Появление христианской религиозной литературы создает нравственное вероучение на примерах земной жизни самого Христа и его последователей, в образах апостолов и святых. Появление особой общественной культуры подвижничества создает огромное количество примеров человеческого бытия, посвященного достижению божественных предначертаний. Все эти жития образуют смешанную тео- и антропоцентричную литературу. Культурное влияние на общественную мораль христианской литературы трудно переоценить. Вместе с тем наблюдается глубочайший разрыв между ее содержанием и общественной практикой. Реальная жизнь людей, поведение государей и даже поступки отцов церкви дают нам множество примеров отступления от христианского гуманизма. Кроме того, все еще велико влияние уходящей античной культуры23.
Продвижение христианства сопровождается, с одной стороны, конкуренцией между его Западной и Восточной церквями, а с другой стороны, событиями, связанными с завоеванием Рима сначала гуннами и вандалами, а затем вестготами и остготами. Конечная победа христианства достигается абсолютно негуманными способами, и божественный завет «не убий» сведен до уровня удаленного в неопределенную перспективу целеполагания раннехристианского общества.
Раннехристианский гуманизм создает свой вклад в центральное ядро литературного процесса. Он (вслед за античной мифологией) утверждает конечность земной человеческой жизни в форме естественного перехода к жизни вечной, духовной. Это налагает определенные моральные ограничения на образ земной жизни, фактически формирует новую жизненную парадигму европейского человека.
В его центре теистическая концепция любви человека к Богу, которая низвергает с пьедестала античную теоцентристскую концепцию страха перед божественным мщением. Вместе с тем христианство порождает невиданную до сего времени гуманистическую идею любви Бога к человеку. Человек не просто высшее творение Бога, человек и его спасение смысл божественного бытия в его земной жизни и мученической смерти. Возникают новые смыслы. Бог жертвует самым дорогим своей земной жизнью во имя прощения и спасения человечества.
Так в Европе проходит первое тысячелетие от Рождества Христова. Новая литература появляется в XI веке, с началом крестовых походов и появлением рыцарства, а вместе с ними и куртуазного рыцарского романа. Уже 400 лет на Востоке утверждает себя исламский монотеизм со своим Священным Писанием. Очевидно глобальное противостояние двух религий, претендующих на мировые роли. Кризис между Византией и сельджуками перерастает в «нулевую мировую войну», которая и получила название крестовых походов. Впереди четыре столетия «первого романтического направления» в европейской литературе24.
Гуманизм раннего куртуазного рыцарского романа заключается в прославлении любви, вовсе не христианской, а земной любви между мужчиной и женщиной. Несмотря на то, что рыцарь, как и культурные герои античности, остается героем-убийцей, он теперь влюбленный романтик, который совершает свои подвиги во имя любви к прекрасной даме. Более того, куртуазный стиль переносится на классическую почву античной литературы, и появляется античный цикл рыцарского романа, имеющий продолжение в классицизме XVIII века. Рыцарский роман это не только платформа, на которой вырастает классицизм и романтизм XVIIIXIX веков, но и основание для более раннего появления идей ренессансного гуманизма уже в XVI столетии.
Литература позднего Средневековья и эпохи Возрождения позиционируется в мировой истории как гуманистическая литература. Но это гуманизм совершенно иного толка, нежели христианский. Это протестный атеистический ренессансный гуманизм. Откуда он возникает, где его корни?
Главная причина в кризисе христианской церкви. Падение Византии под натиском турок сделало католическую церковь «почти однодомной». Однако турки не остановились, но продолжали двигаться в Европу, и конечной их целью было завоевание первого Рима. Укрепление светской власти европейских государей создавало для католической церкви внутренние проблемы. В этих условиях церковь могла выстоять, только усилив свое давление «по всем фронтам». Папы вынуждены были проводить собственную светскую политику и бороться беспощадно со всеми формами ереси. Свою роль сыграли и географические открытия, которые потребовали расширения влияния церкви на новых языческих территориях. Церковь, все более становясь идеологической и военно-политической машиной, не могла оставаться при этом проводником гуманистических идей раннего христианства (справедливости ради мы должны то же самое сказать и об исламе). Рассвет инквизиции, иных форм церковного давления на инакомыслие неизбежно должен был привести к появлению нового культурного феномена, противостоящего католической церкви. Он и появился сначала в форме критической светской и религиозной литературы Ренессанса, а затем оформился как религиозно-философское обновление церкви протестантизм. Перед деятелями передовой культуры возникал лишь один вопрос: на какой основе должна быть построена новая протестная культура. Простейшим ответом на него было возвращение к истокам античной культуры и применению методологии проекций прошлого на настоящее. Именно в этом состоялась историческая роль античной философии и античной культуры в целом.
Появление светской литературы эпохи Возрождения в XVIXVII веках дает невероятный толчок в развитии общественных отношений. Критическая литература появляется в жанре сатиры на церковь и религию и привносит в европейскую культуру феномен атеизма. Инструментом атеистической пропаганды становится античный политеизм как изначально противостоящая христианству религия. Однако при этом античные божества предстают в таких же сатирических обличиях, что и отцы церкви, и даже сам Иисус. Возникает новая мифология эпохи Возрождения, в которой символы веры используются для ее разрушения. Сатиры возникают в европейских странах повсеместно. Это серьезные авторские работы известных и неизвестных мастеров25.
Как справедливо отмечают историки литературы, у гуманистической светской литературы есть ранние формы, относящиеся к формам народного творчества. Они опираются на скепсис образованных народных мыслителей. Поэтому они встречаются в сатирической литературе и поздней Византии, и других стран Европы. Чаще всего мы имеем дело с малыми поэтическими и песенными формами, анекдотами, пословицами и поговорками и все теми же сказками26.
Прежде всего это немецкие шванки, итальянские фацетии и французские новеллино, которые вырастают из народного протеста в новое направление авторской литературы.
Главным козырем в рукаве гуманистов оказывается изобретение европейского первопечатника Иоганна Гутенберга. Наступает время массовой литературы, которая пышным цветом расцветет в эпоху капитализма.
Какой след оставляет гуманистическая литература Ренессанса, классицизма и эпохи Просвещения? Каково ее место в центральном ядре литературного процесса?
Ренессансный гуманизм показал читателю «простого человека». Вместо ходульного рыцаря, его прекрасной дамы, волшебников и драконов читающей публике был показан городской житель с его реальными проблемами. Хотя, как и прежде, обращалось внимание на людей, свободных от крепостной зависимости, но не на представителей высших сословий.
Писатели Ренессанса указывали на ценность жизни таких людей, создающих общественные блага, и самое главное, обладающих собственным достоинством и чувствами. При этом не использовались религиозные декларации о социальном равенстве и равенстве всех людей перед Богом. Впервые книга адресовалась массовому городскому читателю, что требовало грамотности населения. Пусть в первом приближении, но упомянуты были проблемы женского неравенства. Таким образом были заложены общие представления о возможности светской социальной справедливости, берущие свое начало из античной демократии. Впоследствии эти представления неуклонно развивались в гуманистической литературе классицизма и эпохи Просвещения.
Если в XVII веке лучшие образцы классицизма оперировали гуманистическими идеалами, облаченными в традиционную сатирическую форму27, то в веке XVIII идеи просвещения бурно разливаются по всему европейскому миру во всевозможных литературных жанрах. Для нас этот период чрезвычайно важен появлением отечественной гуманистической литературы28.
Появляются глубокие философские работы, определяющие теоретические основы литературного классицизма. Вершиной этого периода, несомненно, являются произведения немецких классицистов Иоганна Вольфганга Гете и Фридриха Шиллера. Продвигаясь от «Бури и натиска» к «гармонии и красоте», немецкие писатели показывают нам эволюцию мышления от юности к зрелости и сострадательное отношение к тем бедам, которые могут породить социальные революции (в Германии и во Франции).
Получают новое развитие идеи Гесиода, подхваченные утопистами XIXVII веков (Томас Мор, Томмазо Кампанелла и другие), которые развиваются в самостоятельное литературное направление в социально-политических новеллах и романах-путешествий Джерарда Уинстенли, Г. де Фуаньи, д,Алле и Гедевиля.
В центральном ядре литературно-читательского процесса представления о социальном равенстве приобретают идеологическое значение. Они уже освобождены от сословных ограничений. Они являются идеологической основой для пробуждения сознания масс и источником будущих социальных потрясений и революций не только в Европе, но и по всему миру. Жизнь каждого человека объявлена абсолютной абстрактной ценностью в нерелигиозном контексте. Это предтеча революционной романтики, предтеча европейского романтизма. Очевидно, что зрелый классицизм, не говоря уже о неоклассицизме, предупреждает молодое поколение писателей от чрезмерного увлечения потрясениями, обращая их внимание на опыт прошлых столетий.
Становление рыночных отношений явилось переломным моментом в определении критериев ценности человеческой жизни. Общественная полезность человека стала определяться его местом в экономической жизни общества. Углубление классовых противоречий привело к тому, что для буржуазии общественная ценность человека ассоциировалась с размером его богатства, а для человека труда с его профессионализмом. Стоимость человека как товара (характерная для рабского и феодального периодов) превратилась в стоимость человека как носителя труда (включая творческие формы труда). Сохранение жизни членов стало заботой всего общества, поскольку все они являлись элементами единого экономического процесса, в результатах которого они были равно заинтересованы. Именно в этот период появляются системные общественные институты, направленные на повышение качества жизни членов сообщества: образование, здравоохранение, социальное обеспечение и др.
Вместе с тем национальная и сословная (классовая) дифференциация в отношении к ценности жизни человека продолжает углубляться. Особенно остро это проявляется в периоды революций, колониальных завоеваний и мировых войн. Социалистическое мировоззрение, глубоко гуманистическое по сути, в процессе его практической реализации в XVIIIXX веках показало жесточайшие примеры антигуманности.
На рубеже XVIIIXIX веков в форме отрицания идей классицизма рождается романтизм. Трудно определить, повлиял ли на его появление период буржуазных революций в Европе или романтизм явился одним из факторов подъема революционного движения. Скорее всего, это был взаимообусловленный диалектический процесс культурной и социальной трансформации западного мира.
Тем не менее мы можем указать на то обстоятельство, что литература романтизма стоит на двух китах: литература, обращенная к вымышленному опыту прошлого, и литература, обращенная к вымышленному образу будущего (возможного будущего). Исторический романтический роман, отрицая опыт классицистов, формирует совершенно новое отношение читателя к историческому прошлому, обнажая все язвы и несовершенства социального устройства и отношений в ушедших мирах (Вальтер Скотт, Александр Дюма, Жорж Санд, Рафаэлло Джованьоли). Удаляя все красивости, мы видим мир в его наготе и непривлекательности, жестокости и несправедливости. Впервые на авансцену истории выводится народ не в качестве толпы, но в качестве некоторой совокупности личностей, отображающей особенности бытований и страстей обуревающих нижние сословия.
Литература утопического плана рисует вымышленные страны и народы, достигшие справедливого мироустройства, освобожденные от тягот собственности и денежной зависимости (Перси Б. Шелли, Джордж Байрон, Виктор Гюго, Герман Мелвилл). Это предтеча социальной фантастической литературы второй половины XIX века, объясняющая, какие возможности перед человечеством в плане социального устройства открывает научно-технический прогресс.
Вместе с тем значительная часть романтической литературы уводит читателя от реальности в области непознаваемого и иногда мистического, но всегда касающегося сущностных вопросов природы человека. Обращения к национальным легендам и сказкам средневекового периода, иногда переносимые в современные условия, являются средством отображения внутреннего мира простого человека, наделенного добродетелями29.
Именно в этой области романтизма рождаются идеи продления земной человеческой жизни волшебными и «научными» методами30. Но в целом это новая тема, которая впоследствии переродится в своеобразную антитезу бессмертного существования души после земной жизни31.
Рассвет капитализма в XIX веке, приводящий общество к прагматическому мышлению, несовместим с романтизмом, поэтому неизбежно появление и развитие критического реализма, который наблюдает все превращения капитализма из передового, преобразующего затхлое средневековье общественного устройства, в мир, где правит нажива, а следовательно, наиболее несправедливый мир из всех предшествующих миров.
Во второй половине века XIX наблюдается восхождение на Олимп реалистической литературы, причем в это направление вливается и еще живущая часть писателей-романтиков. Теперь поднимается вопрос о бессовестной капиталистической эксплуатации нижних сословий (а впоследствии классов). Пальму первенства здесь следует вручить Чарльзу Диккенсу. Журналистский опыт позволяет ему увидеть то, что до времени скрыто от глаз английского обывателя. Писатель обращает свое внимание на страшную реальность эксплуатации детского труда, на вынужденную преступность лондонского дна, на бессердечие и ложь толстосумов. Более благодатную тему трудно представить. Господа читают эти тексты ради воспоминаний о собственном прошлом (вспоминая времена первоначального накопления капитала), а их новые «рабы» ради испытания чувства несправедливости бытия и оправдания собственного угнетенного положения. Поэтому Диккенса читают все и во всем мире. Часто мелодраматический характер описания человеческих бед не может не затронуть самые черствые сердца. Это просто волшебная тема для писателей, и ее подхватывают писатели всего западного мира32.