонстрируют, что США впервые поставили императивный экспорт своего понимания свободы, демократии, прав человека, пределов суверенитета и пр., т. е. голую идеологию, выше прагматики. Даже частичное смягчение позиции в отношении Кубы, ООН и ряда иностранных политиков картины не меняют.
Итак, доказательства не просто конвертации западного проекта в восточный, но протекания этого процесса с неуёмным запалом, получены. Что делает риск его гибели вполне реальным, ибо римский, византийский и британский опыт показывают, что даже вторичная, как в данном случае, идеологизация его пагубна.
Это далеко не первый за последние столетия казус патологического заболевания западной модели. Инквизиция, Французская революция и Наполеоновские войны, мессианизм первых социалистов и попытки создания ими новых рационалистических религий и церквей, коммунизм Маркса и большевизм, фашизм и национал-социализм, грубо надломившие духовные силы и позитивную динамику многих наций, были вырождениями (мало, к счастью, обеспеченными ресурсами) европейской теологии, философии и социологии.
Названные примеры подсказывают, что Pax Americana, приобретя самодовлеющую логику развития, вполне может опрокинуться в себя. Нечто похожее происходило уже не раз: те же крестовые походы (недаром Буш-мл. в начале действий против Саддама оговорился по Фрейду) были подобной дегенерацией в период, когда многим казалось, что Западная Римская империя вот-вот воспрянет из небытия. То было полностью идеологическое предприятие, ради которого его участники, вместо преодоления раскола Церквей, не брезговали побиением своих ортодоксальных единоверцев. И оно, естественно, захлебнулось.
К тому же глобальные империи, оставшись вне равной конкуренции, долго не живут. Апогей могущества Рима длился менее 200 лет. Британская же держава от максимального расширения до начала распада продержалась всего несколько десятилетий. С тех пор мировые процессы ещё ускорились, почти 20 лет из срока Америки истекли, а она не усвоила уроки прошлого. И, похоже, механизм заложенного в восточный политический проект саморазрушения уже начал против неё работать.
Поскольку же Вашингтон почти монополизировал основу современного мирового баланса, то к оценке вероятности его провала не стоит относиться облегчённо. Послевоенный экономический и политический порядок уже во многом подорван. США утратили способность контролировать мировые цены. Ползучий распад антитеррористической коалиции, понятные ограничения резервов армии для ведения других крупных кампаний, неготовность госдепа ко многим событиям в Латинской Америке, СНГ и иных регионах мира, предупреждают о реальности фиаско.
О пошатнувшихся позициях сигнализируют и чувствительные для американского самолюбия уколы от союзников и сателлитов, которые прежде многих правильно оценили симптомы агонии СССР. Поиск сугубо технических решений ради отсрочки или отмены худшего, вроде сдерживания России или попыток затормозить евроинтеграцию, которая снижает шансы США выступать в роли арбитра и разговаривать со всеми по отдельности, лишь усиливают негативные тенденции. К сожалению, они не хотят признавать, что именно их амбиция сократить число опор западного проекта до единственной делает его совершенно неустойчивым и превращает его самоликвидацию из вероятности в неотвратимость.