Матвей присел на корточки и, вновь оглядевшись по сторонам, приложил ладонь к земле, словно пробуя ее температуру и в этот же момент, с ним случилось то, о чем он никогда и никому не рассказывал. Несколько раз он уже испытывал что-то подобное, особенно, в моменты сильного эмоционального стресса, когда приходилось прятаться от отца или, когда в семь лет он заблудился в лесу. Но такого сильного приступа у него еще не было.
Он закрыл глаза и сжал зубы, чтобы не проронить ни звука, голова резко пошла кругом, словно карусель, которую раскрутили до того сильно, что ее посетители рисковали в любой момент вылететь из своих мест. Сильный образ врезался в голову, превратившись на несколько секунд в настоящее действие, которое он мог наблюдать со стороны и это сопровождалось болью, идущей из самого центра мозга и распространявшейся по всему телу.
В своем видении Матвей увидел человека в джинсах и коричневой кожаной куртке, он шел по улице поздно вечером, засунув руки в карманы. Его походка была неторопливой и легкой, словно мужчина, возвращаясь, домой после тяжелого рабочего дня позволил себе расслабиться и переключиться на приятные мысли. Он свернул в темный проулок, где остановился, увидев, как человек в черном плаще, ломает замок двери, ведущей в здание.
Эй, ты что делаешь? выкрикнул мужчина и человек в плаще, посмотрев на него, отошел от двери. Но он даже и не собирался убегать, а наоборот, шагнул вперед, вынув из кармана нож.
Лезвие сверкнуло в темноте, отразив блики уличного фонаря, но мужчина в кожаной куртке заметил его блеск слишком поздно. Лезвие прошло по горлу и, хватаясь за шею, мужчина упал на колени.
Затем Матвей увидел, как человек в черном плаще, загружает в багажник автомобиля, завернутый в полиэтилен сверток и, бросив на него сверху лопату, уезжает в сторону леса.
Матвей раскрыл глаза и, отталкиваясь от земли руками и ногами, стал отползать подальше от могилы, хватая воздух ртом. Он отползал до тех пор, пока не наткнулся спиной в дерево и в этот момент, размахивая руками, словно отбиваясь от невидимых птиц, напавших не него с ветвей деревьев, поднялся на ноги и побежал в сторону поселка, огибая деревья и спотыкаясь о корни. Он бежал, не разбирая дороги сдерживаясь от крика, который стремился вырваться наружу вместе с ужасом и паникой, порождающими в его голове невероятные мрачные образы.
3
Вадим Сенчин и Кирилл Самойлов расположились с доской шахмат на улице, неподалеку от своих домов. Деревянный стол и две скамейки по бокам, сделанные из досок и стволов деревьев, уже много лет служили им местом для отдыха. Два пенсионера, честно отработавшие на местной фабрике по тридцать с лишним лет, теперь часто наслаждались безмятежностью своей жизни, играя партию за партией, в бесконечном споре сильнейшего.
В это утро было еще относительно тепло, не смотря на осень, но мужчины предпочли одеться потеплей, опасаясь простудиться, и Кирилл прихватил с собой свою излюбленную фляжку, которую бережно наполнил перед выходом.
Это для сугрева, сказал он, заметив на себе строгий взгляд супруги, а затем поспешил на улицу, пока она не начала задавать ему тысячи вопросов, больше похожих на упреки. Несмотря не на что, жена продолжала пилить его как в молодости, даже в те моменты, когда Самойлов, казалось бы, уже ничем не был ей обязан. Он простой старик на пенсии, который отдал свои лучшие годы работе и семье, вырастив троих сыновей, теперь был волен заниматься тем, чем считал для себя нужным.
Постарайся опять не застудить спину, старый ты болван, сказала она ему напоследок и Кирилл, что-то пробормотав невнятное в ответ, вышел на улицу. Вадим уже стоял возле калитки его дома с потертой от времени шахматной доской под мышкой.
Отпустила? спросил, улыбаясь, Сенчин и Кирилл, махнув рукой в сторону своего дома, ответил:
Мне шестьдесят восемь лет, а я все еще должен отпрашиваться для того, чтобы сыграть с другом в шахматы?!
Вадим рассмеялся и, открывая другу калитку, добавил:
Ты всю жизнь был каблуком.
Это не самое страшное для мужчины, поверь мне. Куда страшнее стать импотентом как ты в тридцать лет.
В ответ Кирилл рассмеялся, хлопнув по плечу приятеля, оценив сарказм. Конечно, Сенчин имел неосторожность развестись со своей единственной супругой в тридцать лет и с тех пор, Самойлов не упускал возможности подколоть своего друга по этому поводу. Тем более масло в огонь добавляло еще и то обстоятельство, что мужчина с те пор так больше и не женился. Предпочитая вести образ жизни закоренелого холостяка, он дотянул до пенсионного возраста и остался один в своем доме. Лишь иногда навещаемый дочерью, давно переехавшей в большой город, Сенчин ощущал себя в меру счастливым. Временами одиночество давало о себе знать и в такие моменты, мужчина уходил в воспоминания, которые словно возвращали его к молодости, где он находил для себя призрачные утешения.
А ведь были времена, когда ты мне завидовал, сказал Вадим, раскрывая шахматную доску и вынимая из нее фигуры.
Это было давно. Сейчас все поменялось, пробубнил ворчливым голосом Кирилл, забирая белые фигуры. Он всегда играл белыми, любил ходить первым и Сенчин всегда был уверен, что игра в шахматы раскрывает внутренний мир человека. По его наблюдению, от стиля игры всегда зависел характер человека. Например, Самойлов всегда ходил первым, что подтверждалось его характером, особенно, в молодости, когда мужчина часто делал первый шаг в направлении решения проблем. Он никогда не отсиживался на вторых ролях и часто рисковал, что помогло Кириллу дослужиться на фабрике до заместителя цеха. Так и в шахматах, риск, всегда был его основной стратегией и нередко, она заставляла Вадима уйти в долгие раздумья над следующим ходом.
Ничего не поменялось, просто мы постарели. Если хочешь знать, то у меня есть за кем ухаживать, даже в моем почтенном возрасте.
Самойлов посмотрел на приятеля взглядом изучающим, как смотрит преподаватель на студента, когда тот пытается найти правильный ответ.
И кто она? Продавщица из магазина?
Вадим перевернул доску игровым полем вверх и, расставляя черные фигуры, ответил, не поднимая глаз:
Все-то ты знаешь.
Я так и думал, старый ты кабель. Она же вдова уже как пять лет и вряд ли кого-то пустит к себе под подол.
Самойлов взялся за свои фигуры и Сенчин решил не продолжать. Все, что он хотел сказать по вопросу своей личной жизни, уже сказал, а дальнейшее поддержание их разговора может привести только к новым остротам со стороны Кирилла. Но Самойлов не успокаивался, продолжая развивать тему, словно она и вправду могла быть ему настолько интересной.
А знаешь, кто был ее муж?
Да, он местный участковый, говорят, воевал в Афганистане и был награжден.
Вадим сделал жест, предлагая ходить Кириллу первым, но мужчина даже не пытался начать игру, он вынул из внутреннего кармана фляжку и, открутив колпачок, сделал пару больших глотков, морщась от высокого градуса напитка. Затем, скривив лицо, скрипучим голосом проговорил:
А еще он голыми руками забил до смерти одного парня, когда поймал того за воровством.
Это всего лишь легенда, не более того, отмахнулся Вадим, уже точно зная в какую сторону пойдет развиваться этот разговор.
Речь шла о продавщице из магазина продуктов, и Самойлов заклеймил пятидесятилетнюю Екатерину Дыбову как новую пассию своего друга. Сам же Вадим в действительности довольно часто заходил в магазин и иногда даже не с целью приобрести что-нибудь из продуктов. Ему нравилось общаться с довольно интересной женщиной, которая, не смотря на свое тяжелое прошлое, сохранила в себе страсть к жизни. Екатерина любила посмеяться над остротами Сенчина, а мужчина все никак не мог решить перевести их общение за приделы магазина.
Легенды на чем-то строятся, сказал Кирилл и сделал первый свой ход королевской пешкой.
Вадим усмехнулся и, погрузившись в шахматную игру, подумал о том, что говорил его друг. Погибший при исполнении супруг Екатерины Дыбовой, был местным героем, если не сказать большего. О нем часто говорили в региональных новостях, а в администрации поселка фото этого человека висело на доске почета. Конкурировать с ним, равносильно борьбе со стихией, но Сенчин видел в общении с Екатериной перспективы дальнейшей дружбы и к старости лет, проведя большую часть жизни в одиночестве, ему нравилось думать, что однажды в его доме появится женщина.
Я бы не стал приписывать слишком многое одному человеку, ответил Вадим и сделал свой ход.
Боишься мстительного призрака? засмеялся Кирилл, хлопнув ладонями по деревянной поверхности стола и Сенчин, сведя брови, посмотрел на приятеля. Конечно, тот иногда перегибал палку, не думая над своими словами, но исправлять горбатого нет смысла.
Боюсь остаться один на смертном одре, серьезно ответил он и Самойлов, прервал свой смех, затем сходил конем и, посмотрев в сторону опушки леса, пробормотал, вновь потянувшись за фляжкой:
Обычные старческие россказни.
Голос его стал суровым и мужчина, превратился в сжатую пружину, словно покрывшись защитным панцирем при одном только упоминании о смерти. Он сделал большой глоток и, занюхивая рукавом старого, поношенного пальто, ткнул фляжкой в сторону леса.
Это там не наш Матвейка несется как на пожар?
Вадим, оторвав взгляд от фигур, посмотрел в указанном направлении. В действительности вдоль опушки леса бежал соседский паренек, сын Ивана Астапова, местного пьянчуги, который сумел утопить в бутылке свой природный дар кузнеца.
Да, это он, ответил мужчина, провожая взглядом Матвея. Мальчик несколько раз споткнулся, с трудом сдержав равновесие, но все же продолжал свой бег, не оглядываясь по сторонам. Вадим определил, что парень бежит в сторону дома и хотел уже вернуться к игре, когда Самойлов вдруг крикнул:
Эй! Ты куда так несешься? Что-то случилось?
Да домой он бежит, чтобы от отца вновь не получить, почем зря. Ты же знаешь Ивана, он как напьется так настоящий дурак становится, пробормотал Сенчин, отвечая на вопрос, но Матвей посмотрел в их сторону и встал как вкопанный. Несколько секунд он, не моргая смотрел на двух стариков, сидевших за самодельным деревянным столом, словно пытаясь понять, кого видит перед собой, а затем направился в их сторону, выкрикивая короткие фразы и тыча пальцам в сторону леса.
Что-то случилось, пробормотал Вадим, позабыв на какое-то время про партию в шахматы. Матвей хотя и был местным душевнобольным, за которым ухаживали практически все обитатели местных домов, жалея мальчика в его нелегкой судьбе, но в таком состоянии его еще не приходилось видеть никогда.
Сенчин и Самойлов, позабыв про игру, повернулись в сторону бегущего мальчика, который уже захлебывался от возбуждения и попыток что-то им рассказать.
4
Матвея Астапова знал весь поселок. Он был здесь вроде местной знаменитости. Ходил в школу в специальный класс коррекции, а поскольку в ближайших поселениях больше не было ему подобных детей, парнишка обитал в своем собственном мире. Только чудом его не забрали в интернат, когда защитники прав детей, узнали о неблагополучном состоянии семьи. Из большого города нагрянула целая делегация, люди с папками документов в руках, строгими лицами и знанием законов о том, как лишить ребенка родительского дома.
В то время отец Матвея, вроде как еще не сильно провалился в синюю яму и временами, даже возвращался в свой сарай, оборудованный под кузницу. Там он делал заборы и ограды для частных домов, иногда брался за интерьерные вещи, за них платили хорошие деньги и в какой-то момент, у Ивана была возможность стать обеспеченным человеком, держащим в руках настоящее мастерство. Но все понеслось в тартарары после рождения сына, диагноз которому был поставлен при рождении. Приехав домой с роддома, держа в голове неутешительную новость, Астапов одним броском стула вынес весь оконный проем, выкрикивая проклятия, адресованные всем святым на земле и на небе. Затем он собрал все накопленные на кузнечном деле сбережения и неделю его никто не видел. Мужчина так сильно переживал за умственную отсталость своего сына и за то, что его супруга больше не может дать ему наследников, что на какое-то время жизнь потеряла первоначальный смысл.
Жанна Астапова вернулась из родильного дома с младенцем на руках, спустя десять дней после родов, не в состоянии смотреть мужу в глаза. Никто не знал, как им удалось пережить это, но Матвей рос, превращался в подростка, разгуливающего по улицам поселка и по опушкам леса. Часто соседи слышали крики Ивана, который буквально рычал от злости всякий раз, когда сын делал что-то не так, обещая оторвать тому голову. Но когда впервые приехали органы опеки, мужчина выставил всю тройку белых воротничков со своего двора и пообещал, что если хоть кто-то прикоснется к его сыну, то они пожалеют, что родились на свет.
Можно было сказать о том, что Матвей рос в неблагополучной семье, его отец с годами так и не смог смериться с болезнью сына, а Жанна скоропостижно скончалась через три года после родов. И мальчик, живя с отцом, не смотря на все крики, адресованные в его адрес, за двенадцать лет так и не узнал тяжести отцовской руки. Бить своего отпрыска Иван не решался понимая, что и без того парню приходится не сладко. У него практически не было друзей и, хотя в школе над ним мало кто издевался, но и звать в компанию не торопились. Парнишка слонялся без дела целыми днями напролет, иногда из любопытства захаживая в отцовскую кузницу.
Несколько раз Иван заставал сына за изучением молотков, клещей и прочей утвари кузнечного ремесла, Матвей кончиками пальцев водил по шероховатому металлу, с благоговением разглядывая инструмент.
Нравится? спросил мужчина, прислонившись плечом к косяку дверного проема. Он скрестил на груди свои жилистые, с проступающими венами руки несколько минут молча наблюдая за сыном.
Матвей обернулся и отдернул руку от наковальни, которая в лучах солнца блестела, словно отлитая из серебра.
Пап, я ничего не брал. Ага, точно, не брал. Твое это, я знаю, брать нельзя. Я только глазами смотрел, протараторил парнишка, испуганно засунув руки в карманы. Он сверкал взглядом в сторону мужчины продолжавшего смотреть на сына.
Всегда хотел, чтобы мой сын по стопам своих дедов пошел, сказал Иван и в его голосе слышались нотки досады. Сам мужчина был мастером кузнечных дел в третьем поколении и кроме работы с железом и огнем, в его семье ничего более делать не умели. Астапов, узнав, что у него будет сын, даже инструмент приготовил, с которого начнет обучать Матвея своему ремеслу и теперь все это осталось лежать без дела в большом деревянном ящике под верстаком. Как можно было учить тяжелой и сложной работе дурочка, гоняющегося за воробьями, мужчина не имел не малейшего понятия.
Он прошел вглубь мастерской, поглядывая на сына и, проходя мимо, взлохматил своей огромной ладонью ему на голове русые волосы. Матвей заулыбался, этот жест всегда воспринимался как проявление отцовской нежности и Иван сказал, оглядывая мастерскую:
Молоток держал в руках хоть раз?
Матвей яростно замотал головой, да так сильно, что его волосы, достигавшие длинной кончиков ушей, растрепались еще больше.
Нет, не брал. Ты не разрешаешь, и я не брал.
Мужчина ничего не ответил, подойдя к верстаку. Он вынул средний по тяжести молоток и, посмотрев на сына, подозвал его к себе. Парнишка, прикусывая нижнюю губу, нерешительно сделал несколько шагов вперед. Не сводя с сурового, покрытого пятидневной щетиной отцовского лица, взгляд, он замер на месте.