Убей меня! прохрипел де Рокайль Убей! Всё равно не сдамся.
Уолеф встал, оставив поверженного барона, и вышел вон, не говоря ни слова. Никто не посмел остановить его. Когда Эймунд поднялся на ноги, лицо его было мрачнее тучи. Но всё же, он велел отправить в Исторп посыльного с мешком денег.
Вплоть до этого дня Дэвис знал и верил, что отец всегда делает правильно и хорошо. Он справедливый судия, он кумир, вершитель воли Божией на земле. Увидев, как отец поступил несправедливо, как получил воздаяние, Дэвис почувствовал невыносимый стыд. А из этого стыда росла и ширилась ненависть к Рыжему Уолефу. Не за то, что тот оказался сильнее, а за то, что он оказался прав и сумел доказать эту свою правоту.
С тех пор Дэвис потерял покой. Он стал небрежно учиться, шалости его стали всё более дерзкими и вызывающими, всё чаще в драках он проявлял жестокость, как бы вымещая на сотоварищах свою злобу. Его мечта о странствиях покрылась паутиной и валялась в самом дальнем углу души, забытая и никому не нужная. Её заменила мечта о мести ненавистному датчанину.
Дэвис чувствовал, как уходит земля из-под ног, как рушится привычный с детства миропорядок. Если его отец оказался мелким, слабым несправедливым существом, возможно и Господь тоже несправедлив и гадок. Тогда бессмысленно служить добру и постигать Истину. Проклятый датчанин, он отнял у Дэвиса отца, отнял Бога, отнял заветную мечту, оставив только чувство ненависти и желание отомстить.
С каждым днём Дэвис всё сильнее презирал отца и всё сильнее ненавидел Рыжего Уолефа.
Однажды, в конце лета, Дэвис, вместе с Эрихом и другими ребятами, отважились залезть к Ольдерсону в сад за яблоками. Яблони были редкостью в тех суровых местах, но Уолеф привёз откуда-то саженцы, лелеял их, ухаживал, и деревца послушно давали лучший в округе урожай яблок.
Мальчишки перелезли через частокол, окружавший сад и принялись набивать свои котомки. Дэвиса не столько привлекали яблоки, сколько жажда мести и он не только рвал плоды, но и старался обломать ветки. Когда появился хозяин, воришки заметили не сразу и бросились обратно через частокол. Дэвису не повезло мысок его обуви застрял между кольев.
«Помогите!» крикнул он товарищам, но никто не желал быть пойманным и ребята, перемахнув через ограду, бросились бежать далее без оглядки. Дэвис высвободил ногу как раз тогда, когда чья-то сильная рука приподняла его за шиворот и поставила на землю. Дэвис весь съёжился, разглядывая огромные кулачищи Уолефа, покрытые рыжим волосом, и ожидая удара. Но Ольдерсон не торопился с расправой.
Ну надо же! сказал он усмехаясь Молодой де Рокайль за яблоками пожаловал. Яблочко от яблони недалеко упало
Тут Дэвис не выдержал. Ну, бей меня! Бей! Ударь! закричал он Чего стоишь, смотришь? Струсил? Отца моего испугался? Ну, попробуй! Ударь! голос Дэвиса сорвался на слёзы, а Рыжий Уолеф стоял, уперев волосатые ручищи в бока и продолжал усмехаться.
Ненавижу! Ненавижу тебя! Трус! Трус!
Возьми яблок, сколько тебе надо и больше не воруй, а то привыкнешь. Уолеф стал серьёзным Выход там. указал он в сторону калитки, отвернулся и зашагал прочь.
Ненавижу твои яблоки! Дэвис швырнул котомку на землю и выбежал из сада, заливаясь слезами.
Так его ещё никто не унижал. Этот чёртов датчанин даже побрезговал дать ему оплеуху, гнусная скотина. Теперь он достоин только смерти, страшной, позорной смерти. Богатое воображение Дэвиса рисовало картины мрачные и ужасающие и везде гордый датчанин на коленях умоляет простить его, молит о пощаде, но всё бесполезно. Дэвис неумолим: «Достоин смерти!» говорит он и пронзает врага мечом.
После этого случая Дэвис стал оставаться в школе и на выходные. Там он зарывался в книги или проводил время в упражнениях, сражаясь с деревянным чучелом. Дэвису казалось, что кроме ненависти он утратил все другие чувства.
Пожилой аббат, заметив перемену в душе своего воспитанника, однажды решил поговорить с ним начистоту, и Дэвис не смог больше отмалчиваться. Потребность высказаться пересилила в нём страх быть обманутым. Он поведал наставнику о своей ненависти к Олдерсону, о поражении отца, о своём желании отомстить и о своих душевных страданиях. Аббат выслушал его внимательно, потом сказал:
Твоя ненависть есть не что иное, как желание любить. Придёт время, и ты также сильно сможешь полюбить, как до этого ненавидел.
Что же мне делать? спросил растерянно Дэвис.
Добро. ответил старик.
А врагу?
И врагу.
После этого разговора Дэвису стало немного легче, словно вынули откуда-то изнутри занозу. Он подумал, что Бог, наверное, не такой как отец, а может быть такой как аббат мудрый и милостивый. Он попросил Бога, чтобы тот помог ему сделать добро и стал ждать, когда его просьба исполнится.
Глава 2. Инге
Тем временем Дэвису исполнилось пятнадцать. Его сводный брат Эрих уже пользовался успехом у местных девушек. Часто в компании сверстников ему приходилось слышать, как Эрих хвастает своими сеновальными победами. Дэвис слушал все эти разговоры, смущался и одновременно чувствовал интерес. Ему нравилось ловить на себе жадные женские взгляды. С любопытством разглядывал он себя в зеркало, удивляясь, как быстро растут его ноги и руки, пощипывал белёсый пушок над верхней губой, разглядывал изменившиеся черты лица, в которых всё меньше и меньше оставалось детского. Мальчик постепенно превращался в складного юношу, светловолосого и голубоглазого.
На Рождество Дэвис вернулся в Ховнингхэм. В Сочельник барон вместе с семейством отправились к заутрене. В церкви было тесно, на праздник приехали жители со всей округи и мест для сидения на всех не хватало. Дэвис стоял впритык с Эрихом и двумя его приятелями близнецами Ральфом и Ричардом, сыновьями барона Мангейна. Парни уже хлебнули эля и были навеселе. Богослужение вызывало у них скуку, и они откровенно громко обсуждали присутствующих, обменивались колкостями и шуточками. Дэвис тоже присоединился к ним, не прочь поразвлечься. Эрих толкнул Дэвиса в бок и указал на девушку, стоявшую в толпе молящихся на несколько шагов впереди них.
Глянь, вон стоит Инге Ольдерсон, дочка этого рыжего чёрта Уолефа.
Инге шёл семнадцатый год и она была по- своему красива. Не милашка, вовсе нет, но она резко выделялась среди местных девушек. У неё были огромные продолговатые глаза цвета янтаря или гречишного мёда и рыжие волосы, но не как у отца, а более тёмные, почти медного цвета, овальное лицо, словно забрызганное веснушками и точёный носик с горбинкой.
Дэвис и раньше встречал Инге мельком, но не обращал внимания, а теперь разглядывал её точно впервые. Её тонкая шея, покрытая золотистым пушком, худенькие плечи и тяжёлые косы, выпавшие из-под шапочки, отороченной беличьим мехом, приятно взволновали его. Вдруг Инге словно почувствовала его взгляд и обернулась. На мгновение их глаза встретились, и Дэвису почудилась в них насмешка.
Он сразу вспомнил историю с яблоками, полыхнул румянцем и отвёл взгляд, решив, что больше ни разу не посмотрит в её сторону. Но глаза не слушались и сами находили в толпе её беличью шапочку.
Эрих уже пробовал ухаживать за Инге, но та его резко отшила. Привыкший к лёгким победам Эрих почувствовал досаду и теперь вместе с приятелями принялся откровенно обсуждать прелести девушки. Дэвису стало противно, и он попросил их заткнуться.
Не строй из себя монашка! Неужто не интересно, что у неё под юбкой?
Тебе дали от ворот поворот и ты бесишься. усмехнулся Дэвис. Это не для тебя девушка.
Может для тебя?
Может и для меня.
Вот увидишь, как я её Эрих сказал непристойность. Парни заржали. Дэвис еле справился с желанием съездить брату по физиономии. Возмущённые прихожане стали делать им замечания. Наконец служба окончилась и, обменявшись поздравлениями, все стали расходиться.
Уолеф Ольдерсон запрягал лошадей на заднем дворе. Инге ожидала его у ворот собора, прохаживаясь вдоль церковной ограды. Похрустывая снежком, она отпечатывала свои шажки, стараясь попадать след в след.
Эрих с близнецами налетел внезапно. Они прижали Инге к самой ограде и, бесстыдно хохоча стали говорить ей разные мерзости. Инге попыталась оттолкнуть Эриха и убежать, но тот крепко схватил её за рукав и вместе с братьями снова прижал к ограде, пытаясь поцеловать в губы. Инге вырывалась, молча, и только тяжело дышала, как загнанный зверёк. Подоспевший Дэвис поймал её теперь уже полный ужаса взгляд. Он вспрыгнул сзади на Эриха и, навалившись всей тяжестью, опрокинул его в снег.
Братец, какой чёрт тебя принёс! Эрих грязно выругался, барахтаясь в снегу и пытаясь сбросить Дэвиса. Сверху навалились Ральф и Ричард, началась свалка. Драку прекратил подоспевший барон Эймунд, который отвесил дерущимся тумаков. Довольны остались все. Дэвис сразу кинулся искать Инге, но Ольдерсонов и след простыл.
После, прикладывая снег к разбитой губе, Дэвис подумал, что неплохо было бы Господу Богу как-то помирить Рыжего Уолефа с отцом и тогда можно будет познакомиться с Инге. Хотя, наверное, она захочет забыть этот случай и даже знать его не пожелает? Он подумал об этом и загрустил. Действительно, дурацкий повод для знакомства
Зима выдалась в том году снежная. Весна же настала внезапно и сразу. Быстро таял снег и приток талой воды переполнял и без того игривую Фосс. Река вышла из берегов и разлилась. Теперь это был бурлящий поток, в котором стремительно мчались ветки, коряги и целые брёвна. Сваи моста на границе Ховнингхэма и Исторпа были затоплены до самого настила, на котором, цепляясь за перила, целыми днями торчали мальчишки и взрослые. Били острогами и ловили сетями одуревшую в водоворотах рыбу, складывали в огромные корзины, засыпали солью и увозили на телегах.
Дэвис и Эрих как раз были отпущены из аббатства домой на Пасху и по прибытии они незамедлительно приняли в рыбной забаве участие. Толпа рыбаков толпилась на настиле, с острогами наготове, ожидая, когда промелькнёт в мутной воде пятнистая рыбья спинка. Дэвис в охотничьем азарте повис над самым потоком, высматривая форель, держась одной рукой за перила. Эрих со своей снастью пристроился неподалёку. Перила были уже старенькие, последний раз их меняли во времена отца барона Эймунда, деда Дэвиса. Эриху пришло вдруг в голову, что достаточно одного несильного удара ногой и Дэвис, оставшись без опоры, рухнет в ледяную воду. Вряд ли кто-то обратит внимание на быстрое и незаметное движение все так поглощены ловлей рыбы.
Дэвис даже не успел вскрикнуть, очутившись с головой в ледяной воде. Плавать он умел хорошо, но бороться с бурным холодным течением, несущим брёвна и ветки было ему не под силу. Его закрутило в водовороте, затягивая в зелёную глубину, стукнуло хорошенько об камень, потом снова выкинуло на поверхность. Дэвис отчаянно закричал и тут же снова скрылся под водой. Крик услышали, но желающих догнать его в стремительно мчавшейся ледяной воде не было. Все стояли на мосту и с ужасом смотрели, как его уносило рекой. Дэвис попытался рвануться к берегу, но его снова перевернуло и стало опять затягивать в мутно-зелёный водоворот. Перед глазами его поплыли жёлтые круги, он не выдержал и вдохнул воды.
Инге Ольдерсон стояла ниже по течению от злополучного моста. Река здесь поворачивала, образуя отмель и течение было потише. Исторп находился на болотистой местности и дров вечно не хватало. Поэтому Инге с помощью длинного багра вытаскивала на отмель плавник, который её отец потом забирал и использовал на дрова. Инге из-за поворота не могла видеть того, что произошло на мосту и слышать крики из-за рёва реки, но она заметила, что река несёт человека.
Девушка смело вошла в воду по пояс и нацелилась багром, ожидая, когда Дэвиса, проплывавшего мимо, очередной раз вынесет на поверхность. Дэвис больше не всплыл, но его котомка для рыбы, перекинутая через плечо надулась пузырём и показалась над водой. Инге попыталась зацепить ее багром. Это ей удалось, крюк багра задел за ремешок от котомки, и потихоньку Инге стала подтягивать багор к себе. Когда из воды показалось тело Дэвиса, девушка быстро схватила парня под мышки и выволокла на берег.
Она перевернула его лицом вниз и, ухватив поперёк туловища, попыталась приподнять, чтобы вылить из лёгких воду. Дэвис не подавал признаков жизни и был слишком тяжёл для неё. Отчаявшись, Инге стала звать на помощь отца, но шум реки заглушал её крики. Она снова попыталась его приподнять и на этот раз у неё получилось. Вода всё-таки вышла, Дэвис судорожно вздохнул и закашлялся.
Возвращение к жизни было мучительным. Тело корчилось на песке в приступах кашля и рвоты, а когда удалось отдышаться, начался сильный озноб. Дэвиса колотило дрожью и ему казалось, что даже сердце его уже покрылось корочкой льда и не может больше биться.
Давай, вставай, пойдём! Ну вставай же! Инге снова попыталась его поднять, но ей это было не по силам. Дэвис валился на песок, ноги отказывались слушаться. Он чувствовал страшную слабость и очень хотел, чтобы его оставили в покое. Но Инге снова стала звать отца, она вспомнила рассказы о том, как люди, попавшие в ледяную воду, умирали от остановки сердца и очень испугалась. Она не переставала тормошить Дэвиса, тащить, растирать, пытаясь согреть. Ты не засыпай! Ты слышишь меня? Ты слышишь? настойчиво повторяла она.
Уолеф колол на дворе дрова и криков дочери слышать не мог, но что-то вдруг его будто толкнуло, он ощутил какое-то непонятное беспокойство и решил сходить до реки, проверить, всё ли в порядке с Инге. Уже на подходе он услышал её крики и понял, что происходит что-то страшное. Уолеф понесся бегом, не разбирая дороги, ломая кустарник и перепрыгивая камни, а, когда, наконец, увидел свою мокрую, перепуганную дочь и на руках у неё полумёртвого юношу понял, что на этот раз несчастье случилось не у него.
Домой бегом! Огонь разведи! И сама переоденься! крикнул Уолеф дочери. Подбежал и наклонился над Дэвисом, встряхнул его Живой?
Тот сумел только мотнуть головой.
Держись тогда! Уолеф взвалил парня на плечи и зашагал в сторону дома быстро, как только мог. Впереди бежала Инге.
В очаге гудело пламя, и Уолеф растирал Дэвиса какой-то резко пахнущей мазью. Руки его были мозолистые, точно наждак и царапали кожу, но Дэвис сперва ничего не чувствовал, потом постепенно к нему вернулось ощущение рук и ног и способность ими двигать. Холод понемногу отпускал и, вскоре Дэвису даже стало жарко. Его завернули в простыню и засунули под одеяла. Инге поила его горячим элем с мёдом. Она сидела рядом с ним и в её продолговатых глазах блестели слёзы, а подбородок ещё подрагивал.
Ты зачем плакала? Со мной уже всё хорошо. Дэвису действительно было хорошо. Он глотал горячий эль и внимательно рассматривал Инге она была сейчас совсем не похожа на ту Инге, в церкви. Сейчас это была просто испуганная маленькая девочка с рыжими косичками.
К ним тихо подошёл Уолеф и Дэвис хотел было подняться.
Лежи, лежи Я в Ховнингхэм человека отправил, он сообщит барону, что ты здесь.
Дэвиса разморило от тепла и эля и стало клонить в сон. Во сне он видел Сфинкса с лицом как у Инге Ольдерсон. Сфинкс поглядел на него насмешливо, потом протянул ему свиток с непонятными письменами и велел читать. Дэвис читал, с трудом разбирая буквы, не понимая смысла прочитанных слов. Лицо Сфинкса изменилось и стало лицом барона де Рокайля. «Читай вслух!» приказал он. Слова путались, наползали друг на друга, в горле пересохло, но Дэвис не мог ослушаться и читал читал