Сергей Кислицын, Инна Кислицына
Донская история. Проблемы. Факты. Суждения
© Кислицын С. А., Кислицына И. Г., 2024
© ООО «Мини Тайп», 2024
* * *
Предисловие
Региональный компонент исторического образования очень важен для формирования и развития национального самосознания и суверенитета нашей страны. История Донского края и Ростовской области давно стали предметом нашего интереса, что нашло отражение в соответствующих учебных пособиях для вузов и средней школы. Этой проблематике также был посвящен вышедший в 1998 г. наш двухтомник «Донская история в вопросах и ответах». Однако эти издания, как бы они ни были наполнены фактами и сюжетами, не могут охватить все содержание противоречивой и многообразной истории Дона и казачества, все значимые достижения донской исторической научной школы. В связи с этим возникает потребность поддерживать живой интерес учащейся молодежи и большой части населения к региональной истории. Это тем более важно, что в сети Интернет нередко распространяются вымыслы и субъективистские оценки тех или иных исторических событий, иногда даже антипатриотические фальсификации. В настоящем сборнике представлены статьи и фрагменты монографий авторов, посвященные актуальным вопросам донской истории.
В первом разделе «Казачество и политическая власть на Дону» размещены материалы С. А. Кислицына по истории донского казачества и политической истории Дона. Среди них можно особо выделить постановочную статью о политической реабилитации казачества в условиях нэпа и статьи по истории политических репрессий возникшей фронды партийно-советских управленческих кадров во второй половине 1930-х гг. Представляет определенный интерес статья об доморощенной историко-партийной литературе и авторах Донского и Северо-кавказского Истпартов в 19201930-х гг. Освещены события Великой Отечественной войны на Дону через призму биографии политического руководителя области Б. А. Двинского и других партийных деятелей края. Нам показалось полезным разместить некоторые фрагменты о казачьей государственности из авторских монографий «Указ и шашка. Донские казаки и политическая власть во второй половине XX в.». В представленных фрагментах (введение и заключение) из книги «Шолохов и история России» подчеркивается значение творчества великого донского писателя и в современных условиях.
Во втором разделе «Донское просвещение и культура» размещены статьи И. Г. Кислицыной, посвященные народному образованию и учительству. Центральными в разделе являются две концептуальные статьи по истории феномена донского просвещения, начиная с середины XVI века и до 20-х гг. XX в. В этом контексте также интересны статьи об учителях, ставшими депутатами Государственной думы Российской империи и их судьбах, биографические статьи о Ф. Д. Крюкове и А. Г. Филонове. В заключение раздела размещена статья о важной составляющей донской культуры историографии изучения истории города Ростова-на-Дону от Ригельмана, Ильина, Иноземцева и до современных авторов.
Почти все статьи и материалы авторов в основном были апробированы в малотиражных узко специализированных научных изданиях и практически недоступны широкой общественности, в том числе монографии С. А. Кислицына «Указ и шашка. Политическая власть и Донские казаки в первой половине XX в.», «Шолохов и история России» и «Красная фронда под секирой НКВД». Все они отражают важные аспекты развития Донского края на основных этапах его истории. По этой причине возникла идея об их дополнительной публикации в настоящем сборнике, рассчитанном на более широкий круг читателей. Предполагается, что сборник будет полезен не только изучающим и преподающим историю края в различных учебных заведениях, но и всем интересующимся Отечественной историей.
Авторы выражают признательность Т. Шолоховой-Синявской за предоставленный материал о репрессиях П. И. Сиуды в 1937 г. и его сына А. А. Сиуды в 1962 г.
Мы благодарны рецензентам наших статей и монографии при первой публикации: д.и.н. проф. А. И. Агафонову, д.и.н. проф. В. П. Труту, д.и.н. проф. Н. А. Мининкову, д.с.н. проф. С. И. Самыгину, д.э.н. проф. Т. П. Черкасовой.
Кислицын Сергей Алексеевич,
д-р ист. наук, профессор ЮРИУ РАНХиГС
при Президенте РФ
Кислицына Инна Германовна,
канд. ист. наук, доцент
Раздел 1. Казачество и политическая власть на Дону (С. А. Кислицын)
Образование казачьего субэтноса и его включение в сословно-правовое пространство Российского государства в XVIXIX вв.
Первые достоверные сведения о существовании донской казачьей общности содержатся в документах государственной власти, так как само казачество самостоятельно не создавало текстов с указанием времени своего происхождения. Датировка появления самостоятельно действующих и обособленных казачьих общин в южнорусских степях XIV в. и ранними веками пока не выдерживает научной критики, хотя очевидно, что истоки генофонда казачества, как и всех народов, уходят в глубь веков. Большинство историков подчеркивает включенность казачьих общностей в той или иной степени в политическую орбиту функционирования Московского государства. Письменные упоминания о «молодеческих», «лихих», «гулящих» и т. п. на Дону имеются в наказе Ивана III 1502 г., в ответе Ивана IV («Грозного») ногайскому князю Юсуфу в 1549 г., в летописи о покорении Казани царскими войсками при участии казаков, о покорении Сибири отрядом казака Ермака и т. п. Практически все исследователи солидарны, что возникновение донского казачьего субэтноса и формирование основ его автономного самоуправления фиксируется именно в XVI веке, что связано с выходом казачества на более заметный уровень самоорганизации и военной деятельности, вызывавший определенное и достаточно противоречивое отношение Московского, а позднее Российского государства. Известное суждение о том, что якобы «казаки создали Россию» слишком абсолютизирует роль эпизодов участия казачества сначала в отдельных военно-политических акциях, затем в различных войнах в интересах Московского государства. Казачество активно участвовало в пограничном контроле и колонизации национальных окраин Российской империи, принимало все возрастающее участие в обеспечении национальных интересов государства, но главная заслуга в создании России принадлежит всему русскому народу и его самодержавным правителям. Хотя Московское государство специально не создавало донское казачество, однако оно имело достаточно непосредственное отношение и к его формированию, и к его развитию, и особенно к его подчинению.
Численность казачества колебалась в зависимости от внутриполитического положения в стране, международных отношений, возможностей для разбойных набегов и наличия природных ресурсов, необходимых для пропитания «лихих» людей, длительное время не желавших заниматься земледелием. Вероятно, здесь они слились с группами проживавших представителей каких-то автохтонных народов, усвоили их культуру жизнедеятельности и привнесли то, чем обладали сами: русский язык, православие, элементы социальной и материальной культуры и т. п.
В принципе ясно, что на Дону имелось три этнических фактора, обусловивших появление казачьего субэтноса: 1) местное автохтонное население; 2) пришлые восточные племена и остатки татаро-монгольской орды; 3) беглое русское крестьянство. Начиная с Н. М. Карамзина, ряд историков считает основой казачества тюркские племена. Е. П. Савельев зарождение казачества относит чуть ли не к эпохе Троянской войны, а П. К. Харламов и целый ряд эмигрантов-казакоманов описывали, как казаки нанесли поражение А. Македонскому, основали Киевскую Русь, и прочие легендарные деяния [1]. А. А. Гордеев уже более конкретно доказывал, что казаки получили распространение после распада Золотой Орды, частью которой они являлись. По его мнению, казачество являлось легковооруженной авангардной массы, набираемой из числа покоренных народов. С эти согласен современный историк И. О. Тюменцев, выделяя линию «татаровья-ордынские казаки» и даже расказачивание этих казаков [2]. Л. Г. Гумилев, Ю. В. Бромлей писали, что казачество следует рассматривать как субэтнос, сложившийся из аборигенов южных степей и части населения, выделявшейся из великороссийского этноса. Оно возникло как особый, исторически сложившийся тип этносоциальной группы, как особая форма коллективного существования людей, которая в дальнейшем существенно трансформировалась в социально-сословном плане. Целый ряд современных историков, в том числе В. П. Трут, также отдают предпочтение автохтонной теории казачества [3].
Традицию С. М. Соловьева, В. О. Ключевского, Н. И. Костомарова, признававших доминирование русского элемента в генезисе казачества, продолжили очень многие современные исследователи. В. Н. Королев подчеркивал славянские корни казачества. А. В. Венков согласился с тем, что устойчивое славянское (или скажем русское) в своей основе сообщество появилось на Дону в XVI в. и представляло собой сгусток пассионариев и постпассионариев». Известный геополитик А. Дугин убежден в том, что казаки были «носителями православной традиции и русской идентичности перед лицом иных цивилизационных тенденций и военных набегов» [4].
Как подчеркивает Г. П. Сопов, серьезным аргументом в пользу теории об общем происхождении великороссов и казаков являются выводы военных психологов о ментальной близости казаков и русского населения центральной России культ старшинства, отдельность мужской и женской сферы семейно-бытовых отношений, культ воинственности, удальства и молодечества безусловно указывают на схожесть некоторых ментальных особенностей. Но схожесть скорее всего не заимствование, а общая характерная черта всех традиционных обществ, связанная с «военно-полисной организацией общества», общей традиционностью культуры, доминированием форм коллективной жизни, дистанцированностью от власти и геополитическим положением. Стержневой казачьей ментальной идеей является отождествление мужчины и воина, что красноречиво говорит о принадлежности казаков к так называемой традиционной (архаической, патриархальной) культуре. Оружие для казака необходимый атрибут полноценного, свободного человека. Не случайно праздничная одежда казака военная форма. Для представителей современной цивилизованной Европы и Америки война это беда, несчастье. Для казака война неустранимый момент бытия, «религиозное действие, праздничное действие, своеобразная инициализация».
Интересна позиция уральского исследователя В. Ф. Мамонова, изучившего процесс казакогенеза не только на Дону, но и в целом на территориях двух восточно-европейских государств: Польско-Литовского и Московского. На основе сравнительно-исторического анализа он выделил характерные общие условия и черты возникновения всех казачьих общностей. 1. Эти государства занимали пограничное положение на рубеже европейского и азиатского мира и нуждались в охране пограничной полосы. 2. Быстрое расширение и колонизация «Дикого поля» диктовали сходную тактику освоения районов. 3. Национальный состав пограничных районов был очень схож, причем большинство населения было православное. 4. В Польше и России параллельно шел процесс закрепощения сельского населения, что обусловило приток населения в приграничные районы. Польское и Российское государства покровительствовали казакам, добиваясь их подчинения. В плане национальном в общинах казаков преобладали великороссы и малороссы, в плане социальном крестьяне, бежавшие на восток и юг от прелестей крепостного права» [5]. Поэтому говорить о казачестве как об исключительно русском феномене, по меньшей мере, некорректно.
Несмотря на свою специфичность и особенность, казачество не являлось абсолютно уникальным и неповторимым феноменом, так как имело приблизительные аналоги в других странах. Так, А. Тойнби считает, что казаки представляли собой полумонашеское военное братство наподобие братства викингов, эллинского спартанского братства или рыцарского ордена крестоносцев. Однако у казаков выработались в ходе борьбы с кочевниками степи некоторые признаки, скорее принадлежащие будущему, чем прошлому. В чем-то казачьи объединения напоминают колониальные власти современного западного мира, они поняли, что для победы в войне с варварами необходимы более высокий уровень вооружения и опора на более совершенную материальную базу. Соглашаясь с Тойнби, отметим, что параллели с казачеством можно увидеть в истории индийских сикхов, балканских граничаров и гайдуков, турецких янычар. И действительно, в реальной истории человечества многие народы выделяют из своих рядов наиболее активную, энергичную, как писал Л. Гумилев, «пассионарную» часть передовую ударную силу, которая функционирует в пограничных зонах, живет по своим особым законам и в то же время выполняет миссионерскую и цивилизаторскую, в чем-то экспансионистскую миссию.
В принципе не вызывает сомнений, что в процессе образования донского казачества произошел этнический синтез коренных и пришлых «лихих людей». Вопрос о времени такого смешивания является чрезвычайно дискуссионным и, видимо, никогда не будет окончательно разрешен в силу отсутствия письменных источников. Многочисленные версии остаются только гипотезами. Ясно только одно, что в ходе этнического синтеза на Дону постепенно стало доминировать прибывшее с Севера русское, православное население, которое преобладало не только в численном отношении, но и качественном, так как, восприняв в какой-то степени наследие проживавших на Дону общностей, оно их русифицировало и в целом окультуривало. Повторяем, это ни в коем случае не означает отсутствия неких иноязычных и инородческих корней-компонентов, как-то «бродники», «черные клобуки», хазары, черкесы, татары, турки, грузины, армяне, калмыки, персы и т. п., но решающее значение в оформлении казачьего субэтноса приобрели именно выходцы из Московии.
Казачьи общности на юге России формировались в своей массе из маргинализированных элементов, выпавших или изгнанных из классово-сословной среды. Отторгнутые русским государством изгои, проштрафившиеся городовые казаки, беглецы из острогов, лихие разбойники, крепостные крестьяне, холопы, люмпены и маргиналы всех мастей, просто вольнолюбивые русские люди мигрировали на Дон, ставший их последним прибежище. Современные исследователи С. К. Сагнеева, Н. И. Мининков, Л. И. Футорянский и др. показали, что по мере усиления потока беглецов на Дон от крепостнических порядков возрастала роль активной маргинализированной части великорусского крестьянства, которое и обусловило славянизацию и русификацию немногочисленных автохтонных элементов местного населения. Испытывая чувство вражды, к помещикам и к крепостническому государству, она пыталась на свободных территориях установить альтернативные социальные порядки, и стремились активно сопротивляться интеграции земли «казачьего присуда» в состав русского государства.
Жили казаки свободно, но трудно и опасно, занимаясь охотой, рыболовством и разыскивая с оружием в руках добычу («зипун») на стороне. Известны факты грабежей, убийств и насилий, произведенных казаками в кварталах турецких городов и крепостей в ходе походов на османские владения. Некоторые историки в советское время пытались убеждать читателей в том, что казаки грабили-де только купцов да бояр, «считали зазорным грабить бедноту или причинять ей какой бы то ни было вред». Самое большое признавалось, что в рядах казачества была и такая группа, которая, прикрываясь «вольностью», грабила и разоряла без разбору и помещиков, и крестьян», но она не считалась сколько-нибудь значительной. Некоторые современные идеологи казачьего движения в корпоративных интересах и теперь отрицают разбойничью составляющую жизнедеятельности казачества и более позднюю полицейскую составляющую функционирования казачьего сословия.