Ну а он тебя нет. Что-то слишком активно на тебя пялился.
Не заметила, тянусь к дверной ручке.
Захар хмыкает, теряя интерес к этой теме, и посылает мне расслабленно:
Пока, малыш.
На счастье, обычно моего парня мало волнуют люди, находящиеся за пределами его интересов. Можно сказать, они для него не существуют. Он не делает этого специально, не напрягает для этого мозги, просто так построена его жизнь.
Выбравшись из машины, с шумом тяну в себя воздух. Какое счастье, что он свежий, иначе мои мозги вскипели бы.
Меня снедает тревожность, и я даже не понимаю, в чем ее причина. Не знаю, откуда она ко мне пришла и как от нее избавиться.
Нет, черт возьми, знаю.
Мне нужно развидеть развидеть Матвеева раз и навсегда, а моя тревожность это следствие того, что я боюсь в один прекрасный день вообще забыть, как выглядит его лицо! Вот что пугает меня больше всего, может, поэтому за целый год я так этого и не сделала.
В своей машине я крашу губы, резко проводя по ним бледно-розовым блеском.
Я два дня не была в офисе. Обычно я бываю там по понедельникам, вторникам и четвергам, но я знала, что в четверг там будет Даша, поэтому не поехала.
Я обещаю себе больше не избегать ее. Вернуть все в обычное русло.
Я Матвеева больше не увижу.
Он сказал свое «спасибо» и ушел. Вот и отлично.
П-ф-ф-ф обняв руками руль, я опускаю на него лицо и вяло тянусь к старт-кнопке, слыша как по пустой стоянке разносится вой мотора уезжающего «БМВ».
Глава 10
Полина
Первое, что вижу, когда попадаю в офис завал из коробок на входе разобран. Видимо, их перенесли на склад, где им и положено находиться, поэтому я свободно добираюсь до своего стола, на который сваливаю сумку и ставлю кофейный стакан.
В пятницу здесь только заведующий складом и девочки-операторы горячей линии, одна из которых вскочила со своего места, как только я оказываюсь в дверях, и затараторила:
Привет! Можешь подменить меня на десять минут?
Конечно, отзываюсь, суетливо откапывая в сумке свой мобильник.
Сбегаю в магазин, объясняет она, быстро переобуваясь под столом.
В магазин, как же хихикает ее напарница.
Отстань, показывает та ей язык и выбегает в коридор.
Куда она? усевшись на ее место, проверяю свой телефон.
На склад.
А что там?
Новый волонтер, опять хихикает она.
Ясно
Они появляются и исчезают каждую неделю, хотя сейчас реже, потому что многие студенты разъехались на отдых.
Ровно в девять начинает трезвонить рабочий телефон. За десять минут я успеваю принять два звонка, и это больше похоже на психологическую помощь, потому что очень часто к нам обращаются старики, которым просто не с кем поболтать и рассказать о своих невзгодах.
Мои собственные проблемы отступают, освобождая мозги впервые за это утро. Я наконец-то ловлю концентрацию. Очень много концентрации. И принимаюсь за собственную работу, когда усадившая меня за телефон девочка возвращается.
Они шушукаются и смеются, но мне не до этого.
Я сама буду представлять центр на суде, он будет через неделю, поэтому перечитываю кучу статей по аналогичным делам, и ухожу в этот процесс с головой, из которой вытолкала образ темно-карих глаз и все, что с ними связано.
Когда мне хватает ума посмотреть на часы, уже почти одиннадцать.
Черт! вскакиваю со стула, потому что мне нужно попасть в суд до обеда, а туда добираться черт знает сколько.
На улице воздух снова раскаленный. Он лижет мои голые ноги, обдает их жаром, пока второпях иду к машине, на ходу доставая из сумки брелок сигнализации.
Даже в тонком ситцевом платье мне жарко, машина тоже нагрелась, и она никак не реагирует, пока я упрямо тычу на разблокировку дверей.
Ну, давай! мой голос по-дурацки изумленный.
Это в первый раз, и я понятия не имею, что вдруг могло погрузить мою машину в этот летаргический сон сейчас, когда она так мне нужна!
Снова жму на кнопку и дергаю за ручку.
Это глупо и бесполезно, дверь все еще заблокирована, но я опять и опять за нее дергаю и от досады топаю ногой с огромным желанием стукнуть ею по колесу.
Черт! злюсь, под палящим солнцем осматривая полупустую парковку, будто это чем-то поможет.
Захлебываюсь еще одним изумлением, потому что из серого неприметного «опеля», припаркованного напротив, и который я даже не заметила, выходит Матвеев Антон.
Сердце сбивается с ритма, пока его длинные ноги покрывают разделяющее нас расстояние, а глаза, мои предательские глупые глаза, следят за каждым его движением, особенно за тем, как под свободной потрепанной футболкой угадываются мышцы его плеч и груди.
На его носу зеркальные авиаторы, на бедрах черные спортивные шорты.
Моя рука взмывает к волосам, чтобы вспомнить, что вообще у меня с ними сегодня.
Они распущены.
Я сжимаю пальцы в кулаки, чтобы изобразить непринужденность и успокоить свое взбесившееся сердце, когда Матвеев оказывается рядом и буднично спрашивает:
Проблемы?
Он оставил между нами расстояние в один шаг, и слава богу, иначе я от него шарахнулась бы.
Обводя глазами черты его лица, вижу свое отражение в стеклах его очков. На его жилистой шее новая порция загара, и мне приходится пережить короткий всплеск внизу живота, когда в голове призраком вспыхивает запах его кожи.
Что он, черт возьми, здесь делает?!
Не открывается, отвернувшись, таращусь перед собой.
Дашь посмотреть?
Ненавижу его голос за то, что он такой неповторимый.
Протянув руку, отдаю ему брелок, боясь касаться его ладони.
Аккумулятор сдох, объявляет, потыкав на кнопки.
Почему? кошусь на него.
Почему-то, пожимает он плечом.
И что теперь делать?
Мне почти плевать на машину. Больше всего на свете мне хочется узнать, как он здесь оказался?
Антон смотрит на меня сверху вниз, вместо того, чтобы ответить.
Я не вижу его глаз, от этого понятия не имею, куда конкретно он смотрит, но сглатываю слюну, потому что мои собственные глаза то и дело цепляются за его губы.
Прижав к груди свою сумку, я вопросительно выгибаю брови, потому что он все еще не ответил на мои слова.
Дам тебе «прикурить», возвращает мне брелок и кивает на свой «опель».
У меня нет времени, начинаю копаться в сумке. Я опаздываю возьму такси
Куда тебе?
Облизнув губы, поднимаю на него глаза. Рот сам называет конечную точку моего маршрута, на что Антон произносит:
Я тебя отвезу, пошли.
Мои ноги вросли в асфальт. В нерешительности я жду какого-то сигнала от космоса, чтобы сдвинуться с места, но космос не думает мне помогать. Мне нужно самой решить, как ответить на эту благотворительность.
Сделав два шага к своей машине, Антон замирает и смотрит на меня, спрашивая:
Ты вроде опаздываешь. Нет?
Еще больше я боюсь получить проклятый тепловой удар!
Да закинув на плечо сумку, трогаюсь за ним следом.
Воздух в салоне «опеля» горячий.
У тебя нет кондиционера? пристегиваю ремень, косясь на Матвеева.
Антон усаживается на водительское сиденье, которое почти максимально отодвинуто назад, но ему все равно приходится широко развести колени, и я ловлю себя на том, что секунду пялюсь на его бедра и пах, а он он смотрит на меня через свои чертовы очки и заводит машину, бросив:
Нет.
Его рука ловко переключает передачи, которые для меня самой являются большой загадкой. Из-под футболки на внутренней стороне левого бицепса торчит кусок какой-то татуировки, но узнать, что она представляет, можно, только попросив его показать.
Заставляю себя смотреть вперед. Стекло с водительской стороны полностью опущено, но это не спасает ситуацию. А может, я просто плавлюсь изнутри от безумного влечения к этому двухметровому типу.
Поздравляю с приобретением машины, зачем-то говорю ему.
В прошлом году авто у него не было.
Она не моя. Рабочая, поясняет.
Я не хочу знать подробности его жизни, поэтому даже из вежливости не задаю уточняющих вопросов. Вместо этого спрашиваю:
Что ты тут делаешь?
Где именно?
Смотрю на его профиль, немного злясь.
На парковке, поясняю очевидное.
Решил заняться добрыми делами, пока есть свободное время.
Ты что, волонтер? спрашиваю с подозрением.
Если бы мои мозги не были перегружены мыслями о нем же, я бы могла сложить дважды два еще пять минут назад. Он и есть тот самый новый волонтер, за которым уже очередь из поклонниц!
Разрушительный приступ ревности заставляет меня вытянуться в струну. Я напрягаюсь, пытаясь от этого чувства отделаться.
Антон поворачивает ко мне голову, говоря:
Три дня в неделю.
Кажется, мне нужен его график! Я почти произношу это вслух. Почти. Но вовремя сжимаю зубы, чтобы не сделать.
Я молчу.
Отвернувшись, Антон тоже молчит.
Это молчание меня устраивает, но спустя пару минут, Матвеев тихо спрашивает:
Исполнила свою адвокатскую мечту?
Что? бормочу.
Едешь в суд намекает.
Нет я почти выдыхаю, чтобы сказать что-нибудь членораздельное. Пару недель назад на меня напал один псих
В каком смысле напал? Антон смотрит на меня, и под очками его темные, густые брови сходятся на переносице.
Так ничего серьезного
Тот случай до сих пор легкими приступами паники отдается у меня в печенках, но я старалась не грузить Захара этой темой, потому что он и так против моей работы, может, поэтому вдруг начинаю вываливать это на своего бывшего парня. Рассказываю о том, как две недели назад мне позвонили ребята из собачьего приюта и попросили приехать, потому что сумасшедший сосед, который до этого портил приюту жизнь, сломал там забор и пытался сломать все, что ему попадалось под руки. А когда приехала, он меня толкнул и я упала
Почему они позвонили тебе? Матвеев прерывает мой рассказ, и его вопрос звучит резко.
Смотрю на него, на секунду онемев от агрессии, которую он вложил в вопрос.
Потому что я штатный юрист. И я дала им свой номер на тот случай, если у них будут с этим соседом проблемы
Это что? раздраженно спрашивает Матвеев. Слабоумие и отвага?
Он что, меня отчитывает?!
Даже мой отец этого не делает!
Щеки вспыхивают от возмущения.
Это моя работа! довожу до его сведения. Я должна была правильно зафиксировать все повреждения!
Зафиксировала? спрашивает все с тем же раздражением.
Да. Зафиксировала, отворачиваюсь и складываю на груди руки.
Молчание между нами больше комфорта мне не приносит. Оно просто звенит между нами. Трещит, как этот сухой воздух. Но я лучше умру, чем нарушу его первая. Я знаю, какой мой бывший парень упрямый, но я тоже!
Я тянусь к ручке, как только машина тормозит у тротуара напротив здания суда, но прежде чем успеваю выйти, слышу резковатые слова:
Дай мне ключи от машины.
Зачем? смотрю на него, задрав подбородок.
Сжимая обеими руками руль, Антон бросает:
Починю твой аккумулятор. Ключи оставлю у тебя на столе.
Сверлю его профиль глазами пару секунд, понимая, что отказываться просто дурость. Сунув руку в сумку, выхватываю оттуда брелок и оставляю его на панели, бросив:
Спасибо.
Слышу свист шин за спиной, когда перехожу дорогу, и заставляю себя не оглядываться все те десять метров, которые преодолеваю, прежде чем скрыться за дверью.
Мне опять приходится искать концентрацию, пока доношу в канцелярии кое-какие документы, но все это меркнет на фоне моего внезапного озарения.
Уронив на стол ручку, вспоминаю о том, что та самая треклятая толстовка все еще лежит на заднем сидении моей машины. И даже понимание того, что ее, скорее всего, не заметят, не успокаивает.
Час спустя я выскакиваю из машины такси перед офисом и быстро шагаю внутрь, бросая взгляд на парковку, где кроме моей машины других нет.
Девочки-операторы висят на телефонах, на столе и правда лежит брелок, который я забираю.
Машина открывается после первого нажатия на кнопку, и когда заглядываю внутрь, вижу, что толстовки на заднем сидении нет.
Глава 11
Антон
Еще подложить? мать нависает надо мной со сковородкой в руках.
Молча мотаю головой вправо и влево, сосредоточенно глядя в тарелку и подчищая свой ужин.
Уходишь? спрашивает.
Да.
Время, проведенное дома, немного сгладило между нами углы, но осадок, с которым я покидал родные стены год назад, все еще ощущается и не дает нам общаться как раньше.
Год назад я вдруг узнал о том, что у меня была гостья, о которой мать рассказала мне только за два чертовых дня до моего отъезда.
Мне понадобилось дофига времени, чтобы забыть это микроскопическое предательство от близкого человека. От родного человека, который знал, как сильно меня тогда ломало, и утаившего охренеть какую важную информацию.
Меня ломало, и я был близок к тому, чтобы все свои логические доводы послать в задницу.
Закрыть глаза на то, что мы с Полиной два противоположных полюса. На то, что при знакомстве она не могла сдержать своих реакций, узнав, что у меня нет машины. Что я живу в тесной квартире вместе с матерью и сестрой. У меня нет ресурсов сопровождать ее по клубам или на Мальдивы, и это вообще не то, что интересует меня в данный момент. Мне нечем козырять перед ее дружками-мажорами, как и иметь с ними общие темы для разговоров.
Как бы она ни пыталась скрыть свои реакции, я их видел: удивление, порой неловкость, которая хоть и исчезала с ее красивого личика почти мгновенно, но все же там мелькала.
Я был близок к тому, чтобы все это послать в задницу, и самому возникнуть на пороге дома семьи Абрамовых. Чтобы сказать своей девушке о том, что наговорил ей полнейшей херни. Что влюблен и подыхаю без нее.
Круговерть свалившегося на меня дерьма удерживала от этого шага. Как и то, что я не был уверен, нужен ли ей еще, или она не хочет больше иметь со мной ничего общего. Ровно так, как и сказала. Она сказала «давай расстанемся», а я ответил «давай».
Станет ли она меня ждать целый гребаный год, когда произнесу то, что так ей и не произнес?
Понимание, что у меня нет права требовать от нее обещаний, удерживало не меньше всего остального. Тупость ситуации заключалась именно в том, что я не мог требовать от нее хоть чего-то, а она была не обязана никаких обещаний мне давать, мы сраный месяц были вместе.
Все это я отодвинул. И как только сделал это, помчался к ней, как ошпаренный.
То, что увидел, когда все же оказался перед домом семьи Абрамовых: как та самая девушка укатила в закат в компании друзей, предварительно загрузив в багажник тачки чемодан. Сидя в машине друга Сани и сжимая в кулаке телефон, я увидел именно это и решил не портить картину своими тупыми признаниями.
Судя по ее социальным сетям, это был какой-то автотур по Европе.
Только через неделю после этого я узнал, что у меня была гостья. И была задолго до того, как я отправился целовать забор ее дома. Маленький нюанс, который сорвал бы мне чеку гораздо раньше, узнай я о визите Полины Абрамовой своевременно.
В сущности, это было уже неважно.
Моя гостья была за границей и определенно отправила меня в глубокую задницу во всех смыслах, а я сидел на чемодане, собираясь в собственный круиз и мучаясь гребаным вопросом: «Зачем она тогда приходила?»
Он и сейчас меня мучит, и ее версия событий нихрена меня не удовлетворила.
Нет, твою мать.
Ни. Хрена.
В этот раз я уеду не раньше, чем получу ответ на свой вопрос. Чем больше херни я творю, тем яснее понимаю, что радар в моей груди не заткнется, даже если сброшу на него бетонную плиту.
Зарастаешь потихоньку рука матери ложится на ежик волос у меня на башке.
Она треплет его со знакомой мне нежностью, но не быть деревянным рядом с ней, не получается.
Спасибо, встав из-за стола, начинаю мыть за собой посуду.
Оставь я сама все уберу
Справлюсь отправляю тарелку в сушку и выхожу из кухни.
За моей спиной тихие шаги.
Пока обуваю кроссовки и забираю с тумбочки ключи от машины, мать молча за мной наблюдает. Я не отчитываюсь в том, во сколько вернусь, хотя знаю, что она хочет об этом спросить, но мне, в конце концов, не шестнадцать. В августе исполнится двадцать три.