* * *
Моя история начинается огоньком, мерцающим во тьме на далеком, чужом берегу.
Он был «похож на маленькую восковую свечу (18), свет которой то поднимался, то опускался», записал моряк, после пяти недель в открытом море узрев сушу, а на ней костер. А когда днем его корабль встал на якорь, на песчаном берегу собрались толпы любопытных аборигенов. 14 октября 1492 года Христофор Колумб записал в своем дневнике, что «когда они бросились в море и подплыли к нам, мы поняли, что они спрашивают нас, не явились ли мы к ним с небес», хотя не знал из их языка ни единого слова. «Один их старик поднялся на борт, другие громко кричали ему посмотреть на посланцев небес». Адмирала окружили несколько сот человек, умоляя взять их на корабль, полагая, что боги вскоре вернутся на небо. Неделю спустя Колумб записал, что его опять чествовали как бога, теперь уже на острове с таким количеством попугаев, что они буквально застили небо. «Для аборигенов, уверенных, что мы спустились с небес, наше прибытие стало невероятным чудом», говорил он о народе, представители которого носили в носу золотые кольца, на его взгляд огорчительно маленькие.
Намереваясь отплыть в Китай, но в действительности отправившись совсем не туда, адмирал так и не понял, где сошел на берег, и поэтому недооценил размеры моря, которое пересек. Эта его ошибка стала отправной точкой, вплоть до того, что в 1982 году один историк даже написал: «Мы все прямые потомки Колумба (19), именно с него начинается наша генеалогия, в той степени, в какой слово начинаться вообще обладает каким-то смыслом». Встав в начале этой истории на якорь в зеленой лагуне, Колумб впоследствии написал, что убил змею (20). «Ее шкуру я везу Вашим Величествам», пообещал он Фердинанду и Изабелле это чешуйчатое жертвоприношение. После завоевания новой земли его уподобили богу. На каждом обнаруженном острове его встречали толпы народа, ошибочно принимая за божество, и этот новый клочок земли переходил во владения испанской короны. Зачитав невнятную декларацию, он умолкал, ожидая возражений, которых просто не могло последовать. «Я не встречал ни малейшего сопротивления», писал Колумб (21).
Я поведаю вам не об одном боге, а о многих.
Расскажу о заблудившихся первопроходцах, о капитанах и воинах, об офицере, умершем на далеком от дома холме. О президентах и премьер-министрах, об антропологах, об оптометристе, о подростке, который пришел искупаться на пляж. Я сложу песнь о самых незначительных божественных воплощениях, о безуспешных религиозных сектах, о пустой преданности и о богах, ставших таковыми лишь на короткое время, да и то не во всем. Хотя мысль о том, что человека можно уподобить богу, может показаться архаичной и непонятной теологической загадкой, этакой мечтой из магического прошлого, за ненадобностью выброшенной за борт, после истории, по общему признанию провозвестившей начало новой эры, стала нарастать настоящая волна канонизаций.
На первом этапе, начавшемся в XV веке, моряки, миссионеры и переселенцы, ринувшиеся по следам Колумба, собрали бесчисленное множество свидетельств того, как европейцев по ошибке принимали за богов в виде побочного эффекта их миссии, призванной принести аборигенам цивилизацию. На пике имперской эпохи, когда Европа в поиске богатств распространила свое влияние на всю землю, как из рога изобилия посыпались истории о колониальных офицерах, солдатах и чиновниках, которых донимало стремление туземцев поклоняться им как живым божествам, мешавшее надлежащим образом исполнять свой долг. Они удивлялись, что их умерших коллег хоронили в настоящих усыпальницах, а в виде даров клали туда сухари и джин. Когда в XX веке стали набирать силу национально-освободительные движения, пришел черед политиков и активистов, атеистов и модернистов, приходивших в ужас и замешательство, когда их возводили в ранг богов, по той простой причине, что россказни о творимых ими чудесах противоречили их политическим программам. Случайные боги призраки современности. Он а это всегда «он» и никогда «она» вступает в XXI век, озадаченно глядя по сторонам, стремясь к земной власти, но вместо этого, к своему смущению, превращается в божество. Их можно найти на любом континенте, в любой точке земли во времена колониальных захватов, национально-освободительной борьбы и политических потрясений.
Рассказать о тех, кто по воле случая стал богом, означает поведать о том, как нынешний мир стал таким, каким мы видим его сейчас. После вторжения Европы и христианства на новые берега родилась идея Запада, за которую в следующем столетии отдали жизнь порядка шестидесяти миллионов. В соответствии с современным мифом о сотворении мира открытие Колумба вылилось в великую эпоху исследований и завоеваний, в неустанную поступь просвещения, индустриализации и прогресса. Философы избавили умы от предрассудков, вырвали их из мрака и излили на них ясный свет разума. Более того, даже провозгласили смерть самого Бога. («Кто смоет с нас эту кровь?» (22) вопрошал Ницше.) Было сказано, что современный век, избавившись от иррационального благоговения прошлого, утратил все былые иллюзии. Идея уподобления богу, сначала преданная анафеме как еретическая, а затем и вовсе объявленная бессмысленной, не обрела места в христианском каноне современного Запада, традиции которого не допускают иного осмысления трансцендентности и образа жизни человека на земле. В то же время так называемая западная мысль, по сути, базируется на двух алтарях греко-римского классицизма и христианского вероисповедания, в самой основе которых лежит идея превращения человека в божество.
Экзотичные рассказы о вознесении человека на небеса европейские империалисты называли заблуждением примитивных обществ с затерянных в океане атоллов и порождением фетишистского ума. В то же время в сотворении этих легенд участвовали не только островные жители, шаманы и вожди племен, но и сами моряки, солдаты и исследователи, которые впоследствии их до нас доносили. В их повествованиях явственно прослеживается проблема значения: как переводить слово «бог» и какой в него вкладывать смысл? Колонизаторы сами поддерживали эти мифы, считая их полезными в плане легитимизации завоеваний и удержания территорий, так и норовивших от них ускользнуть. Хотя в анналах религии такого рода события могут показаться лишь предметом мимолетного любопытства, я продемонстрирую, что идея превращения человека в бога по воле слепого случая подспудно присутствует в современной расовой концепции, которую мы по ошибке считаем вечной.
Кроме того, я поведаю о том, как новые легенды побеждают старые, приходя им на смену, иными словами, устраивают бунт мифов. С одной стороны, превращенные в богов смертные способствовали сохранению и процветанию империй, но, с другой, сами же их разрушали, провозглашая новые принципы руководства. В XXI веке уподобление человека богу стало формой сопротивления несправедливости и империализму, реакцией на показательную демонстрацию силы государством. Этот прием стал мощным политическим инструментом священной ярости, позволявшим по-новому ответить на спорный вопрос о том, как должен выглядеть бог. Уподобление человека богу теперь выступает в роли вызова: вырвавшись из подземелий анафемы, сотворение богов сегодня представляет собой способ переосмысления политического будущего, борьбы с господством и захвата власти. Заодно случайные боги исцеляют болезни, даруют бездетным детей и управляют погодой.
Эта книга отнюдь не ставит своей целью установить, верят ли вообще в случайных богов. Сама по себе концепция «веры» обладает собственной историей и является не столько универсальной, сколько специфичной для каждого конкретного случая во многих языках для ее обозначения никогда не было, как нет и сейчас, соответствующего слова. Вместо того чтобы требовать ответа на вопрос, во что в действительности верят люди потому как этого не может сказать никто и никогда, давайте лучше спросим себя, почему вообще существуют такие истории, почему их сочиняют и потом без конца пересказывают и какое влияние они оказывают на формирование нашего мира. Давайте разберемся в том, как эти легенды переплетаются друг с другом и переходят из уст в уста, как превращаются в инструмент манипуляций и наживы, как их используют ради вдохновения или разрушения одним словом, как из этих мифов создают реальность, которую последующие поколения воспринимают в виде непреложной истины.
Для нас священными писаниями стали интервью и дневники, отчеты исследователей и ученых, газетные материалы, телеграммы, фильмы, рукописные проповеди, архивы полиции, судебные протоколы и даже разговоры с богом, когда он выступает в роли друга. Некоторые божества живут по сей день, другие уже умерли. Единого определения божественности или бога у нас попросту нет. Божественное начало существует в виде не столько абсолютного состояния, сколько некоего спектра (23), способного включать в себя целый ряд металичностей (24): живых богов, полубогов, земных воплощений богов, прототипов богов и божественного духа, который вселяется в человека во время транса. Женское божество мы называем богиней, подразумевая, что она в той или иной степени уступает богу. В книге их будет совсем немного, но на этот факт мы обратим особое внимание, рассказав, как полководец, которому поклонялись как богу, стал современным символом мужского начала и образцом для подражания для каждого настоящего мужчины.
Единого метода или набора критериев, позволяющих определить, что человека уподобили богу, либо провести черту между религиозным поклонением и более приземленным человеческим благоговением, не существует в природе. Давайте попытаемся отыскать здесь если не сами определяющие черты религий, то хотя бы ссылки на них: священные тексты, храмы или другие места поклонения, ритуалы, символы, общие убеждения и доктрины. Но попутно спросим себя, откуда эти ингредиенты «религии» вообще взялись, понимая, что в основе ее формирования были боги, ставшие таковыми не по своей воле. Божества, о которых здесь пойдет речь, глубоко современны по своей сути: их божественность основывается на концепциях не столько вечных, сколько современных в том числе представлениях о религии, расе и поле, и при этом опирается на новшества в сфере транспорта, связи и ведения боевых действий. Их божественное начало стирает различия между концептуальными мирами, например между религиозным и светским, отчего в мире без иллюзий магия становится неуместной, а приход божества в политику выглядит странным и непонятным насильственным вмешательством. У случайного бога есть своя история от морского побережья, на которое в 1492 году сошел Колумб, до черных дыр интернета. Историю эту еще только предстоит рассказать.
* * *
Боги появляются на свет из лотосов; из морской пены, похожей на белую кровь; из ушной серы своих старших собратьев иными словами, из ничего. Рождаются на обеденных столах и в те моменты, когда слишком далеко заходит демонстрация власти. Приходят в этот мир, когда кому-то доводится оказаться не в то время не в том месте. Боги сотканы из неожиданных кончин и несчастных случаев с печальным исходом; одних возносит на небо дым погребального костра, другие ждут в своих могилах, когда им в виде жертвы поднесут сигару. Они становятся божествами в силу непонимания и трудностей перевода. Если, с одной стороны, акт перевода означает перенос слов одного языка в другой, то с другой это «вознесение на небо без положенной в таких случаях смерти». Боги появляются на свет, когда язык выходит за рамки своих первоначальных намерений. Иногда в результате чрезмерной любви. В III веке в своих комментариях к Песне песней Соломона богослов Ориген призывал нас «понимать, что человек в силу своей природы обречен всегда что-то любить» (25). Также человек, опять же в силу своей природы, не может не любить сверх всякой меры.
Самый надежный способ установить, что же означает быть человеком, может как раз и заключаться в понимании того, как простой смертный нечаянно, бесславно и помимо своей воли может превратиться в божество.
Раз меня манит змей, за ним я и пойду.
I. Поздняя теогония
Что же касается поколения XX века, то вы даже понятия не имеете, как строятся миры и что служит стимулом для появления королевств.
Фитц Балинтин Петтерсбург, «Королевский пергаментный свиток черного превосходства»
Рай это человек. Приди в этот мир.
Чарльз Олсон
1. В свете Раса Тафари
«От странной, невиданной рыбы исходит мерцающий зеленый свет», опубликовал в своей статье «Нэшнл Джеографик». Неустрашимый корреспондент журнала скрючился в батискафе круглом стальном шаре с иллюминатором, который у побережья Бермуд спустили на тросе на неизведанную ранее человеком глубину. Результаты его наблюдений в морской пучине, опубликованные в июньском номере 1931 года, дополнялись рассказом о коронации африканского короля диковинке куда более редкой и любопытной. 2 ноября 1930 года состоялась коронация Раса Тафари Меконнена, получившего титул Его Императорского Величества Хайле Селассие I, императора Эфиопии, Короля Королей, Избранника Богов, Побеждающего Льва из племени Иудова. Пышные торжества в Аддис-Абебе продолжались целую неделю. На шестидесяти восьми страницах текста и цветных фотографий журнал живописал, как мировые лидеры и монархи, киносъемочные группы и вожди племен в громоздких головных уборах из львиных грив съехались со всех уголков света в это христианское королевство, лишенное выхода к морю, последнюю африканскую территорию, не затронутую колонизацией. Из Великобритании прибыл герцог Глостерский, сын короля Георга V, привез в дар корону и скипетр, украденные когда-то в той же Эфиопии, и традиционный английский торт, изготавливаемый по особому рецепту специально для коронаций. Италию представлял герцог Удинский, подаривший аэроплан, Америку эмиссар президента Герберта Гувера, преподнесший электрический холодильник, пятьсот розовых кустов (1) и полную подшивку номеров «Нэшнл Джеографик».
«Внушительные, богато украшенные двери (2) святая святых медленно отворились, сопротивляясь всей своей тяжестью», писал дипломат Эддисон Э. Саутард, который, служа генеральным консулом США в Эфиопии, и подготовил для журнала материал о церемонии. На рассвете Побеждающий Лев и его императрица Менен Асфау вошли в тронный зал, озаренный красно-золотистым светом. До этого сорок девять епископов семь дней и семь ночей читали псалмы, разбившись на группы по семь человек, рассредоточенные по семи уголкам собора. Саутард отмечал, что эфиопская королевская династия брала начало из самой тьмы веков точкой отсчета которых, естественно, «считались времена Великого потопа» и с тех пор неизменно правила страной. Раса Тафари, генеалогия которого восходила к царю Соломону и царице Савской по эфиопской версии событий, произведшим на свет ребенка, намазали семью благовонными маслами, капавшими с его лица и волос. Когда бесчисленный «хор духовников» грянул свою песнь, Тафари Меконнен возвысился над своим титулом рас, обладающим смыслом «главы» или герцога, и взял священное, данное ему при крещении имя Хайле Селассие, в буквальном переводе означающее «Могущество Троицы». После этого ему, как полагается, вручили символы императорской власти: скипетр, державу, инкрустированный драгоценными камнями меч, перстень с бриллиантами, два золотых копья с филигранью, невообразимо длинные пурпурные мантии и сверкающую изумрудами корону. «Ничто не нарушало волнительную торжественность события, разве что надоедливое стаккато круживших в небе невысоко над землей аэропланов, писал штатный фотограф «Нэшнл Джеографик» У. Роберт Мур, если бы не они, могло бы показаться, что время вдруг повернуло вспять, возвратившись в эпоху библейских ритуалов».