Не больно. наконец сказала она.
Северин поднял лицо на Андрея.
А год назад ты меня чуть не убил за шутку с огненным человеком.
И сейчас бы убил.
Зато он теперь не жжет.
Зато он теперь он инвалид.
Он обычный человек. Это тоже достойно.
Нет. сказал Нож. Северин, нет. Потерять силу это живая смерть. И я умру, когда это со мной случится.
Я знаю. сказал он тихо. Только вот в чем отличие этой смерти от той, что ты уже пережил?
За шторой его спутанных волос было видно скривившиеся губы.
Жестокое существо. Ты отнял и гордишься? Ты убил, и упрекаешь меня в том, что мне хватило сил не умереть на месте? Ты смеешься надо мной? Ты вообще человек? Плясать на костях на моих, ты человек?!
Прости.
Никогда.
Северин смутился.
Я не христианин. Мне и не нужно глобальное прощение. Я лишь причинил боль своим вопросом и извиняюсь за это.
Ведьма открыла глаза и наконец-то разжала рукоять сабли.
Не смейте ругаться, идиоты.
Андрей же молчал, глядя в окно, лицо его было примерно такое же, как у Ножа.
Гляньте, какая потеха. сказал он.
Трое волшебников смотрели в окно на Веру Павловну, в ярости пытающуюся сбросить с себя блестящий на солнце колпак. Освобожденные Вороновы устроили оживление в кроне сливы, заговорили наперебой. Сверху на клетку села пеночка и высоко присвистнула, будто хихикнула.
Ой. Это же Сема Воронов. сказал Северин.
Сема был один из трех Мечников в городе, способных забраться на восьмерку. Правда, в отличие от Майского, ему приходилось срезать веки и он навсегда обращен в птицу. Остальные родичи Воронова глядели черными глазами, свистели, подбадривая смелую пеночку, сидящую спокойно на мотающуюся из стороны в сторону и принимающую удары плоских ладоней клетку.
Нож протянул Северину сигарету, но из темноты ее перехватили тонкие пальцы Аделаиды. Андрей отошел от окна. Вслед ему обернулся Нож.
Не знаю, как у вас с Северином принято, но мне, как человеку, мужчине и как магу очень бы хотелось услышать от тебя объяснение, Андрей.
С удовольствием, Нож. разбудил в себе бодрость мужчина. Больше всего на свете люблю рассказывать о себе. Сейчас в моей жизни снова появилась одна давняя знакомая. Настолько давняя, что можно сказать, из прошлой жизни.
Надеюсь, она не из бессмертных чудовищ? строго посмотрел маг ветра.
Нет. Я что, похож на того, кто совершает одну и ту же ошибку дважды?
Ты похож на человека, который занимается этим все время. Это свойство приходящих магов. Из жизни в жизнь. Одно и то же. Иначе не вернешься.
Андрей улыбнулся.
И много ты видел приходящих магов кроме меня?
Нож улыбнулся в ответ, но ничего не ответил. Андрей же продолжал.
Prosecutor veritas был не на меня. А был заказан, чтобы уничтожить мою теперешнюю страсть. Я не мог этого допустить, поэтому мне пришлось делать транспонированного доппеля, то есть раздваивать ее, а не себя. Если бы это не сработало, мне бы было очень приятно наблюдать казнь Вороновых. Поэтому я дал ход делу. Все же увечия мне пришлось нанести себе самостоятельно, чтобы было ощущение, что я дрался и победил. Как я понимаю, Северин услышал, о чем щебечут птицы, подросток кивнул, и если бы Вера спросила их о цели чар, всем бы стало неловко. Поэтому они сейчас ничего не смогут сказать. Они птицы в лесу. Прокляты, безусловно, но живые.
Там есть кому о них позаботиться. сказал Северин.
Ты о нем? показал Нож на окно. Вряд ли он будет этим заниматься.
Не хотите "Песню храбрых"? вдруг сказал Андрей.
Майский отвернулся от окна.
Нашему Дому нельзя зелья.
Он что, никогда не видел, как ты это делаешь? поднял оттенок брови Нож.
Я, конечно, знала, что верность проклятие наших мужчин. Аделаида смотрела на племянника, но рука ее белым призраком лежала на черном плаще мага смерти. Но Андрей всего навсего твой учитель. Да, ты живешь у него. Да, ты ешь с ним за одним столом. Ты даже сжег его заживо и приготовил ему сотэ из поверженного врага. Но я так надеялась, что ты на самом деле свободен и предан ему, потому что он делится с тобой "Песней храбрых". она схватила молодые впалые щеки мага смерти. Потому что Мечника удержит на орбите только зависимость
И твои успехи в учебе, Северин. сказал Нож. Мы тоже считали, что вы мухлюете.
Что-то я ничего не понимаю. честно признался волшебник, смотря на Андрея.
Андрей усмехнулся, его черное острое плечо мягко выплыло из под звенящих браслетов Аделаиды, и скрылось в лаборатории, откуда он вернулся уже с мелкой кроваво-красной ампулой. Маг смерти занял место в глубоком кресле напротив окна.
Ты читал про концепцию разделения, Северин?
Устаревшая, мифологическая. Хороша, как сказка на ночь.
Устаревшая, не устаревшая, но гипотезы делятся на те, что хорошо и плохо описывают явления. пальцы его крутили ампулу. Если прямо и глупо смотреть на концепцию разделения, то, действительно, позор: нас раскидали поганой метлой по разным углам, сделали тебе желудок из бумаги, а мне кости, ломкие, как сахар. Есть, конечно, и плюсы: я выгляжу моложе Ножа, хотя это я учил его курить, а магов изобилия нельзя расстрелять, но мораль в том, что все стоят на своем, в своем красном углу. рука Аделаиды распустила ему волосы и разворошила их, словно черный океан. Но с если рассматривать концепцию разделения в обратную сторону, то получается, что отнятые у нас возможности возвращаются, если он подмигнул ведьме. объединять усилия.
Ампула лишилась колпачка, Северин проводил острый стеклянный край взглядом, пока бледный профиль мага смерти обратился вверх всей своей географией. Прислонив к краснеющим с каждым глотком губам блестящий пузырек, Андрей зажмурился. Все, как обычно. Маг отставил пустую ампулу на стол, расслабленно погрузился в мягкую тьму кресла. На одном дыхании произнес.
Vesuvius
И в эту секунду веки его исчезли. Тело его, и без того расслабленное, расплылось опиумным сном, поползли в бок щиколотки ботинок и грузилами на дно пошла вниз белизна рук. Из его темных глазниц и узких ноздрей валил к потолку буро-красный дым. Аделаида, блестящая, как звезда, втягивала мрак Везувия через быстро краснеющую сигарету.
Холодный свет в раме окна, в нем две одинаковые худые спины. Та, что старше, накренилась плечами, голова с русой соломой легла на родное плечо.
Понедельник
Глава одиннадцатая.
Евгений распахнул дверь нулевой комнаты, в холле сразу зажегся свет. Он ожидал увидеть, и он увидел. Двери хранилища бумажных данных были открыты: из них по полу стелились Мандельбротовы множества, выложенные из пылинок и мелкого мусора. Компьютер Лидии показывал синий экран смерти, кофемашина, настрадавшись, лежала на полу в луже коричневой воды, лампы мигали азбукой морзе слово лох, вендинговый автомат снова показывал красную лампочку и был готов выстрелить банкой колы в первого, кто спросит у него: как дела?
Евгений обреченно кивнул. Был у этого дела один виновник и одна причина. Виновником была Жанна, да, та самая, круглощекая, пышная, как куст астильбы, совершенно не за что считающаяся светлой колдуньей, ведь роль ее заключалась только в том, чтобы превращать все вокруг себя в хаос. Ее хранилище бумажных данных, давно оцифрованных, было реликтом. Будь воля Евгения, ее кабинет бы давно снесли, бумагу заперли в архив, а смутьянку уволили, потому что каждую ночь силы ее вырывались из хранилища и обращали в хаос все вокруг.