Ничего себе, подумал я, посветив вверх и вниз. Луч вообще ни во что не упирается. Сколько же там метров?
Кинул подходящий камень, который пришлось больше минуты отбивать ледорубом от угла. Засек время. Звук удара снизу пришел через 42 секунды. Я распустил репшнур его у меня было пятьдесят метров. Надел альпинистскую беседку, причем не самодельную, а заводскую, импортную и удобную. Костылей у меня было всего десять, столько же и карабинов.
Перецепляться придется на весу. Репшнура точно не хватит, забивая первый костыль и цепляя к репе спусковое устройство, подумал я.
Спуск оказался сложным. Такого у меня еще не было, но два года постоянных тренировок все же сказались. Калоши были чуть великоваты и держали трещины плохо. Ошибся я все-таки с размером.
Лучше бы свои старые взял, с запозданием подумал я. Хоть и порванные, а были лучше.
В первый раз, когда Агей Нилович только начал обучать меня альпинизму, я не мог понять, почему калоши должны быть на размер меньше. Только на втором-третьем подъеме понял: ступня, постоянно находясь в скрюченном состоянии, лучше цепляется за любую выемку, трещину. Ходить в такой обуви было невозможно, а вот лазить по стене в разы удобнее.
Формируя станции, перевешиваясь и метр за метром опускаясь вниз, я спустился только через полтора часа.
Судя по перепаду высот, я был ниже первого известного уровня на тридцать с лишним метров, но такого быть не могло. Я вылез в проход близнец верхнего. С внешней стороны над слоем пыли был иероглиф и одна ступенька, указывающая на проход с ровными краями, явно рукотворная.
Уж точно его сделали не киммерийцы, о которых так часто рассказывал мой покойный учитель и единственный настоящий друг, подумал я. И от щемящего чувства одиночества захотелось взвыть. Как же не вовремя он умер совсем ведь немного оставалось до главной разгадки!
Я уселся на пол и решил чуть отдохнуть. Ноги и руки дрожали так, что развязать горловину вещмешка удалось лишь с третьей попытки. Часы показывали, что уже наступил вечер. В пещере время движется по разному. Иногда как курьерский поезд, а иногда медленнее черепахи. Я пытался отвлечься от проблем с дальнейшим продвижением.
Если этот этаж изолирован, то совсем скоро мне придется подниматься вверх, а это будет совсем не просто для моей физической подготовки, которой практически и нет, думал я, жуя кусок хлеба с сыром и закусывая яблоком. Да и водой здесь что не пахнет, везде мягкая и пушистая пыль. В той части пещеры, которую мы обследовали, ни разу такой не попадалось.
Долго раздумывать не было времени. Руки ноги постепенно перестали трястись.
Собрался быть героем будь, злясь на свою слабость, подумал я. Осталось слезки пустить!
Накачав себя таким удачным образом, я зашагал по галерее. Через тысячу пятьсот метров вышел в большой природный зал. В его стенах под сводом виднелось множество ходов. Зал был нерукотворным, видимо, когда при большом землетрясении толщи над галереей продавили своды и образовался зал, который объединил другие ярусы с этим, рукотворным.
Ночевать придется здесь, решил я. Заодно и обследую галерею, идущую дальше.
Вещи оставлять не стал. Еще одно правило, которое мне основательно вбил в голову Агей Нилович. Через триста метров открылся новый зал. Он был просто циклопических размеров и полностью рукотворный. Идеально конусный свод и гладкие, как будто отполированные стены не могли создать даже такие искусные зодчие, как вода и ветер. В центре зала на каменном постаменте с насечками через каждые тридцать сантиметров стоял столб высотой около двух метров. Издали в свете фонаря я принял его за обычный сталагмит, но, подойдя ближе, понял: ну уж нет! Что угодно, но не он. Столб был черно серого цвета и выглядел как металлический. Трогать его я не стал увидел еще кое-что, а точнее, кое-кого, но в прошлом. Рядом со странным столбом на коленях сидела полумумия полускелет. Одежда на ней истлела, и единственное, что сохранилось на удивление хорошо, была сумка с ремнем из непонятного материала, покрытая толстым слоем пыли.
Страшно почему не было, но с каждой минутой, которую я проводил в этом зале, все больше и больше хотелось лечь и заснуть. Я зевнул и только собрался улечься подремать, как фонарь наткнулся на блестящий предмет на полу возле когтистых рук скелета. Едва соображая, я устало нагнулся и взял в руки поблескивающий камень величиной с женские часы такие, как носила мама. Усталость как будто улетучилась.
Что это такое? подумал я со злостью. Только спать собирался возле этой каменюки, а теперь хоть снова такой же путь по ощущениям пройду. Ну раз уж камень забрал, то и сумку позаимствую. Отмою, очищу, и в школу буду ходить, по размеру подойдет.
Оставаться в зале камня и скелета я ни за что бы не стал. Как только отвернулся, страх все же появился, да такой, что я вылетел в соседний зал за несколько секунд и там тихонько выдохнул воздух. От острых ощущений по спине лил липкий пот, хотя в пещере было совсем не жарко. После пяти шести минут ожидания неизвестно чего в одной руке фонарь, в другой ледоруб я понял, что лучше отсюда поскорее убираться.
Отдохнуть, а тем более поспать рядом со скелетом вряд ли удастся думал, надевая беседку, калоши и хорошо закрепляя мешок за спиной. Размотал бухту с репшнуром и полез вверх осматривать проходы к галереям в надежде найти путь к плюсовым этажам я точно находился ниже отметки земли на добрую сотню метров. Заснул только через два часа, когда достаточно удалился по галерее туда, где тяга становилась сильнее.
В постоянном поиске прошло двое суток, а точнее сорок девять часов. Отчаяние уже почти накрыло, когда мне крупно повезло. После прохода по очередному узкому коридору я перелез через гору карстового щебня, и тусклый луч почти разрядившегося шахтерского фонаря высветил буквы, написанные мелом, мою прошлогоднюю надпись со временем и датой прохода, углом поверхности и направлением. Я как бешеный пританцовывал возле стены, поглаживая шероховатую поверхность. Теперь я знал, куда идти, и точно знал, что, если солдаты и офицер моего папы живы, я их найду, и совсем скоро. Так и случилось.
Пройдя две длинных галереи и прошлепав по руслу реки Кизилкобинки, которая где-то на поверхности должна была образовать наш любимый с папой Су-Учхан, я несся как угорелый, стараясь как можно быстрее дойти до людей. От этого всепоглощающего желания я перестал думать даже о еде, которой оставалось мало и даже при жесткой экономии с трудом бы хватило на обратный путь.
3.
На людей я вывалился буквально как снег на голову сверху: поскользнулся резиновой подошвой сапог на горке с мокрыми голышами и кубарем скатился с семиметровой высоты по покатой траектории. Офицера, который подошел ко мне первым, я узнал. Звание у него было старший лейтенант, фамилия Харлампиев. Папа как шутил, что у всех великих рукопашников такая фамилия и должна быть, ведь самбо создал тоже Харлампиев Анатолий Аркадьевич, а этот был Владимиром Петровичем. Когда он меня узнал, его чуть не разбил паралич, а когда понял, что я самостоятельно и без разрешения пришел, заявил, что, если бы он мог, прямо сейчас бы меня высек. Было смешно и обидно одновременно.
Так я, может, пойду, Владимир Петрович? проговорил я. Мама с папой волнуются, а я тут с вами болтаю, да еще и высечь могут.
Ответом было сначала гробовое молчание, а потом громовой хохот. Меня подхватили на руки, кинули в темноту вверх раз пять, а потом еще долго тискали, хлопали по плечам.
Расти, уже спокойно и вполне доброжелательно обратился старлей, ты обратный путь найдешь? Понимаю, что говорю глупость, судя по твоему снаряжению, ты бывалый спелеолог, хоть и не приложу ума, как это случилось, расскажешь потом?
Расскажу. Но пора идти. Я вас уже трое суток ищу. Продукты заканчиваются. Вы есть хотите?
Хотим. Но пока не будем. Побережем твои запасы.
Тогда могу выдать по барбариске каждому. У меня их сорок две штуки. Еще останется. И плитка шоколада есть. Но это крайняя мера. Если съедим, сестра меня с потрохами слопает. Я ее у нее спер.
Расть. Друг. Да мы тебе этих шоколадок целый ящик купим, если выведешь нас, сказал Харлампиев, и его весело поддержали все остальные. А барбариски давай, добавил он. Они точно не помешают, глюкоза с фруктозой сил добавят.
При возвращении основной проблемой стали узкие лазы и проходы, по которым я протискивался с трудом, а основная часть взвода старшего лейтенанта Харлампиева не проходили по плечам. В ход шли все возможные средства: от моего ледоруба и ножа до пряжек солдатских ремней. К вечеру мы добрались до рукотворного колодца. Шахтерский фонарь у меня сел. Фонарик на батарейках тоже. Свечи старались палить экономно и пользовались только керосиновой лампой.
Слушай, Растислав, обратился ко мне Харлампиев, трогая стены колодца, это же руками делалось. Ты что же, нашел археологический памятник и даже не заметил?
Почему не заметил? Заметил и даже зарисовал все, что видел на стенах. За природным залом снова начинается галерея, а дальше конусообразный зал со столбом посередине и мертвец. Пополам мумия, пополам скелет. Правда я оттуда убежал. Страшно стало.
Эх, времени нет полазить. Но мы с тобой теперь сюда обязательно вернемся. Договорились?
Вернемся. Чего ж не вернуться? Только боюсь, что меня родители теперь под домашний арест посадят, если чего хуже не сделают, взгрустнул я. Не думал, что так долго буду вас искать. Землетрясение сильно нарушило переходы между этажами. И так случай помог. На этот колодец наткнулся.
Расть, да ты чего? Ты ж нас спас! Мы без тебя умерли бы. Упросим мы комбата, чтобы тебя не наказывал. Точно тебе говорю. Мы тебе теперь по гроб жизни обязаны. Ведь от лютой смерти спасаешь.
Да? Ну ладно. А то я уже совсем испереживался. Мама с папой там себе, наверное, места не находят. Особенно мама.
Это да. Но поступок твой поступок настоящего мужчины и воина! Отец тобой будет гордиться.
Подъем был еще сложней. Даже с учетом того, что репшнура у нас прибавилось на сто пятьдесят метров, которые брали с собой ребята из разведбата. Первым поднимался я. Сколько раз я зависал на станциях, которые сделал еще при спуске, и не счесть, а последние сто метров были как в бреду. Перевалившись через порог и откатившись от края колодца, я почти потерял сознание. Все тело ломило и трясло. Даже зубы стучали, как мне показалось. Но пришлось брать себя в руки. Снял беседку, калоши, закрепил за костыль репшнур, засунул все, что могло помочь подниматься, в освобожденный от вещей вещмешок. Завязал и сбросил вниз. Цепляться ему все равно было не за что. Сгреб все имущество в кучу, улегся. Безумно хотелось пить, а я, облегчив вес, с которым поднимался, сдуру оставил флягу с водой ребятам.
Хочешь пить, учил меня Агей Нилович, найди небольшой голыш и положи его в рот. На некоторое время жажда отступит.
Так я и сделал. Нащупал желто янтарный камень, который нашел возле столба и мумии в кармане ватника, обтер, как мог, и засунул в рот. И правда. Пить пока расхотелось. Зато спать хотелось так, что даже трясущиеся руки и ноги не мешали. Заснул, подложив под голову сумку, которую утащил из пещеры со столбом.
Если мне что и снилось, то я этого не запомнил. Разбудил меня один из солдат, наступив на ногу в темноте. От неожиданности он чуть не упал обратно в колодец.
Ох ты ж мать! чертыхнулся он. Расти, твою ж дивизию! Я ж чуть от страха по великому не сходил, да еще и почти обратно улетел, а страховку уже отцепил. Вот бы хохма была. Сначала спас, а потом угробил, хохотнул он нервно. А вообще, думал, не долезу я, невпопад добавил он.
Так смотреть лучше нужно, куда ступаешь. Я же специально огрызок свечи вам оставлял: почувствовал карниз, остановись, засвети, а потом вылазь, буркнул я, потирая ушибленную ногу.
На удивление чувствовал я себя замечательно. Сколько шел подъем бойца? Максимум, сорок-пятьдесят минут. От силы час. То есть за час я умудрился выспаться и набраться сил. Поискал камень, который использовал как барбариску. Но его нигде не было. Укатиться он тоже никуда не мог.
Проглотил я его, что ли? бормотал я, ища вокруг.
Расть, ты чего потерял? Кстати, меня Александром зовут. Сашей. Будем знакомы, подал мне руку солдат.
Растислав. Расти, я ответил рукопожатием. Пойду, начну проход восстанавливать. Нам еще много пройти придется. Как следующий вылезет, ты его здесь оставляй, а сам ко мне иди. Пятьсот семь шагов, держась за правую стену. Там провал в стене. Не промахнешься. Я начну расширять переход.
Следующие двадцать восемь часов мы шли к выходу. Я толком не спал, съел лишь кусочек шоколадки и барбариску, но усталости не чувствовал. Только какое непонятное возбуждение. Харлампиев удивленно посматривал, но молчал. В привратный зал мы вышли, нет, не вышли, а выползли в стоящей колом от толстого слоя пыли и камешков взвеси, смешанных с потом и пещерной влагой, одежде. Глаза непрерывно слезились. Кровавые мозоли давно были сорваны, а намотанные бинты были серыми с бурыми пятнами крови. Вид, отразившийся в небольшом зеркале, был прямо геройский! Через лоб у меня шла кривая царапина с подсохшей кровью. Я посмотрел на солдат и самого Харлампиева и заулыбался. В свете керосинового фонаря «Летучая мышь» все выглядели не лучше меня. Один из бойцов взвода вообще умудрился сломать ногу, оступившись и угодив ею в трещину.
Напившись воды, я упаковал сидор так в простонародье с 1882 года называли солдатские вещмешки, опять же со слов всезнающего Агея Ниловича и пошел на выход. На улице было холодно, дул леденящий ветер с гор. Стояла ясная ночь. Безмолвный горный пейзаж освещал холодный свет луны. И лишь со стороны центрального входа в пещеру был слышен гул техники, удары и грохот. По тропе до него было не больше километра с горки. Мы прошли это расстояние минут за двадцать: ребята, несущие парня со сломанной ногой, не могли быстро идти по узкой и каменистой дорожке.
Перед центральным входом в пещеру было разбито пять больших палаток, стояла пара-тройка тракторов, компрессоры. Подходы освещали несколько больших прожекторов, питавшихся электроэнергией от тарахтящих дизелей.
Харлампиев, выйдя в центр площадки, построил в две шеренги свой взвод, а сам пошел к палатке с надписью «Штаб». Я стоял в стороне и наблюдал, как из палатки выскочил мой отец. Пошарил взглядом вокруг и, увидев меня, исчез и возник рядом, во всяком случае, так мне показалось.
Расть! выдохнул он из себя. Мы ж уже почти тебя похоронили с мамой! Как же тебе, балбес, не стыдно? Я не знаю, что с тобой сделаю! сказал он, обнимая меня и попутно пытаясь ощупать, все ли конечности на месте.
Вокруг было тихо. Вся техника прекратила работу. На площадку прибывали и прибывали люди.
Взвод, смирно! Равнение налево! рявкнул голос Харлампиева. Товарищ майор, второй взвод первой роты первого батальона в полном составе вышел из пещеры Красная, где был блокирован из-за обвала горной породы после произошедшего землетрясения, благодаря подвигу, совершенному воином Растиславом Викторовичем Гаврилевским, вашим сыном. Старший офицер отдела боевой подготовки бригады старший лейтенант Харлампиев. Взвод во главе со мной готов понести любое наказание вместо него или вместе с ним.
Повисла пауза. Я не сдержался и громко шмыгнул носом. По площадке громыхнул взрыв смеха, снимающий напряжение последних семи суток.