Добрела до какойто площади, прислонилась к фонарному столбу и стою, платочком обмахиваюсь. По сторонам огляделась вижу, у других фонарей тоже девушки стоят, и, что интересно, одеты точно как я. Тоже в одном бельишке. Чудно! И вот стою себе под фонарём, отдыхаю, смотрю подходят ко мне двое. Один жирный такой господин, седой и в белых штанах. Другой молоденький и чернявый. Руку мне жмут, улыбаются. Ну, я ж не дикарка какая-нибудь. Тоже улыбаюсь, знакомлюсь Люся, мол. Но ведут они себя загадочно. Мне смешно. Старый всё молчит и щёки надувает, квасится, а молодой трещит без умолку. Я ничего не пойму и только слышу два знакомых слова. Одно динары, а другое интересное такое слово, которое на всех языках звучит одинаково. И вот, когда у меня в голове эти слова соединились вот тогда я всё и поняла! Аж вспотела сразу. Сказать-то ничего не могу, потею от возмущения, а старый, между тем, одной ручкой молодому сто динаров отдаёт, а другой по комбинашке меня оглаживает. Маминой! Тут я уж не выдержала и как заору! «Ах ты, ору, скотина старая! Думаешь, раз я, простая советская учительница, стою без гроша под фонарём в одной комбинашке, так меня за сто динаров купить можно?!» Меня цена тоже возмутила. И хрясь ему по физиономии. Это я, конечно, не подумала. У них, оказывается, не положено, чтобы дамы своих клиентов почём зря по роже колотили. Это мне чернявый объяснил, когда догнал в подворотне.
Разозлилась я не передать! Мне уж плевать, что я в одной комбинашке и с фонарём под глазом. Я уж и туфли сняла до кучи. Шлёпаю босыми пятками по Белграду и почём зря заграницу эту проклятую крою. Чтоб так издеваться над человеком! Чтоб за сиротское своё жалование, за свои же кровные денежки, которые пять лет копила, такой позор принимать! Иностранцы поганые.
И так мне сразу домой захотелось!
Так вспомнилась мне и хатка моя кособокая, и палисадничек малиновый, и ребятушки-поросятушки, которых я на чужих людей бросила. И так проняла меня эта самая ностальгия! До соплей. Ой, хоть криком кричи, хоть волком вой посреди Белграда домой хочу!
Вот вам и заграница.
Это на картинке красиво, а как попробуешь Так что я сама туда ни ногой и вам не советую. Мне во сне путешествовать гораздо больше нравится. И что интересно во сне не мучает ностальгия. Жаль только, что вместо того, чтобы по музеям ходить, я там всяким паскудством занимаюсь. А почему? Кто знает
Жертва перестройки
Хватит глядеть на заграницу! Хватит им завидовать!
Особенно дамам тамошним. Я их жалею!
Неприспособленные они. Случись что вымрут в одночасье, как мамонты.
Ну что они могут, эти изнеженные мисс или фройляйн?
Кредитные карточки вынимать да розовым пальчиком на кнопочки давить? Это все умеют. А ты попробуй жить, ежедневно решая: где взять деньги и что на них купить? где достать продукты и как похудеть? Как одновременно стоять в трёх очередях и при этом числиться на работе?
Я бы посмотрела, как какая-нибудь мадемуазель с Монмартра приспособилась к нашей действительности. Взять бы её просто для интереса, запихнуть в автобус, когда народ, как чумной, с работы ломится, сетку с помидорами второй свежести на шляпу ей поставить да поддать сзади, чтоб лучше утрамбовалась. Ну, и что от вашей парижанки останется, кроме шляпки?
А что они умеют?
Спросите итальянскую синьору: она хоть пару варежек для своего синьора свяжет? Остановите американочку где-нибудь в Нью-Йорке, в районе сорок шестой улицы, и спросите: скажи-ка, миссис, как сварить сыр в домашних условиях, если из продуктов у тебя только соль, а до ближайшего супермаркета сто километров? Представляю, что она ответит
А взять английскую леди?
Она, может, трижды леди, и газон у неё двести лет в одно и то же время подстригается, и она знает, как один бифштекс тремя вилочками кушать, но спросите её: как из старых кальсон своего сэра сшить себе новую юбку? Как подушку постирать и пылесосом её высушить? Как тем же пылесосом одновременно размораживать холодильник, сушить дочке волосы и комаров с потолка собирать? Тут главное дырки не перепутать под какую дочкину голову совать, а под какую комара. Я думаю, что весь какой-нибудь Берн или Цюрих обойди не дознаешься, как из жидкой и кислой, трижды разбавленной сметаны за одну всего ночь сделать густую и вкусную?
А я знаю.
Потому как я не просто женщина. Я продукт длительной селекции, результат многочисленных опытов. Надо мной, как над мухой-дрозофиллой, семьдесят лет экспериментировали и вывели такую породу женщин, что нас хоть на Луну без скафандра, хоть на дно морское без батискафа выживем! И не просто выживем, а уют наведём, клопов-тараканов повыведем и через час у нас в кастрюльке забулькает. Я на мужчин наших смотрю и удивляюсь: с такими женщинами реформы завалить? Да вы, любезные, в самом начале, как перестройку эту затеяли, объяснили бы, что надо перестроить и как. И шли бы себе пиво пить, честное слово, больше толку было бы. Не зря говорят, что рыба гниёт с головы. А баба с мужика.
Ну ладно, у себя мы как-нибудь разберёмся.
А вот подруг зарубежных спасать надо. Им, представьте, не разрешают вволю, как мужчинам, работать! Разве у нас так? У нас, пожалуйста, хочешь работай, не хочешь всё равно работай. Но это не значит, что у нас ограничена свобода выбора. Свободу нам дали давно, когда объяснили, что свобода это осознанная необходимость. Осознай, что это необходимо: дневная смена на работе, вечерняя дома, ещё ночная вахта с мужем и свободна! И, впихнувшись в раздутое брюхо автобуса, стоя на одной ноге, и то чужой, судорожно вцепившись в уплывающую от тебя сумку, ты задохнёшься от свободы, потому что поймёшь, как это необходимо!
Разве выдержат это худосочные леди?
Неприспособленные! Как я утром из дому выхожу? У меня всё продумано. Юбка такой длины и ширины, чтоб, с одной стороны, на хвост не наступили, с другой чтоб ногу на подножку было удобно задрать. Пуговицы проволокой прикручены, шляпа на тесёмке, очки на цепочке. Взгляд соответствующий. Мне ж приятно сознавать, что ничем меня не возьмёшь. Ни лаской, ни грубостью. Ни ценами, ни дефицитом, ни суверенитетом ничем. Меня государство и так и эдак на зуб пробует, на прочность ломает, и ничего. Живу.
За себя я не боюсь.
А вот зарубежным подругам сочуствую. И очень их жалею. Объяснить им всё надо. И помочь немедленно.
Зарисовки с натуры
Записная книжка для автора то же, что блокнот для художника. Простой выход на базар дарит уйму впечатлений: чей-то взгляд, случайно услышанная фраза, подсмотренная сценка, и даже грубый толчок способны пробудить фантазию. Всё это собираешь и складываешь на всякий случай. Авось пригодится. Откроешь однажды старую, потрёпанную, замусленную по сумкам и карманам книжку, глянешь а там чего только нет! Приметы времени стираются довольно быстро, а ведь когда-то было неотъемлимой частью повседневности. Мы в этом жили, этим дышали, от этого страдали, над этим смеялись. Эти зарисовки я начала в 1993 году. Большинство из них переросло в рассказы, привожу только те, что так и остались миниатюрами.
Зарисовка первая: рынок
Рынок, рынок!
Только и слышишь со всех сторон. А кто б объяснил, чем отличается рынок от базара? Поясняю: базар это частное дело гражданина. В отличие от рынка, в который мы попёрли внезапно всей державой без подготовки и не в базарный день.
Аукцион недвижимости! Продаётся лагерь!
Пионерский или социалистический?
А вам какой надо?
Яйца Фаберже! Яйца Фаберже! Настоящие! Подлинные.!
Свежие?
Свежие!
Где вы видели воровство? оправдывался пойманный с по-личными карманник. Это не воровство! Это первоначальное накопление капитала!
Спросить, как жить дальше не у кого.
Исчезли даже будки справочных бюро. Поэтому, если повезёт увидеть ларёк, отдалённо напоминающий справочный, бросаешься к нему с криком радости:
Наконец-то! Девушка, это справочное бюро?
У нас все справки платные.
Согласен. Но это, кроме шуток, справочное бюро?
Да. С вас две тысячи.
За что?!
Я же предупредила: у нас все справки платные!
Реклама не даёт покоя.
Реклама действует сильнее слабительного.
А они удивляются, что во время демонстрации рекламных роликов увеличивается расход воды и электроэнергии.
Сжигатель жира! Жир сгорает на вас, а не на сковородке!
Реклама это когда нет денег, нельзя и не хочется, а купишь. Реклама это когда двухлетний карапуз теребит за подол свою маму:
Мам, ну купи ты мне этот олбит бес сахала!
Вся страна превращается в Думу.
Никто не работает. Все думают. Одни думают, что работают.
Другие работают, но не думают. Третьи не работают, но думают, как бы так пойти и поработать. Если страна и входит в рынок, то разве что в Птичий.
Помятый гражданин стоит возле детского манежа, в котором пищат лохматые щенки всех цветов и оттенков.
Продаются щенки лайки! Всех пород! С родословной!
А какие есть?
А вам какую надо?
Нет, вы скажите, какие есть!
Ыы сначала скажите, какую надо!
Самоедскую!
Вот.
Европейская?
Вот.
А сибирская?
Пожалуйста!
А карелофинская?
Да вот же!
Извините, вы только что предъявили этого щенка как лайку породы самоедская!
Сам ты рожа самоедская! Не морочь голову! Сначала реши, какая лайка тебе нужна а потом спрашивай!
И не говорите, что правительство не знает дорогу к рынку.
Знает. Только стесняется сказать. А мы стесняемся спросить. Национальный характер такой. Застенчивый. И всё же многие пытаются эту дорогу объяснить, только объяснения напоминают рассуждения некой фольклорной бабуси, у которой спросили, не знает ли она, как пройти в Ивановку.
Знаю, милый, знаю. Как не знать? Видишь, во он там, за полем, Дыркин лес? И тёмен же! Опасен. Только надо весь его пройти. Потом увидишь снова поле, пройдёшь его, потом река, болото и омут чёрная грязь. И только потом увидишь высокую гору, а на ней деревня. Только ты, милый, туда не ходи. Это Семёновка. А Ивановка совсем в другой стороне.
Зарисовка вторая: транспорт
Нигде не кипит так народная жизнь, как в транспорте.
Нигде не развивается так чувство локтя, колена, бедра и ягодиц! Вот где можно воспарить не только духом, но и телом. Причём не обязательно своим. Вот где открывается второе дыхание и раскрывается третий глаз, появляется четвёртое измерение, ощущается пятая точка и расцветает шестое чувство, в просторечье именуемое чувством юмора.
Водитель, водитель! кричала черноокая кондукторша в одном из южных городков. Ты что, тронулся? Подожди! У меня пассажир в заднем проходе застрял!
«Граждане пассажиры! верещало радио в разбитом и загаженном по самые окна вагоне электрички. Соблюдайте чистоту и порядок! За нарушение штраф!» Услышав это, один из пассажиров смачно выругался.
Не ругайтесь матом! предупредили его.
Где вы видели мат? вступился за матершинника представитель вагонной общественности. Это он для связки слов так сказал.
Троллейбус нервно тащится по неровной брусчатке столичного предместья.
На лицах пассажиров усталость и раздражение. Водитель или неопытен или просто зол сегодня: без всякой надобности он резко тормозит и так же резко дёргает вагон. Пассажиры, как марионетки на ниточках, устало мотаются из стороны в сторону. Обстановка накаляется, и одна из пассажирок, не выдержав, кричит:
Да что ж это такое, водитель? Вы что тут, баранов везёте?
Водитель, в микрофон, спокойно:
Кто зайдёт того и везу.
Газеты и журналы! Покупайте газеты и журналы! молоденькая продавщица продвигается между пассажирами, стоящими в проходе электрички. Комсомолка! Работница! Спид-инфо!
Девушка, а у вас СПИД свежий?
Вчерашний!
Народ вообще заботлив и милосерден в транспорте, как нигде.
В автобус входит немолодой аккуратно одетый мужчина с маленьким рюкзачком за плечами. Осторожно сняв рюкзачок, он ставит его на пол и лезет в карман за кошельком. В этот момент автобус, радостно фыркнув, дёргает изо всех своих лошадиных сил.
Мужчина не успевает схватиться за поручень и с размаху садится на рюкзачок. Гримаса муки и отчаяния искажает его простое доброе лицо. Наблюдавшие эту сцену пассажиры сочувственно завздыхали, и кто-то участливо спросил:
Что у вас там, гражданин? Наверно, яйца?
Нет, ответил мужчина. Гвозди!
Зарисовка третья: магазин
Наверно, в России одна я любила очереди. Не потому, что нравилось часами топтаться на одном месте, а потому что именно в очередях наблюдался поистине шекспировский размах страстей от братской любви до лютой ненависти. В результате многолетних наблюдений я написала монолог «Право на очередь», с которым получила Гран-при Международного конкурса юмора «Подмосковье-91», миниатюру «Чехову и не снилось», за которую получила диплом и утюг за победу в конкурсе Клуба потребителей газеты «Комсомольская правда», а затем написала серию коротких юморесок под общим названием «Магазин».
Верёвочка
На площади перед баней торгуют «с колес» куриными яйцами.
Народ хватает по три решетки. В баню вбегает потный мужчина в распахнутой дубленке. Он беспомощно оглядывается по сторонам и обращается к кассирше:
Девушка, дайте мне веревочку!
Какую?
Любую. Мне только яйца перевязать!
Чехову и не снилось
В конце восьмидесятых мы с подругой приехали в Таганрог на курсы повышения квалификации преподавателей музыки. Поселились в общежитии, сдали документы и отправились за покупками.
Обежав пол-города и не найдя в нём ни чая, ни сахара, ни кофе, мы впали в полное уныние. Как можно представить жизнь без этого? Местные жители получали всё по талонам, а мы входили в разряд бесталонных, хоть и не бесталанных приезжих. Если учесть, что вода в городе так же была большим дефицитом, то жизнь нам представилась совсем чёрной, что подтверждали немытые с утра руки Решили поехать на рынок. Мы тряслись в пустом троллейбусе, без всякого энтузиазма глядя по сторонам. И вдруг подруга вскрикнула: «Смотри: Чай! Сахар! Кофе!» Мимо проплывала роскошная вывеска с написанными крупно желанными словами. В неописуемом волнении мы соскочили с мест, дождались остановки, и, сшибая прохожих, понеслись назад. Добежали, и, задыхаясь от возбуждения, прочли:
«ЧАЙ. САХАР. КОФЕ и другие колониальные продукты.
Музей «ЛАВКА ЧЕХОВА»
Не съедим так хоть посмотрим, решили мы. Купили билеты, осмотрели экспозицию и, облизнувшись на красивые коробки, вернулись в общежитие. С тех пор я неоднократно предлагала подруге пойти пошарить насчёт сладкого, но она всякий раз любовно посылал меня: а ну тебя в музей.
Зарисовка четвёртая: в больнице
Вечно живые
Я лежала в кардиологической клинике г. Владимира.
Больница не самое веселое место. Но не терять же даром время? Я учила английский и писала юмористические рассказы.
Как раз в эти дни проходили выборы в Государственную Думу. В соответствии с законом о выборах РФ, к нам в отделение пришли представители избиркома. Составили списки. Раздали бюллетени. За процедурой выборов наблюдала выздоравливающая въедливая старушонка, предъявившая мандат наблюдателя от Компартии.
Выборы закончены. Председатель комиссии оглядывает зал:
Ну что, товарищи, все проголосовали?
Все нестройным хором тянем мы.
А вот и не все! возражает старушка. Реанимация не голосовала.
Может, не стоит? засомневался избиркомовец.
Еще чего! отрезала старая коммунистка. Пока живые пусть голосуют!
Утро в больнице
Утро в неврологическом отделении.
Ночь была трудной: многие больные затяжелели, поступили новые. Молоденькая медсестра, похожая на колокольчик в своём туго перетянутом белом халатике, делает утренние инъекции. Даже бессонная ночь не способна испортить прелесть юного лица, и, ожидающие очереди больные невольно любуются ею.