Но Зигфрида Бер ничто не пугало: он подпитывался силой желания наверстать упущенное и планировал жить вечно. И пока все задуманное у него получалось. Почти все. А то, что оказывало сопротивление, воспринималось канцлером не более чем временными затруднениями, с которыми он хладнокровно справлялся всегда. Чего-чего, а ждать он умел.
В голове Зигфрида Бер для каждого вопроса, требующего в решении его личного участия, были свои полочка, коробочка, конвертик, ящичек в зависимости от степени значимости и предполагаемого количества затраченных усилий. Ситуация с Аугусто Паччоли, стоившая ему полутора лет напряженной закулисной политической борьбы и нескольких миллионов песо, разрешившаяся для Зиги завоеванием расположения диктатора и получением статуса канцлера Солерно, вполне укладывалась в конвертик с маркировкой «требует небольшого времени и среднего ресурса», тогда как вопросу вербовки племянницы старший из рода Бер выделил значительную часть сознания размером с ящичек, запирающийся на кодовый замок, причем набор символов Зигфрид примерно знал, но напрочь забыл последовательность и все еще пробовал подобрать подходящую комбинацию. Другие полочки и коробочки, заполненные значимыми для канцлера вопросами, вместе с ящиком Ниньи и конвертиком Аугусто Паччоли занимали первую половину его разума; вторую, запертую на двенадцать замков и сорок засовов, скрытую ото всего мира, Зигфрид полностью посвятил Вэлу Лоу, властителю Небес, безо всяких уточняющих маркировок.
Зигфрид почувствовал приближение ночной прохлады и вернулся в дом: как бы обманчиво молодо он ни выглядел внешне, восьмидесятилетние кости просили тепла и панически боялись сквозняков. Спускаясь на первый этаж, он остановился на ступенях перед лестничной клеткой между первым и вторым этажами, огромное витражное окно которой привлекло его внимание яркостью цветных стекол, не поблекших за три с половиной сотни лет. В верхней полукруглой части витража в райских кущах на розовом шелковом покрывале возлежали два ангелочка, а третий парил над ними, что-то держа в руках. Взгляд Зиги остановился на этих руках, пытаясь рассмотреть, что в них зажато. Это мог быть цветок или что угодно другое розовато-сиреневатого оттенка. Короткие вьющиеся волосы цвета натурального льна летящего ангелочка напомнили ему голову Ниньи сейчас она носила точно такую же прическу, придающую ее лицу сходство с древнегреческой богиней Артемидой
Внизу послышались шаги. Обернувшись, Зигфрид увидел племянницу. Она проходила по холлу первого этажа. На ней было платье из тонкой белой шерсти, едва доходящее до колен и собирающееся складками, точь-в-точь как греческий хитон. Зигфрид замер настолько поразительным показалось ему сходство Ниньи с Артемидой. Он медленно спустился в холл не отводя от нее глаз.
Что? спросила Нина, заметив пристальное, чуть больше обычного внимание к себе. Что случилось?
Ничего, улыбаясь ответил Зигфрид. Рад видеть тебя, Нинья, в добром здравии. Поужинаешь со мной?
Я не голодна, сухо ответила она, но сразу смягчилась, могу выпить с тобой чаю, если хочешь.
Конечно, хочу, обрадовался он и увлек Нину за собой в столовую.
Как прошел день?
Спасибо, неплохо, внимательно глядя на племянницу, ответил Зигфрид. Аугусто спрашивал о тебе. Он так же, как и я, обеспокоен твоим здоровьем и не понимает, почему ты не хочешь обследоваться у специалистов. Поверь, здесь медицина более сильная, нежели в Небесах.
Я здорова, дядя, ответила Нина. Простое недомогание.
Почти два месяца?
Наверное, смена климата повлияла. Все образуется. Кажется, мне уже лучше. Завтра я хочу выбраться куда-нибудь, чтобы привести себя в порядок. Руки, ноги, массаж и все такое, Нина внимательно посмотрела на руки и подумала, что действительно пора заняться своей внешностью, а кроме того ей хотелось осмотреться по сторонам и понять, что здесь происходит.
Ну, дай бог чтобы так, проговорил Зигфрид. А то мне начинает казаться, что ты намеренно избегаешь Паччоли, а это было бы не очень умно с твоей стороны
Встретившись взглядом с Ниной, Зигфрид не высказал мысль до конца она смотрела на него так, будто хотела убить.
Дядя, давай договоримся, что ты не будешь меня никому предлагать, особенно этому мерзкому чудовищу, с отвращением произнесла Нина.
Может, он и чудовище, как ты говоришь, и мерзкое к тому же, я не знаю, спокойно заметил Зигфрид. Только выглядит он прекрасно, обладает огромной властью и богат как сам дьявол. И ко всему прочему, кажется, заинтересован тобой не на шутку.
Если бы ты не сказал, что мне двадцать семь, он бы точно не заинтересовался, упрекнула Нина. Зачем ты соврал? Посмотри на меня: какой нормальный человек поверит, что мне нет тридцати? Паччоли практически мой ровесник, неужели ты думаешь, что он не поймет, сколько мне на самом деле лет, при более близкой встрече и при первом же разговоре?
Не обязательно, что он станет сомневаться, с издевкой заметил Зигфрид. Выглядишь ты прекрасно, а что касается разговора молчи это лучшее, что ты можешь сделать.
Нина посмотрела на него с возмущением.
На что ты намекаешь? она оскорбленно улыбнулась. Что мое умственное развитие никак не выдает мой возраст?
Нет, конечно, рассмеялся Зигфрид. Женщины! Вы так искусно передергиваете слова, что трудно сразу сообразить, как ответить, чтобы не угодить в еще более неловкое положение.
Дядя, ты хочешь избавиться от меня? спросила Нина, меняя тон. Тебе со мной плохо?
Мне с тобой хорошо. И, конечно, у меня и в мыслях не было от тебя избавляться. Но я не вечен, а тебе нужно как-то здесь устроиться. Я просто пытаюсь помочь, пока я еще что-то могу для тебя сделать. И думаю, я вправе за это рассчитывать на некоторое понимание и небольшую благодарность с твоей стороны, произнес Зигфрид тоном, каким обычно маленьким девочкам объясняют, как себя правильно вести, чтобы взрослые были довольны их поведением.
Позволь мне самой решать, что мне нужно, а что нет, резко ответила Нина, раздраженная тем, как Зигфрид с ней говорил. Я выполнила все твои требования, покинув Небеса. Я оставила людей, которых люблю, и жизнь, которая мне нравилась. Пусть. Если этого требует их безопасность, я не жалею о том, что сделала. Но дальше без меня. Я не стану участвовать в твоих политических интригах, дядя, и ты не заставишь меня терпеть рядом с собой кого бы то ни было: я была замужем семнадцать лет и больше туда не хочу, Нина встала, бросила на стол салфетку и быстрым шагом направилась к двери.
Посмотрим, угрожающе бросил ей вслед Зигфрид.
Нина остановилась, повернулась к нему лицом и произнесла ледяным тоном:
Можешь убить меня я не против, но не рассчитывай, что я буду играть в твои игры.
Нина не сдержалась и посмотрела на него в открытую, и взгляд ее ничего, кроме презрения, не отразил. Она ушла неслышной поступью тени, высоко подняв голову.
Гордячка, произнес Зигфрид, оставшись в одиночестве. Вся в бабку. Таких только могила
Он не успел договорить в столовую вошел слуга и доложил, что прибыл военный министр. Зигфрид молча и неспешно поднялся, пытаясь понять, что за сила могла привести к нему Альфонсо Родригеса в такой поздний час. Канцлер не поощрял подобные визиты, об этом было всем известно. С тех пор, как покинул Небеса, Зигфрид запретил себе заниматься государственными делами в нерабочее время жизнь в режиме «я к вашим услугам в любое время дня и ночи» вместе с Вэлом Лоу осталась там, а здесь он отстаивал за собой право на личное пространство и время.
Однако прогонять шестидесятилетнего генерала, нарушившего установленный порядок, Зигфрид не захотел по нескольким причинам. Во-первых, ему была нужна информация, которую от Паччоли он пока получить не смог почему бы не попробовать использовать Родригеса в качестве такого источника, раз уж он сам сюда заявился. Во-вторых, министр был одним из немногих, кто на сегодняшний день так и не вошел в круг лиц, ищущих расположения канцлера, и это обстоятельство начинало Зигфрида раздражать. И, наконец, Альфонсо Родригес рассматривался им как потенциальный политический союзник в ближайшем противостоянии Солерно и Небес, о чем пока никто кроме Зигфрида и Паччоли даже не догадывался.
Министр ожидал в каминном зале, стоя около старинного кресла с изогнутыми ножками и витиеватой спинкой, слегка опираясь на него рукой. Увидев канцлера, он вытянулся и лишь немного опустил голову, приняв почтительную позу.
Добрый вечер, министр, с улыбкой приветствовал Зигфрид. Чем могу быть полезен?
Здравствуйте, господин канцлер, произнес Родригес, не сумев скрыть неловкость своего вторжения. Простите, что осмелился беспокоить вас в вашем доме в столь поздний час
Оставьте, Альфонсо, церемонии, дружелюбно прервал его Зигфрид. Я не сомневаюсь, что вас привело сюда не праздное любопытство. Угодно ли выпить чаю?
Не откажусь, спасибо, господин канцлер, растерянно проговорил министр, явно не ожидавший такого теплого приема.
Зигфрид вызвал слугу и распорядился подать чай сюда.
Прошу вас, садитесь, предложил хозяин дома.
Министр не без трепета опустился в кресло, считавшееся произведением искусства, и до сих пор, как и вся обстановка дома, находящееся под охраной государства в качестве национального достояния. Он не мог понять, что такое представляет из себя Зигфрид Бер, получивший этот особняк в собственность, поскольку до его появления в Солерно Квинта Гамерос более двухсот лет был музеем при всех существовавших политических режимах.
Итак, сеньор Родригес, с улыбкой проговорил Зигфрид, картинно устраиваясь на раритетной оттоманке, что за срочное дело привело вас ко мне?
Министр не смог ответить сразу и от неуверенности трогал полы мундира руками, что позабавило Зигфрида и только укрепило его во мнении, что этот неожиданный визит обещает быть весьма занятным, как, впрочем, и предсказуемым.
Появившийся с чаем слуга дал визитеру еще немного времени собраться с мыслями, после чего, прокашлявшись и отпив несколько глотков, Альфонсо Родригес распрямил плечи, провел рукой по волосам, подкрутил пальцами пышный седой ус и наконец решился раскрыть, зачем явился.
Господин канцлер, произнес он почтительно, не поймите меня превратно: смею вас заверить, что мною движет исключительно чувство долга по отношению к своей стране
Я никогда бы не подумал о вас ничего другого, министр, предупредительно перебил его Зигфрид. Я вас очень внимательно слушаю.
Спасибо, господин канцлер. Вопрос очень тонкий, мне бы хотелось быть уверенным, что наш разговор останется приватным, проговорил министр, посмотрев на слугу, подливающего чай.
Безусловно, с готовностью ответил Зигфрид. Салье, оставь нас, я позову, если понадобишься, слуга молча поклонился и вышел, плотно прикрыв за собой двери гостиной. Можете говорить спокойно, сказал Зигфрид, обращаясь к министру. Уверяю вас, ни одно произнесенное вами слово не выйдет за пределы этих стен.
Благодарю вас, господин канцлер, признательно произнес министр. Дело в том, сбился он, даже не знаю, как бы это выразить
Скажите просто, как есть, посоветовал Зигфрид, с любопытством наблюдая замешательство гостя и с удовольствием отпивая из чашки зеленый чай.
Видите ли, господин канцлер, несколько увереннее произнес министр, дело в том, что до меня дошли слухи, будто в приближенных к диктатору кругах появилось мнение Я повторяю, господин канцлер, что это всего лишь слухи, оправдательно оговорился министр, но само их появление не позволяет мне не обратить на это внимание. Мой долг прояснить ситуацию
Можете сказать наконец в чем дело? довольно резко оборвал подготовительную речь министра Зигфрид. Он порядком устал от дипломатичных подходов Родригеса к теме разговора. Мы с вами не на светском рауте, давайте говорить начистоту, безо всяких церемоний. Так, что за слухи потревожили ваше спокойствие?
До меня дошла информация, что в ближайшее время в Солерно планируется изменение политического курса, произнеся это вслух, военный министр понизил голос и посмотрел на Зигфрида взглядом человека, раскрывающего страшную тайну с опаской быть за это повешенным, в сторону усиления внешней агрессии. Якобы нас ожидает новая мировая война!
Зигфрид в политике ориентировался лишь на мнение первых лиц, и то в основном на те, в формировании которых принимал непосредственное участие. Другие для него значили очень мало либо не существовали вовсе. Военный министр говорил не то что не первым, даже не вторым голосом, а значит, для канцлера как источник информации особого интереса не представлял. Но как способ проверки собственной благонадежности в глазах диктатора очень даже. Зигфрид сразу предположил, что визит Родригеса организован Аугусто Паччоли, а подыграть министру в этом спектакле труда для него не составляло.
Разве это должно означать непременно что-то, стоящее нашего пристального внимания? канцлер попытался удивиться как можно искреннее. Совсем не обязательно верить всему, о чем болтают всякие пустозвоны. Пока сеньор Паччоли подобных заявлений не делал, это всего лишь досужий вымысел, не более того.
Министр ничего не ответил, он наблюдал за канцлером, искоса поглядывая на него.
Пейте чай, сеньор Родригес, улыбнулся Зигфрид. Мне кажется, у вас нет повода беспокоиться, разве что
Что? оживился министр.
Было бы неплохо выяснить, кто распускает подобные слухи и с какой целью. Подумайте, Альфонсо, кому это может быть на руку, вы лучше знаете ближайшее окружение диктатора, чем я. Иногда стоит подстраховаться.
Что вы имеете в виду, господин канцлер? насторожился министр.
Только то, что доверять можно очень малому числу лиц, невозмутимо произнес Зигфрид, не без удовольствия замечая явную растерянность Родригеса. Вам ли этого не знать, генерал?
В этом я с вами полностью согласен, господин канцлер.
Можете рассчитывать на мою поддержку, сеньор Родригес. Нельзя допустить, чтобы кто-либо вообразил, что может безнаказанно плести интриги за спиной диктатора, продолжал говорить Зигфрид, продолжая не говорить ничего по существу и не давая ничего сказать по существу министру. Родригес давно потерял инициативу в разговоре и теперь не знал, как вернуться к началу, чтобы передать все подробности слухов об изменении внешней политики Солерно.
Зигфрид прекрасно понимал, о чем должен был рассказать ему генерал, не сомневаясь, что Паччоли пытается прощупать искренность его намерений в отношении достигнутых между ними договоренностей. Глядя на растерянное выражение лица Родригеса, он с грустью вспоминал времена, когда между ним и властителем Небес завязывались нешуточные словесные баталии, выйти из которых, не уронив достоинства, Зигфрид уже считал победой. Вэл Лоу отличался редким сочетанием гибкости и твердости в принятии решений и отстаивания своей точки зрения, что определенно нравилось в нем бывшему советнику. Их противостояние всегда требовало напряженной работы мысли, собранности и готовности в любую секунду к неожиданному повороту. Паччоли действовал иначе: он был более прямолинеен и чаще прибегал к силе своей власти в качестве единственного аргумента в достижении цели. Его попытки вести закулисные игры Зигфрид видел насквозь и всегда умело изменял правила, незаметно заставляя диктатора им следовать и играть на своей стороне поля.
Зигфрид Бер скучал по советнику Зиги, вернее, по тому, за кем следовал тенью большую часть жизни. И чем острее он это чувствовал, тем сильнее желал увидеть конец могущественной власти Вэла Лоу. «Мой господин, твой дом окружен, битва подошла прямо к твоим вратам!»
[5]
Зигфрид посмотрел на министра взглядом, означающим: приятно было поговорить, но пора и честь знать. Родригес понял его правильно и торопливо поставил чашку с чаем на стол.