Людмила Яковлева
Судьбы моей калейдоскоп
Серия «Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы»
Художник
Анатолий Туманов
© Л. Яковлева, 2014
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2014
Моей маме
Вместо посвящения
Целина
Осенью 1957 года я и несколько сот моих однокурсников, а также многие тысячи ленинградских студентов, после трехмесячного пребывания на казахстанской целине получили знак «Участнику уборки урожая на целине» и следующее удостоверение к нему. На одной его стороне его было написано:
КОМСОМОЛЬСКАЯ ПУТЕВКА
Выдана комитетом райкомом комсомола 1ЛМИ Яковлевой Людмиле Александровне в том, что он в ответ на призыв Центрального комитета ВЛКСМ изъявил добровольное желание и направляется на уборку урожая в районах освоения целинных и залежных земель в 1957 году.
Секретарь горкома (райкома) комсомола имярек.
Печать.
А на другой стороне:
Центральный Комитет ВЛКСМ выражает твердую уверенность в том, что юноши и девушки Москвы, Ленинграда, союзных республик с горячим желанием поедут на уборку целинного урожая и не пожалеют своих сил в борьбе за хлеб.
Ваше активное участие в уборке урожая явится тем прекрасным, ощутимым вкладом в общенародное дело, которое принесет радость вам и славу Отчизне.
(Из обращения Центрального Комитета ВЛКСМ)
Если говорить честно, то сейчас все это я прочла первый раз. И меня поразил цинизм этого текста. Никому из нас и в голову не пришло ехать в Казахстан «добровольно». Правда, в те времена говаривали, что это вы в комсомол (или в партию) вступали «добровольно», а после надо уже подчиняться партийной дисциплине. Впрочем, хочу еще раз подчеркнуть, что и в комсомол (и в партию) также вступали не так уж и добровольно. Если ты молодой человек и при этом не комсомолец, твоя жизнь становится очень трудной, а в некоторых случаях и невозможной. Некомсомольцу трудно поступить в институт. Его будут постоянно спрашивать, почему он не в рядах «самой передовой молодежной организации». И тут уж не отшутишься, надо отвечать чистую правду. Если же тебя исключили из комсомола, сразу исключат и из института. Точно также и с членством в партии. В данной ситуации был настоящий «запрет на профессию». Человек, не являющийся членом единственной партии Советского Союза, не мог преподавать в высшем учебном заведении, быть юристом, руководителем крупного учреждения, занимать более или менее значимые должности в армии. Так что и у нас, студентов Первого Ленинградского Медицинского института им. акад. И.П. Павлова, другого выбора не было. И мы поехали на целину.
Сейчас на аукционе в Интернете знак «Участнику уборки урожая на целине» продается за 200 рублей. Много это или мало? Это как посмотреть. Можно ли оценить жизнь с помощью шуршащих купюр? Я бы не отдала этот знак никому и ни за что. Я его честно заработала.
Понятно, что этот рассказ не исследование на тему о значении целины в истории нашей страны. Но для того, чтобы узнать, что думают об этом знающие люди, а также чтобы освежить в своей памяти события тех далеких лет, я заглянула на посвященную этому вопросу страницу Интернета. Броские заголовки типа «Триумф или авантюра?», «Шагреневая кожа Оренбургской целины», «Подвиг или ошибка?» говорят сами за себя и не требуют особых дополнений.
Позвольте мне привести несколько отрывков из самой коротенькой статьи «Подвиг или ошибка?», напечатанной в «Российской газете» 3428 от 13 марта 2004 года.
«Непаханые гектары манили просто «приди и возьми». Пришли и взяли. Первая радость: урожайность на новых землях оказалась очень высокой. Например, на Урале 22 центнера с га против обычных 67. Первая ошибка: выяснилось, что хлеб легким не бывает. Статистика по Магнитогорску: 995 человек подали заявление о том, что хотят на целину, но только 140 из них имели хотя бы поверхностное отношение к сельскому хозяйству. Остальные восторженная молодежь, которой казалось (и пропаганда только поддерживала эти настроения), будто неважно, что поднимать: Магнитку, очередную ГЭС или пашню.
Пашня отомстила. То негативное, что связано с целиной и пыльные бури, и гибель пастбищ все это месть богов тем, кто вошел в храм, не «помолившись».
Понятно, что подобные тексты можно цитировать еще долго. Я же перехожу к моей истории. Итак, в начале лета 1957 года, сдав экзамены за второй курс обучения, мы были отправлены в Казахстан на сельскохозяйственные работы освоение целины. Для отъезжающих на целину студентов была составлена инструкция, в которой говорилось, какие вещи, какую одежду следует взять с собой. И правильно. Ведь большинство из нас и о сельской жизни, и о сельскохозяйственных работах не имели абсолютно никакого представления. Среди прочего рекомендовалось иметь при себе ватник, одеяла, простыни, наволочки, полотенца, а также чехол для матраса. Из активистов комсомольского движения был создан штаб отряда, бригадиры и прочие руководители, как это и полагается при проведении подобных мероприятий.
Я уже писала, избежать этой поездки было невозможно. Но, как известно на Руси, строгость законов смягчается необязательностью их исполнения. Поэтому многие сумели найти причину и не поехали «в дальние края». Из нашей группы не поехали на целину моя лучшая подруга Нелка Иоффе и Коля Пострелов. Уж не помню, почему им так повезло. Я также пыталась увернуться от своего комсомольского долга и «добровольного» порыва, принесла какое-то письмо моих родителей с подчеркнутыми строчками, но убедить руководство в своей непригодности не смогла. Поехала.
Путь наш лежал в город Курган. Ехали мы в товарных вагонах. Все оборудование этих вагонов состояло в том, что в них справа и слева от дверей настелили два ряда полатей, внизу и наверху, и покрыли их соломой. На этих полатях мы спали в жуткой тесноте вповалку. Было невероятно тесно и холодно. И то, и другое заставляло нас жаться друг к другу, а на другой бок поворачивались по команде. Я спала на втором этаже. Не помню, делили ли места на этих лежанках в зависимости от пола, но я спала с девочками из моей группы.
Дверь нашего телячьего вагона на протяжении всей дороги оставалась открытой. Днем мы сидели в ее проеме, свесив ноги. Должна сказать, что сама поездка не могла не произвести на нас грандиозного впечатления. Города и селения центральной Росси, привольные приволжские степи, могучая Волга, величественные Уральские горы, а затем бескрайние просторы Казахстана. Несмотря на то, что отправились мы в это путешествие совсем не добровольно, мы не были ни несчастными, ни жертвами. Мы были молоды, энергичны, природная веселость наша и жизнерадостность брали верх над неприятностями и неудобствами. Мы веселились, пели песни, шутили, а кое-кто влюблялся и был счастлив.
Кормили нас на станциях в военных столовых очень просто, но сытно. В меню чаще всего входила пшенная каша. Тут у нас никаких жалоб не возникало. У меня был огромных размеров фибровый чемодан, где помещались все мои пожитки. Я не помню, как было у других, но мне мой багаж доставлял массу хлопот и неприятностей. До сих пор при сборах в дорогу не могу ограничиться малым. У меня до сих пор проблемы с багажом. Ехали мы довольно долго, точно я не могу сказать, сколько, забыла уже. Как и полагается товарному поезду, ехал он не торопясь, долго стоял на переездах, пропускал другие поезда и грузы. На стоянках в поле мы выходили из вагонов, гуляли, собирали цветы. Когда прибыли в Курган, нас погрузили на грузовики и стали развозить по совхозам и колхозам местам будущей работы.
Наша группа и еще несколько ребят попали на ток в совхоз Амангыльды. Сразу скажу, что Амангыльды это герой казахского народа. Правда, что он геройского совершил, я не знаю и по сей день. Током оказалось пространство величиной с футбольное поле, чисто выметенное и засыпанное зерном. В нашу задачу входило периодически перелопачивать его для того, чтобы оно лучше сушилось. А во время дождя мы в авральном порядке сгребали его и закрывали брезентом, иначе вся работа пойдет прахом. Была у нас и механизация. Это очень похожее на снегоуборочную машину сооружение, которым раньше убирали снег на улицах города. Этот агрегат двумя «руками» загребал зерно на транспортерную ленту, с которой оно, в зависимости от поставленной задачи, либо грузилось на машину, либо разбрасывалось по полю для просушки.
Мы были бригадой, а бригадиром у нас был кореец, которого звали Ментаем. Раньше этот кореец вместе с семьей проживал где-то вблизи китайской границы. Но по страсти сталинских властей перемешивать народы и всех перемещать как можно дальше от мест их рождения и обитания, он был выслан в Казахстан. Для нас он был добрым и снисходительным начальником, правда, мы не испытывали его терпения и жили с ним мирно. Периодически он давал нам немного передохнуть, а потом ласковым голосом приглашал к работе: «Девчаты! Давайте айдайте, гуртайте!» И мы брались за свои лопаты. Другие работники совхоза звали нас девками. Я предполагаю, что, согласно деревенскому менталитету, это было обычное обращение к молодым женщинам. Но надо помнить, что все мы были девочками городскими, а в городском лексиконе слово «девки» имеет совсем другое значение. Мы обратились к директору совхоза и попросили, чтобы нас девками больше не называли. Наша просьба была уважена.
В связи с этим вспомнился еще один курьез. Возчик, который привозил нам воду и продукты на замученной лошаденке, материл ее почем зря. При очередном визите директора мы пожаловались на матерщинника. Директор при нас же строгим голосом сказал ему, чтобы при разговоре с лошадью он использовал только парламентские выражения. Возчик был потрясен и обижен до слез: «Да ведь она же другого языка не понимает! Она и работать не станет без крепкого словца!» Директор не поверил ему. Тогда мужичок решил продемонстрировать строптивость своей скотинки. Он начал ее понукать, лошадка ни с места. Тогда он, извинившись, покрыл ее трехэтажным матом. И что же, бедное животное резво побежало по дороге. «Вот видите!» торжествующе воскликнул мужик. Этот вопрос мы оставили открытым. Но при нас возчик старался употреблять фольклоризмы как можно меньше.
Уж если я заговорила о мате, то доведу освещение этого вопроса до конца. В деревне, возле которой располагался наш маленький лагерь, жила местная дурочка. Это была симпатичная, круглолицая, крепко сбитая деваха с признаками отставания умственного развития. Вот уже если и говорить про матерщинников, то вот это про нее. В ее лексиконе, кажется, других слов и не было. Наши мальчики решили увеличить ее словарный запас и перевели весь мат на латынь. И теперь эта деваха кричала на все село: «Glans penis, mons pubis!» Или что-нибудь подобное.
Как известно, в Казахстан депортировали не только корейцев и финнов. В сталинские времена почти все приволжские немцы также оказались здесь. Но и вдали от родных мест они сохранили свой образ жизни, и их селения поражали красивыми, окруженными садами и обсаженными цветами домиками. Но меня больше всего удивляли местные ребятишки. Они еще не знали национальной розни, и все, и русские, и немцы, и казахи, играли вместе и общались на чудовищной смеси всех трех языков. Нас это особенно развлекало, так как мы и в школе, и в институте изучали немецкий.
Разместили нас в большой, человек на 1520, палатке. Мальчики в одной стороне, девочки в другой. Спали прямо на земле. Вот тогда-то мы и узнали, зачем требуются чехлы для матраца. В эти чехлы мы напихали сено, которое нам привезли. Подушки также были набиты сеном. Вот так мы и спали. Для мытья привозили воду в бочках. Сначала нам привозили воду каждый день. Потом возчику, вероятно, стало лень ежедневно мотаться на ток, и нам объявили, что воду будут привозить через день. Вот тут-то мы взбунтовались и не вышли на работу. Приехал директор совхоза. Как всегда, разрешать наши проблемы. Вероятно, он был неплохой человек и хотел нам помочь. Мы сказали ему, что вполне согласны на наше скромное существование и весьма своеобразное питание в местной кухне, но от возможности помыться после пыльной работы на току ни за что не откажемся. Директор не стал с нами спорить, и с тех пор мы получали воду каждый день.
О своеобразности питания. Кормили нас вместе с казахами-механизаторами на большой кухне, которая находилась в нескольких сотнях метров от нашей палатки. Пища была очень однообразной, но в достаточном количестве. Каждый вечер и каждое утро повариха подавала нам манную кашу, приправленную жаренным на каком-то жире луком. Есть это было невозможно. Поэтому мы нашли выход покупали в местном киоске сахар и все это варево приправляли большим количеством углеводов.
Позднее мы узнали, в чем секрет этого блюда. Как-то поварихе понадобилось отлучиться со своего рабочего места на одни сутки. Все хозяйство на это время она передала нам, девочкам. И тут мы узнали, что все блюда готовятся на свином сале. А я уже сказала, что столовались мы с казахами-мусульманами, религия которых запрещает есть свинину и свиное сало. И вот, чтобы замаскировать запах свиного сала, повариха сперва жарила его вместе с большим количеством лука, а потом приправляла им еду. А потому и мы все блюда ели с луком. Нас предупредили, что, если казахи догадаются об этом, и нам, и поварихе не сносить головы. Мы не подвели ее.
В результате такой диеты мы все поправились изрядно. Я, к примеру, потолстела на восемь килограммов. Маюся Турапова, которая до поездки на целину подавала большие надежды в легкой атлетике, взяла с собой тренировочный костюм и собиралась тренироваться и держать форму. Но все пошло прахом. Она была наполовину узбечка, высокая и стройная. Кожа ее слегка отливала оливковым цветом. Если учесть еще прекрасную, по-восточному вытянутую, как у египетских цариц, фигуру, то можно сказать, что выглядела она замечательно. Впрочем, я не сказала бы, что слегка округлившиеся от сахара формы ее стали смотреться хуже. Я много времени проводила с Майей. После работы, помывшись и поужинав, мы с ней уходили в степь и разговаривали. Мы говорили обо всем и хорошо понимали друг друга. Не могу сказать, что нам было скучно. Несмотря на полное отсутствие того, что принято называть культурой телевизора, радио, библиотеки, жили мы хорошо, нескучно, дружно, тихо и неторопливо.
Я уже сказала, что девочек нашей группы направили работать на ток. Оставшихся же двух мальчиков, Валерия Воинова и Володю Гриценко, определили на работу на комбайн отгребать солому из копнителя. Работа эта была жуткая. Копнитель это какое-то хлипкое, состоящее из тоненьких жердочек, сооружение, постоянно находящееся в тряском движении. При этом работа эта производилась в тридцатиградусную жару в сплошном облаке густой черной пыли. Но на этой работе Валерий Воинов проработал около двух недель.
В начале августа у него был девятнадцатый день рождения. Мы всей группой решили устроить ему маленькое торжество. Что-то купили, приготовили весьма скромный стол, нарвали полевых цветов и пошли навстречу юбиляру. Но встретить нам его не удалось. Именно в этот день во время работы он упал с того сооружения, который называется копнитель, и сломал ногу. Позднее он рассказывал, что его отвезли в местную больницу, но врач даже не вышел, чтобы осмотреть его и назначить рентгеновское исследование. Медсестра на глазок кое-как наложила гипс и отправила в больничную палату. После нескольких перебросок его из одной больницы в другую, он все-таки был отправлен в Ленинград, где ему и оказали надлежащую помощь. Валерий и Володя стали профессорами и сейчас работают в нашей Alma mater. Сейчас, когда я рассматриваю старые институтские фотографии, удивляюсь, какими же мы все были молодыми и красивыми. Если бы пришлось все начинать снова, я влюбилась бы в наших мальчиков. Они были очень симпатичными.
Случай с нашим одногруппником не был единственным несчастным случаем. Другой наш однокурсник весь сезон проработал на заправочной станции. Спецодежды у него, естественно, не было. Тот ватник, который он взял из дому, весь пропитался бензином. Как-то он решил закурить, вдруг одежда на нем вспыхнула. Он побежал. Как рассказывали очевидцы, пламя тотчас хватило всю его фигуру. Потом он упал, начал кататься по земле, звать на помощь. Никакой техники безопасности не было, и другие ребята, работавшие с ним, не знали, как следует поступать в таких случаях. Скоро он затих и уже больше не поднялся. Мы все были потрясены и долго не могли забыть этого случая. Да и сейчас, раз я пишу об этом, значит, что я до сих пор не могу забыть этого мальчика.