Они поехали. Меня не звали, да я и сама ни за какие коврижки жить в палатке, готовить на костре? Это без меня. Но они с той поры каждый год с весны начинают собираться: просматривают и чинят палатку, надувные матрасы, спальники; ближе к лету закатывают мясо и курицу в банки, запасаются макаронами и гречкой. Племянница мелким почерком составляет списки, чтоб ничего не забыть.
Я еще понимаю братец. Его влечет рыбалка. А дети-то что? Ни телека, ни даже радио, сидят на каком-то маленьком островке безвылазно; невестка, как проклятая, кашеварит на костре. Но им там как медом намазано.
В том году по целому ряду причин мои планы на отпуск накрылись медным тазом. И я решила поехать с ними: чем черт не шутит? Вдруг и вправду так хорошо?
Серьезных планов я не строила. Народ там, по слухам, серьезный, сплошь доктора наук и кандидаты. Очень может быть, что попадаются и холостые, но нафига мне холостяк в глуши?
Однако напроситься с братцем в отпуск дело непростое. Первым делом я предложила помощь в подготовке. Еду на остров надо было брать с собой, так что я съездила с невесткой пару раз на рынок, помогла выбрать мясо и все для тушенки, развила бурную деятельность жарить-парить, стеклянные банки стерилизовать, раскладывать, закатывать.
А между делом на мозги капать. Как бы и не я инициатор задушевных разговоров, но со вздохами, скупой слезой поведала я о непростой своей судьбе на текущий момент: на работе подсиживают, придираются по каждому поводу; недавно на наш отдел выделили подписку на «Иностранную литературу», так вместо того, чтобы жребий бросить, отдали старой кошелке, которая если и умеет читать, так только нотации; у подружки бурный роман, ей не до меня, хотя именно я их и познакомила, ну не совсем я, но все-таки и я присутствовала и всячески способствовала, и вот теперь я третий лишний; мать вконец задолбала (ну понимаете? Мне-то она мать, а невестке моей свекровь, так что можно рассчитывать на отклик в ее обиженной душе). Невестка моя, конечно, стерва еще та, но подход найти можно, если нужные струны затронуть. Нашла. Затронула. Невестка дала слабину. Еду!
Тася. На обрыве. То самое лето
Я стояла на обрыве высоко над Волгой и смотрела вокруг.
Вот и еще одно волжское лето подошло к концу. Сегодня сняли лагерь, осталось всего две палатки и Юрок при них, остальные погрузились в катера и отбыли к лодочному причалу в ближайшем городке выше по течению. Юрок категорически отказался ехать «в цивилизацию» и остался один:
Ой, да езжайте уже, дайте отдохнуть от вас. Вы же все равно послезавтра опять нагрянете. Не успокоитесь, пока всю рыбу не переловите. Все-все, счастливого пути!
Наша лодка отчалила последней, но оказалась настолько перегруженной, что едва не черпала бортами воду. Малейшее волнение а оно на Волге может наступить внезапно, без всякого предупреждения и катер хлебнет забортной водички. Чтобы ничего такого не случилось, приняли решение подойти к берегу и сгрузить лишний балласт. Балласт это я, мать семейства, которая не умеет плавать и до смерти боится воды. Заодно скинули еще пару рюкзаков и спальников, раз уж все равно за мной возвращаться.
Высадили на узкую полоску гальки под обрывом. Ждать предстояло довольно долго, так что я решила подняться в гору, благо отсюда наверх вела едва заметная тропинка. Обрыв в этом месте был не отвесный, но очень крутой, пришлось продвигаться почти на четвереньках, цепляясь за редкие кустики. Одуряюще пахло нагретой на солнце полынью. Выжженная земля осыпалась под ногами пылью, обнажая камни. Может, не стоило переться наверх: как я спускаться-то буду? Но не было смысла и сдаваться на полпути.
И вот я на самом верху! Не самое широкое место на Волге, но другого берега все равно не видно. Подо мной фарватер, водный тракт для всех видов судов. Дальше наш островок, за ним мне отсюда уже ничего не видно. Зато наш островок как на ладони. Правда, не весь, а нижняя его часть, как бы две клешни, которые обнимают спокойную лагуну.
Правая клешня это длинная песчаная коса. Тончайший чистейший белый песок! Не раз я вспоминала эту косу, когда много лет спустя бывала на иных, очень знаменитых, но не всегда таких же прекрасных пляжах, как тот, что на маленьком безвестном островке посреди Волги.
Противоположный берег лагуны был поуже и покороче, течение подмывало его и обнажало цепкие корни невысокого кустарника, покрывавшего его по всей длине.
Между двумя клешнями на краю лагуны на неширокой полоске полукруглого бережка и располагался наш лагерь. Ближе к воде стояла походная кухня, большой обеденный стол под парусиновым навесом, лавка, чурбаны, служившие табуретками, поленница, изрядно похудевшая к концу сезона. Палатки мы ставили глубже в лесу, под кронами деревьев, подальше от ветров и палящего солнца.
Жаль, я не взяла наверх свой театральный бинокль, который всегда вожу с собой в отпуск. У Валеры бинокль, который он берет на рыбалку, а у меня свой, театральный. Удобная штука. Сейчас бы пригодился. Вот сбоку от стола расположился в раскладном парусиновом кресле Юрок, Юрий Юрков. Кайфует в тенечке. Он никогда специально не загорает, не мужское занятие, но всегда покрыт загаром до черноты. Днем ходит в плавках, после захода солнца надевает ватник. Такой вот дресс-код.
Немногословный. Говорят, специалист, каких мало. Но мне говорить с ним трудно, ибо не о чем. Вечерами у костра слушает, но не вступает. Когда выпьет (каждый божий день!) может бормотать что-то невразумительное. Матерится негромко, но изобретательно.
Поначалу я удивлялась, как он попал в эту компанию. Мы-то с Валерой попали сюда через своего одноклассника Вольдемара Либиха, в школе его звали Волли, здесь зовут Волька, а официально Владимир Карлович. Вольдемара на Владимира заменили, а с Карлом, Карловичем не получилось. Шумный и безапелляционный, у него всегда на все есть свое мнение, причем единственно верное! Другой член компании интеллигентный Шурик, который если и возражает, то не повышая голоса и с легкой улыбкой, что порой доводит Вольку до белого каления. А еще добродушный Николай, сглаживающий острые углы и всегда готовый взять на себя любой груз груз ответственности, груз в килограммах, груз с души чьей-нибудь.
Со временем про Юрка догадалась. Вернее, пришла к предположению, которое считаю верным. Дошла до этого через его сына. У Юрка есть сын Валюшка, ударение на второй слог. Именно Валюшка, а не Валентин, или Валя, или тем более Валька. Ласковый, умный, застенчивый, отзывчивый. Смуглое лицо (в папу) мгновенно заливается краской, когда он смущается. Несмотря на свою застенчивость, легко идет на контакт и прекрасно ладит с людьми, потому что умеет слушать. Сам говорит мало опять в папу!
И мне подумалось: Юрок немногословен, потому что осознает свою культурную «ограниченность», что ли; опасается попасть впросак, ляпнуть чего-нибудь в такой культурной и интеллектуальной компании, но ума ему не занимать на самом деле; в нем есть то, что я просто оценить не в состоянии из-за в свою очередь ограниченности в той сфере, где он царь и бог, ведь я совсем ничего не понимаю в химии и тем более химическом производстве, а Юрок в этом деле ас! Так говорят, не мне судить.
Так вот. Юрок со всеми своими странностями, неизменным ватником и изощренным тихим матом просто человек застенчивый, но гордый и независимый.
Так что в этой замечательной компании у него вполне заслуженное и прочное место.
Попробовала изложить свою теорию Вольке. Он поднял меня на смех. По его словам, Юрок с его «культурной ограниченностью», как я это неосторожно определила, на голову выше каждого в этой компании и даже выше всех их вместе взятых. У него острый аналитический ум и мгновенная реакция, способность все разложить и просчитать на много ходов вперед. А мне, курице, не дано даже догадаться, насколько он умен. На курицу я было обиделась, но Волька подвел черту: если бы я думал, что ты курица, то не стал бы и объяснять.
Не обходится на острове и без некоторых трений жизнь есть жизнь. Не далее, как вчера услышала обрывок перепалки между Юрком и Шуриком. Я так поняла, что Юрок велел Шурику оставить в покое Алку, а Шурик тихим, как всегда, голосом, возражал, а потом просто послал Юрка невзирая на всю свою интеллигентность. Странно, никогда не замечала, чтобы Шурик выходил за рамки обычной своей галантности. Нет, Шурик не волокита, тут Юрок, конечно, погорячился. Просто Алка, Юркина жена, который год пишет кандидатскую, а Шурик ей помогает. И не только он. Помогают, как говорится, всем скопом.
Вот чего не отнимешь у волжской компании, так это готовности всегда подставить плечо. Во всем. Дети проводят на острове все лето вне зависимости от того, в отпуске родители или на работе. Или в командировке. Или просто отлучились с острова по делам. Все дети все лето тут живут, а все взрослые за ними приглядывают. Вкусно кормят, следят, чтобы не обгорели на солнце или не перекупались, не простудились из-за ночной прохлады, чтобы их не искусали комары. Да, собственно, старшие дети и сами приглядывают за младшими. Если старшие позволяют себе что-нибудь недозволенное, например стащить сигареты и покурить, то младшим строго-настрого запрещают такие эксперименты, а те, смирившись, даже и не помышляют пожаловаться или настучать.
Да-да-да, смейтесь надо мной, я тут совсем патокой растекаюсь, слюни распустила, но это факт: наш остров рай на земле! Идеальная модель мира!
Юрок встал с кресла и занялся хозяйством. Видимо, решил чайку себе вскипятить, взял полешки и стал разводить огонь.
А на другом берегу лагуны, что напротив косы, хозяйством занялась Маруся: снует между палаткой и обеденным столом, то присядет, то опять уйдет в палатку и появится в другом наряде прихорашивается. Маруся внучка наших соседей, деда с бабкой, которые все лето ловят рыбу и время от времени возят ее на продажу. Кажется, они и сегодня тоже отправились «в цивилизацию»: продать рыбу, пополнить запасы. Странно, что Марусю оставили, обычно они берут ее с собой. Ну да ничего, Юрок-то на месте. Послезавтра подоспеют Волька с Шуриком и Николаем у них отпуск продолжается. А в самом конце лета мужчины приедут опять, чтобы законсервировать лагерь: разобрать доски, из которых сколочены стол и лавка, связать, привязать грузила и закопать в яму до следующего лета. Туда же чурбаки-сиденья, чугунную плиту с «блинами» и прочее хозяйство.
Пора спускаться, скоро за мной приедут. До свидания, остров! До свидания, Волга! Встретимся через год.
И что же это такое счастье? Да вот же оно! Когда не надо напрягаться, тебя понимают с полуслова, когда лежишь в тенечке под деревом, а дети заняты своими делами и вполне самодостаточны, когда не надо ломать голову, что надеть или из чего приготовить ужин. Приземленно? Может быть. Но как же хорошо!
Молодой ученый. Задолго до того самого лета
В советских шпионских фильмах иностранные разведки вербуют наших специалистов, ученых, чиновников да кого угодно! то на конференции, то в зарубежной поездке, то прямо по месту работы или жительства. А его где вербовать? Работает на секретном предприятии, куда мышь не проскочит. На конференции и в зарубежные поездки исключено. По месту жительства? Живет в закрытом поселке. Въезд под шлагбаум по спецпропускам.
В шпионских романах зарубежных авторов связь держат ну например! через газетные объявления. Пишешь зашифрованный текст, ничего не говорящий праздному читателю, помещаешь в второй колонке на восьмой странице Ой, да о чем это. Какая восьмая страница? В газете «Правда» их всего четыре, огромных, как простыня. Да и не берут туда объявления.
И что писать? Молодой талантливый ученый желает быть завербованным. Обращаться по адресу дальше «почтовый ящик», где первым возьмет конверт в руки особист.
И что делать?
Он стал думать об этом каждый день.
Пойти в посольство. Какое? Ну, первое что приходит в голову американское. Они наши лучшие заклятые друзья. Враг моего врага мой друг. Если кто-то желает удрать из Союза, Штаты только за. Особенно если это перспективный ученый.
Посольство ФРГ. Немецкие химики хорошие химики. Но в Германии жить неохота. Вот что значит изучать в школе и институте язык потенциального врага! Германию мы победили, точка. Потом принялись обгонять Америку стало быть, английский!
Значит все-таки Америка или Англия. Ну не в Китай же бежать!
Предприятие, на котором трудится молодой ученый, хоть и закрытое, но головное начальство в Москве. Некоторые сотрудники бывают в командировках. У него в Москве особых дел нет, но и прямого запрета посещать столицу нашей родины нет. Молодой ученый хочет в Третьяковку! И в Колонный зал Дома Союзов! В конце концов, он ученый, человек глубоко интеллигентный. Ему свою интеллигентность подпитывать нужно.
Размышлять об этом стало ежедневной привычкой.
Дед. Остров. Задолго до того самого лета
Дед и бабка с весны до осени всеми способами добывали рыбу из великой русской реки Волга. С годами настолько все славно устроилось, что у деда и свое место промысла было, и свои точки сбыта, и отношения с рыбнадзором сложились вполне себе (типа, дед большого урона реке Волге не нанесет никоим образом, а посидеть-поговорить за жизнь, да с беленькой, да под закусочку, да в тихом месте без посторонних глаз, этого ничем не заменишь, рыбнадзор в лице Сан Саныча это очень даже ценил), и бабка всегда под боком (что б он без нее вообще делал!), и внучка всегда под присмотром (ее родители как бы на заработках, а на самом деле где заработали, там и потратили, другими словами, просто живут в другом месте и никто им не нужен ни родители, ни дети. Так что была дочка, теперь внучка).
Промышлять пристроился дед на островке, он его давно приметил. Весной весь под воду уходит, деревья по пояс в воде, потом вода падает и до следующей весны. Так что никаких сараев, будок, шалашей и прочих строений на острове не наблюдалось. Первый раз остановился, как только вода сошла, не успел обосноваться с правого берега катер откуда ни возьмись. Кто такой, откуда, что собираешься делать, зачем палатка и столько барахла. Ах надолго? Не-е, надолго нельзя. И переночевать нельзя. Если мотор отказал или горючка кончилась остановился, починил-поправил-зарядил и в путь. А почему? А по кочану. Люди приедут, отдыхать будут.
Дед не стал собачиться, стал искать подходы. Аргумент, что для «людей» тут неподалеку как раз целая база отдыха, вполне «закрытая», это всем известно на много километров вверх и вниз по течению не сработал. Зашел с другой стороны.
Вот ты меня увидел и сразу прилетел, не успел я и разгрузиться как следует. А кабы в это время сплав был? Как бы ты поперек фарватера? По бревнышкам бы побежал?
А не твоя забота. Переждал бы. Никуда б не делись. Как успели бы палатку поставить, так бы и сняли.
А кабы я с другой стороны причалил?
А с другой стороны берег неудобный, да и палатку не поставишь. А отдыхать все норовят на белом песочке, как ни крути на косу выйдут.
Сдается мне, шугать тех, кто случайно забрел на остров, это не основная и не главная твоя работа, а как бы сопутствующая.
А не твое дело!
А не мое, правда твоя. Мое дело рыбку ловить. Люди твои палатки ставят наверняка вон там. Там деревья пореже и от воды как бы отступили, и берег дугой, и коса как на ладони, и большая Волга видна. А напротив косы, с другой стороны лагуны, совсем тонкая полоска суши, но не пляж все поросло деревцами да кустами. Вот я бы там и пристроился со своим хозяйством. И «людям» бы не мешал, и чужих спроваживал. Тебе легче, и мне хорошо. Нас-то всего трое.
Задумался стражник. Велел дать документы. Все переписал в книжку.