Шарлотта любила солнце, но не яркие летние дни.
Яркость лишает все вокруг цвета, говорила она. Позволяет миру выцвести, а реальной жизни потускнеть. К тому же если в такие дни у тебя плохое настроение, то это ощущается так, будто солнце наваливается на тебя всем своим весом. Ей также нравились тишина и молчание сумерек. Когда жизнь засыпала, а просыпалась рано утром. Когда мир царил и внутри, и снаружи.
До того дня, когда Шарлотта привела к себе Антуана, она воспринимала жизнь как нечто, что еще предстояло как-то преодолеть. Между тем, о чем она грезила, и тем, к чему ее еще в юности привели неудачные повороты судьбы, ощущалась такая пропасть, что, казалось, попытки ее закрыть больше не имели смысла. Однако Антуан заполнил жизнь Шарлотты настолько, что лишь благодаря присутствию этого мальчишки внутренняя пустота, как и пропасть между мечтами и реальностью, сократилась до крошечной щели.
Для Антуана Шарлотта отличалась от всех, кого мир даровал ему прежде. Первое, что он в ней отметил, она воспринимала людей иначе, чем это делала его мать. Марлен была строга к людям, Шарлотта к себе. Она никого не судила, считая, что приговор не может быть до конца справедливым.
В то же время она учила Антуана не принимать поведение других на свой счет.
Если кто-то с тобой плохо обходится это не твоя проблема, а его.
Она зародила в мальчике непоколебимую веру в себя. Вселила в него мужество жить так, как ему хочется, и самому диктовать условия своей жизни.
Ей были знакомы не все цвета жизни, но все ее оттенки. Она подарила Антуану настоящее, которое впервые породило в его пустынной душе цветы. Настоящее, в котором у него впервые появился шанс на будущее.
Глава 4
Черные, густо вьющиеся волосы Антуана своенравно обрамляли голову. Большие глаза наблюдали за окружающим миром сквозь занавес длинных темных ресниц. Именно эти глаза, вечно ищущие, смотрящие в самую суть вещей, лучше всего отражали то, что творилось внутри Антуана.
Он был чувствительным мальчиком, который все принимал близко к сердцу, поэтому Шарлотта не рассказывала ему о том, что происходило до его рождения и в раннем детстве, будто этого и не было вовсе. По крайней мере, не рассказывала о тех чувствах, что ей довелось испытать, находясь в тот момент рядом. Она знала, что у Антуана свои представления о том времени, но так как они не могли быть столь же ужасными, сколь ужасной являлась реальность, Шарлотта продолжала молчать.
Лишь спустя годы и то только потому, что Антуан постоянно спрашивал Шарлотта рассказала мальчику, что его мать написала у него на лбу: «adieu».
Вместе с этим словом на землю полотном опустилась тьма, и на несколько дней Антуана вновь окутала ночь. На несколько дней, в которые Шарлотта задавалась вопросами: это конец истории Марлен или Антуана? Можем ли мы за всю свою жизнь прожить несколько жизней подряд?
Так было ровно до тех пор, пока однажды вечером Антуан наконец молча не вышел из своей комнаты, не сел за стол, за которым Шарлотта листала книгу, и не положил голову ей на руку.
Они смотрели через окно на улицу, где ливень спускался с небес. Словно расплавленное серебро, со стекла сбегала вода.
Все кажется таким неправильным начал мальчик.
Знаю, отозвалась Шарлотта и погладила его по волосам. Как может казаться правильным то, что началось с ухода собственной матери? Она положила свою руку на его и обхватила ее пальцами. Как бы ужасно ни было то, что тебе пришлось пережить, Антуан, помни: дождь никогда не льется на тебя одного. Каждый из нас взрослый и ребенок, богатый и бедный вынужден перепрыгивать через лужи. Жизнь бывает жестока. Судьба распределяет все по своему усмотрению. Но бывают и воздаяния: внезапные чудеса, большие и малые, происходящие в самый неожиданный момент. Вот увидишь. Мы не можем разобраться во всем, что с нами происходит. Ни в ужасном, ни в прекрасном. Реальности недостаточно, чтобы объяснить все. Но там, где остаются эти пробелы, существует особая магия, восполняющая то, что неспособна нам рассказать реальность. И порой то, что сокрыто, оказывается реальнее того, что мы видим.
Глава 5
Два года спустя
Жюль был одним из самых уважаемых судей в городе и имел репутацию честного и справедливого человека. Загорелый мужчина среднего роста и крепкого телосложения, он обладал угловатым лицом с ярко выраженными скулами и челюстью и привычкой в разговоре слегка прищуривать левый глаз, что придавало ему особый шарм. Он носил серебристые коротко стриженные кудри. Его глубокие темные глаза сияли изнутри, словно синеватые раскаленные угли, пока удары судьбы не погасили их.
После долгих лет неудачных попыток его жена наконец забеременела. В первый, во второй, в третий раз. Однако каждую беременность она теряла ребенка. Она перенесла два мертворождения подряд. Третий ребенок умер спустя несколько часов после родов. Наступили времена отчаяния и горя, оба супруга были разбиты. Однако страх, который долгое время тлел под пеплом, вспыхнул с новой силой в виде робкой надежды, так как Луиза забеременела в четвертый раз и вот-вот должна была родить. Все шло хорошо, и Луиза жила в предвкушении долгожданного материнства, но никто еще не мог сказать точно, была ли у четвертого ребенка наследственная болезнь, которая унесла жизни трех предыдущих детей: болезнь короткой жизни.
В четвертый раз все просто обязано было пройти хорошо. Это был последний шанс Жюля и Луизы иметь собственного ребенка. Четыре беременности отняли у хрупкого тела Луизы много сил. Врачи ясно дали понять: пятую она не переживет.
Но как следовать совету врачей, когда от наличия ребенка зависит собственная жизнь? А жизнь Луизы от него зависела. Она объясняла это мужу сотни раз. Тогда Жюль понял: женщина, которая хочет ребенка, должна его получить.
И вот глубокой черной ночью Луиза родила: крошечную, хрупкую, мертвенно-бледную девочку. Девочка не кричала, а лишь, как пташка, хватала ртом воздух. Врач взволнованно унес ее. Медсестры дали Луизе снотворное, чтобы она могла отдохнуть от родов. Жюль же все понял.
Образ темноты ночи слился для него с жутким образом задыхающегося ребенка в одно кошмарное воспоминание, наполнившее его страхом и ужасом.
Вернувшись домой, он не сомкнул глаз всю оставшуюся ночь, ворочался из стороны в сторону, пока его не посетила мысль, унесшая этот страх.
Он встал, оделся и пошел в родильный дом. На свежем воздухе он снова начал обдумывать события прошлой ночи и варианты решения, пришедшие ему в голову утром. Теперь положение не казалось ему таким безвыходным, словно тьма чудом рассеялась.
Была зима. Над деревьями низко висел туман. На ветвях блестел иней. Сверкающие кристаллы покрывали листья магонии, желтые цветки которой сияли, как зимнее солнце. Лишь кое-где в холодном утреннем воздухе витали голоса.
Пепельный свет просачивался сквозь окна по обеим сторонам коридора, который от входа вел к звездообразному холлу, откуда во все стороны открывались двери палат.
Гул разговоров врачей, медсестер и посетителей заглушался в необъятной ширине коридора. В воздухе пахло дезинфекцией и чистящими средствами с ароматом цитрусовых. Пахло чистотой.
Решение солгать, пришедшее Жюлю в голову тем утром, основывалось на глубоком желании Луизы, на мечте всей ее жизни. Несмотря на то, что сначала Жюль изо всех сил пытался противостоять этому решению, в конечном счете он безрассудно его принял. Настолько соблазнительной казалась ему жизнь, которая могла бы у них быть.
Лучше не задумываться о реальности составленного в голове ужасного плана. Лучше не терять времени. Скоро проснутся роженицы, и им на кормление понесут новорожденных.
Жюль осторожно открыл дверь в зал, где в кроватках спали или лепетали себе под нос младенцы. Казалось, их милые личики излучали свет. Эта яркость терзала Жюля. На секунду он зажмурился и попытался стереть картину, которая перед ним предстала, но ему это не удалось. Свет все равно проникал в глаза сквозь тонкую кожу век. Сделав глубокий вдох, он открыл глаза и подошел к кроватке, в которой спала его дочь. Рядом стояла Шарлотта. На одной руке она качала малыша, а другой нежно поглаживала дочку Жюля указательным пальцем по щеке.
Он взглянул на девочку. Болезненное личико и маленький ротик, беспрестанно хватающий воздух, вызывали у него не любовь и сострадание, а какую-то неприязнь, которую он никак не мог распознать. То, что Жюль чувствовал к этому маленькому созданию, было совсем не тем, чего он ожидал. В этом чувстве не было ничего прекрасного. Напротив: жуткие воспоминания о смерти предыдущего ребенка, которому было всего несколько часов от роду. О крошечном белом гробике. Об одинокой боли, которую он не мог разделить с Луизой, потому что должен был быть сильным ради нее. О его уязвимости и страхе потерять еще одного ребенка.
Как усердно он ни искал, ему не удавалось найти в своем сердце ни малейшего признака нежных отцовских чувств к маленькой девочке в кроватке. Ни малейшего желания ее защитить. Одно только стремление выбраться из своего положения.
Жюль тут же узнал ребенка на руках у Шарлотты. Младенец появился на свет всего за час до его дочери в том же родильном зале. Жюль помнил эти густые черные волосы. Складывалось ощущение, что этот ребенок появился из какого-то другого мира, а не из живота женщины. По крайней мере, Жюль ни разу не видел новорожденного с таким количеством волос. Еще ночью ребенок был мокрым и склизким, а теперь мягким и плотным, пышущим здоровьем.
Жюль смотрел на активного малыша, и его намерение все больше овладевало разумом. Судья сомкнул веки. Перед его мысленным взором возникла картина, как безжизненно и вяло его собственное дитя выскользнуло из чрева жены. Жюль снова открыл глаза в надежде, что за эти секунды вид его дочери изменился. Однако этого не произошло. Как и в первую секунду, она лежала в кроватке, его маленькая девочка. Бессильная. С синюшными морщинистыми ручками и ножками. С тельцем настолько слабым, что оно больше напоминало дрожащий огонек догорающей спички, чем пламя жизни. Легкое дуновение и оно погаснет. А что это будет значить для Луизы? Для них обоих? Для их брака? Для их жизни? Ему показалось, что весь зал закружился вокруг него. Он снова быстро закрыл глаза.
Темноту пронзил голос Шарлотты:
С вами все хорошо? Хотите сесть?
Придерживаясь одной рукой за кроватку дочери, Жюль открыл глаза. Он поднял взгляд и увидел Шарлотту. Увидел и на мгновение забыл, почему он здесь и к какой жизни принадлежит. Стояла тишина. Был слышен только лепет младенцев вокруг.
Жюль ощутил с Шарлоттой чуждую ему близость. Какое-то неожиданное чувство. Этот взгляд, глаза. Аромат жасмина. Он не хотел видеть и не видел, что значил этот взгляд. Он не хотел понимать и не понимал, что этот взгляд в нем затронул. В тот короткий миг его мысли метались между настоящей и другой жизнью.
Она тоже это ощутила. Их обоих на мгновение охватило чувство глубокой привязанности. Подбери Шарлотта правильные слова, в тот момент она могла бы изменить их жизнь. Однако ее словно бы тяготила эта встреча, и значение лишь ускользало от нее.
Не волнуйтесь, так происходит со многими, кто впервые стал отцом.
Магия момента была разрушена. Жюль вернулся в свою прежнюю жизнь, в шкуру отчаявшегося.
Я хотел проведать дочь. Как она? спросил он.
Трудно сказать, давайте дождемся врача.
А что он сегодня скажет такого, чего не сказал ночью? Наверное, что она умрет. Как наш предыдущий ребенок и остальные дети.
Этого никто не знает. Все может измениться. У каждого ребенка в этом мире своя история.
Жюль ее не слушал. Он посмотрел на синеватое лицо дочери, и она снова неизбежно предстала перед ним. Барьер. Барьер удерживал его от прикосновения к собственному ребенку. Барьер чувств и слов.
Эти чувства были полной противоположностью тем, которые пробуждал в нем взгляд на другую девочку, мирно спавшую на руках у Шарлотты. То, что он чувствовал по отношению к чужому, но здоровому ребенку, было глубже и значительнее всего, что он когда-либо испытывал. Было ли это преступлением?
Жюль открыл рот. Затем, так ничего и не сказав, закрыл. Он снова взглянул на дочь, и его внезапно охватил страх. В глазах потемнело. Готовилась ли смерть забрать его следующего ребенка?
Она умрет, сказал он.
Между смертью и близостью к ней целая жизнь! ответила Шарлотта.
Лицо синюшное. Дыхание слабое. Пальцы на руках и ногах дрожат.
Просто ей сложнее, чем другим младенцам, приспособиться к новому миру.
Мы с женой потеряли уже троих детей. Двое родились мертвыми. Третий прожил двадцать три часа. Сердце едва билось. Еле дышал. Ручки-ножки синие. Тогда нас тоже подбадривали. А он умер. Три потерянные жизни за пять лет. Моей жене уже тридцать. Врачи говорят, еще одного она не выносит. Они понимают, через что мы прошли. Это мучение один мертвый ребенок за другим. Каждая потеря оборачивается месяцами страданий. Луизе кажется, что жизнь лишает ее того, что дается женщине. Я обещал ей, что в этот раз все будет хорошо. Обещал, Жюль выдержал паузу. Это наш последний шанс. И вы должны нам помочь. Должны.
Шарлотта поняла, что в одном этом утверждении таилось то, что она категорически не поддерживала. Требование, которое привело ее в ужас. Попытавшись не подать вида, что поняла, чего он от нее хочет, она сказала:
Мне очень жаль, что так вышло и что вы вынуждены проходить через это снова. Но я искренне не понимаю, чем могу вам помочь, кроме заботы о вашей новорожденной дочери.
Между ними повисла тяжелая гнетущая тишина. Жюль нарушил ее:
Вы должны поменять детей.
Шарлотта широко раскрыла глаза:
Что?
Поменять. Вы должны поменять их. Вчера ночью, всего за час до появления моей дочери, другая женщина тоже родила девочку. Ту, что у вас на руках, ведь так? У этой женщины уже третий здоровый ребенок!
Что вы такое говорите?
У нее уже двое здоровых детей. Я видел. Вчера. В коридоре. Они были с отцом. Ее мужем. Двое сыновей. К тому же она молодая. Моложе моей жены. Она родит еще много детей. Она ведь даже не из этого города. Они здесь проездом. Ее муж торгует жемчугом. Они издалека, с Востока. Он еще даже не видел свою дочь. Не был в родильном зале. Ему пришлось остаться с младшим сыном. Я слышал его разговор с врачом. Вчера ночью.
О чем вы? Я не понимаю.
Нет. Вы меня понимаете. Одного на другого.
Вы хотите поменять детей?
Не я. Вы!
Ни за что! Нельзя же отнимать у матерей их детей!
Мы и не отнимем. Мы только поменяем. Моя жена не переживет потерю еще одного.
Ни одна женщина не переживет. Послушайте, такова жизнь. Она бывает несправедлива. И у вас нет права вмешиваться в чью-то и распоряжаться ею согласно своим представлениям о справедливости. Как судья в судебном зале извольте. Но не в родильном. Вы не имеете на это права.
А если имею? Жюль посмотрел на Шарлотту. Он ощутил страх в своем голосе. Понимаете, если моя жена выйдет из этой больницы без здорового ребенка, я сойду с ума!
С ума может сойти лишь тот, у кого этот ум есть, возразила Шарлотта.
Жюль провел рукой по волосам раз, второй, затем по лицу и сказал:
У вас живет мальчик, так? Вы взяли его к себе, когда его бросила мать. Разве нет? Я прекрасно помню, что произошло два года назад. Полагаю, у вас нет постановления суда о признании вас матерью ребенка. Я прав? Как и ничего, что подтверждает ваше право оставить мальчика. По крайней мере, я ни разу не видел заявления, а, соответственно, не давал опеку.