Рассказы – за тем, что нечто - Атталь-Бушуева Анна 8 стр.


Двигаясь ближе к Омикрону Кита ты становишься его частью и всеобщей формой благодарности из извилистой нравом идеологии статного человека. Двигаясь как Сатурн к положению своей любовной идиллии, всё ниже опуская символы в глазах, ты не хочешь говорить себе о случайности из другой свободы мира, но ищешь похожих людей, которые снимут часть вины и слово в утопичности быть случайным человеком на планете Земля. Как и дружеский холод, внутри обнимающий формы философской глупости, он стремится распознать в тебе образ рыцаря и символ труда над достоянием материального чувства свободы. Труда для того, чтобы говорить другому человеку о сложном выборе между космическим анахронизмом внутри последней пустоты сердца и новым днём, который тебе требуется сегодня пережить, чтобы стать более счастливым внутри от сомнений и сладкого чувства своей нужности. Лишь сейчас космос отвечает тебе в символе нового чуда, но глаза не могут закрыть этот свободный миг, чтобы движению материального солнца было бы также хорошо угадывать мысли из чуда движения человеческой сущности. Отгадает ли она, как быль в прошлом претворяет твои задумки и холодным расчётом ты опережаешь сегодня всю турбулентность внутренних слов, чтобы твоё мужское эго останавливало частичку счастливой юности и медленно происходило движение к личной пустоте за формой объективности земли?

Как бы сладостно дотрагиваясь до новой надежды, ты держишь в руках свой апломб юмора и ждёшь, что космические тени помогут тебе выбраться из этой ситуации и новому дню не станут мешать изобретать спокойный сон психологического самоутруждения и логики к трудной задаче быть человеком. Не для себя самого, так видело было солнце твою определённую картину мира и каждый новый день твоего сознания отдавал бы приказ к личной выгоде, но не сегодня, ведь в это время неподвижные звёзды соединяют на небе свой каузальный круг по объективности былого счастья и моды быть любимым, как когда то на вчерашней вечеринке из философской формы обращения к счастью. Ты медленно снимаешь свой пиджак и тонкие капли дождя ещё бегают по волосам, внутри прикрываясь холодной убеждённостью в большем благе жизненной утопии. Через минуту ты смотришь на порог собственного сердца ожидания личной выгоды и делаешь объективный шаг навстречу своей идеальной красоте личности. Не сегодня в сером свете прошлых грёз она движет этой же сущностью психической аксиомы говорить сама с собой, чтобы тебя понимала даже твоя жена и гордо улыбаясь притворялась новым утром происходящего чувства осознания счастья, к которому ты вечно стремился быть наследником цены за прошлое прожитое время. Что движет тобой, то и говорит о случайности философской свободы завтра, пока Омикрон Кита ещё несмело улыбается, прищуривая новое зарево исчезнувшего мира параллелей у твоего носа. Жизнь из этой замкнутой, говорящей ловушки каузального света сочится и стонет сквозь предельное вращение планетных идей, созданной социальной гласности и мирно притворяется человеческим духом, который не прочь воспротивится отражать свою убеждённую ценность внутри человека, как подобие оказуаленной гордости и сияния вечной муки антагонизмов бытия материальной свободы. Это предчувствие заставляет землян видеть свои переживания и чётко ставить первый взнос на гуманной роли выбора между тщеславием и корыстной сущностью проживать каждый человеческий миг в оголтелом, потустороннем родстве мифа о свободной личности внутри человека. Думаешь ли ты, потому что идёшь из ночной пивнушки, или соревнуешься быть странствующим отличником мира преград к удовольствию, но жизнь не твоё мнимое движение напротив образа человеческой сущности, а состояние его определённой формы неподвижности говорящих звёзд, в чьих глазах ушли свобода и мир плыть по течению бесконечного счастья, чтобы ценить эту мнимую форму движения жизни напротив.


Нарочно связанный, в пути последнего ожидания


Чёрный шёпот притворялся сном и наяву свет его блуждал, открыв глаза, что для тебя стало новым ожиданием вечности..


Уходящими спектрографами вдаль смотрит твоя вечная надежда найти последнее право на этой Земле. Нагибаясь и крича от ужаса, рисуя равноправный крест и полуденный мрак в согнутом положении сердцевины своих дней жизни, ты тащишь груз по следующему кругу кармических приключений, в которых сам же и пробуешь диалект на своём лице. Не мимика схожа внутри символизма личности, а тонкое чувство юмора в преддверии завтрашней встречи, по которой бывший коллега изобретательно будет учить тебя новому праву на уже отжившем поле явной формы этой Земли. Стала ли она гелиоцентрическим спутником материи твоей воли, когда нибудь созданной внутри философского снисхождения на землю ещё одного Будды, но стройные томики о путешествии во власть к центру Вселенной будоражат краеугольные ночи и томно зовут по пройденной колее гордого мрака. Не освобождая свой шёпот внутри сомнения, проходит за следующим шагом мир призрака, в чьей форме уже нет земли и стало пусто и темно в городских трущобах обычного ужаса жизни. Жить ли странным предчувствием к её чёрному шёпоту о силуэтах символической притчи в сознании мира, или искать вдаль глазами свою последнюю Землю на право обладания в ней статусом нового человека?

Связующим звеном блуждания твоих мыслей ещё раньше были те же образы, что сковывали мир элегии забытого разума коллективной свободы. Но как только наступала жаркая осень, все приготовления к ней сводились к оценкам слов в поведении уже наметившегося ужина внутри «говорящего Нового года», и отмечая эту способность думать, как и плыть по просторам новых экзопланет, сегодня ты решаешь, что играть на нервах с собственной головой не так уж и близко, внутри не прекращающегося чёрного шёпота забывания своих несбыточных надежд о жизни. Снова ей связан ожиданиями о будущем, но проходишь по «горячему песку», чтобы убедиться в своей пригодности говорить то, что обычно думаешь делать над праздничным столом в уморительной обстановке вечера и складывающихся чувств состояния новой встречи. Эта длительная окантовка сюрреалистической формы будущей надежды не покидает тебя и вновь происходит, как затемнённый образ космического наследия жизни, в который входит будущая часть твоей мирной надежды существовать на планете. Сюр или нет, но снимая шляпу ты создаёшь её форму обстановки всё больше напоминающую древний мир и категоричность ужаса в песчаной обстановке влажности и благородства перед иноземным превосходством другой расы мифов и идей. В каждом взгляде людей из наверного прошлого мир выходит из под контроля и попадает в ночную сферу полной луны, где восприятие иноземной власти также притягательно, как конструирование новой компьютерной игры, или рисование картины Сальвадора Дали на утренней росе из футуристического возгласа быть лучше чем «они». Может издалека ты видишь свою свободу, как полноценный шёпот рацио в чёрной оболочке неолингвистических прообразов мифа пребывания в аду, но скоро может быть, что одна из пропавших экзопланет станет твоим ужасом в мире потухших звёзд, которые приближают образы космической надежды во времени. Спросило ли солнечное тождество, как холодно убеждать себя сегодня быть маленьким человеком на преисподней каторге вокруг движения Вселенной с тысячами звёзд. Их оболочки и радиус наклона так и спрашивают твоё имя о прошлых материальных прообразах в современной жизни, но не видят ответа в своей судьбе движения по кругу центра постигаемой ныне Вселенной. Жестоко и морально подавлено стало уже вчера и видимый мир не стал оборачиваться твоим зеркальным эхо, а просто положил деталь внутри приспособления к жизни и смирно ушёл в свободный оттиск взглядов на свою космическую логику пребывания на экзопланете.

Последний ли дух права состоит в твоём образе деяний сегодня, он ходит как говорящий шёпот в потусторонней гордости изжитого нрава движения космических идей. Такими они тебе кажутся сегодня на дымке чувства современности, которое хочет трогать свою свободу мира, но не видит даже открыв глаза, что холод заполняет всю сущность спектрального облика нужной нам Вселенной и звёзды лишь мелькают по правому краю могущества своей последней мимики быть героями сплетен и вещей в небытие забытого чувства о свободе. Как будто бы тонким скальпелем врезается боль из скалистого террана, внутри соединённого формой потусторонней земли и видимый рассвет притязает на будущее всего человечества в том же космосе. Но рисуя свет прядями по кругу эквивалентов своей жалости к себе, психологические линии бытия всё чаще становятся тобой же и отвращают весь видимый мир от наития внутри образа мудрости. Донести ли до него, что завтра пустоте тело земной поверхности уже олицетворяет новый день и трогательные формы философии, как духи природы распрямляют свой мифологический экзистенциальный свет на условный космос? Которым стало твоё превращение в будущую форму представления своей сердцевины дней на логиках того же нового чувства современности и бытия личного счастья. Ближе ли к свету дальше ли чёрный шёпот уходит за тобой вдаль, этого ты не видишь, и отражённое тобой сознание превалирует над эталоном мудрости, несёт его сквозь время и дышит успокоительным нравом психического чутья. Связанный в себе полуденным мраком и равноправным крестом за полноценными мыслями о мире, всегда хочется приобрести любимую книгу на серьёзную тему обсуждения суровости жизни, за этой ли гранью её грандиозного провала, выжидающего всё те же тени меркантильного чуда в обременительном существовании планет вокруг идеи солнечного тела галактики. Ближе ли обсуждает нрав эту свободу, так и хочется искать сюрреализм в окружающем мире преград и довольствоваться ожиданием своего тела на бесконечном плато космических форм бытия. Представляя их сжимают кулаки те, кто хочет освободиться от земного притяжения и взлететь к несносной культуре мира превосходства над другими, себе ли подобными в этом космическом идеале логики жизни, но точно такими же внутри происхождения экзопланет из будущего притязания к любви внутри искусства видеть.

Над этим эталоном ты вновь и вновь обладаешь чертами земной схожести блага прародителей и тонкими голосами стонет уморительное поле притяжения к земле, чтобы холод внутри твоих глаз ещё держался и не таял, как превалирует философия ужаса над преобладанием готической атмосферы к постоянному нраву побуждения быть собой. Создавая естественные линии красоты твой равноправный крест не усложняет движение материальных звёзд, по которым рассчитывали строители пирамид свою монограмму в лучшее будущее и видели это завтра внутри окаймлённого ужаса, летающего философской ступенью познания к пределу твоей состоявшейся ныне жизни. В такой душевной маете и тяге к науке, садясь на коня внутри идиомы личной выгоды, ты не хотел бы стать упорным мстителем и понятной порчей среди мифологического бесчинства дружелюбного склада ролей внутри твоих мыслей. Дружит ли черепаха со своей слепой, колючей жизнью, чтобы превратиться в будущее лучшего образа знания, ей всегда помогает созданное превосходство внутри состояния мудрости, прожитой к новому счёту времени. Где планеты изгои в сердцевине материального ужаса космического происхождения квантовых полей тоже хотят видеть тебя в слепом предмете доигранной сказки быть человеком. Не таким как все, таким же как роли в будущей социальной моде и вовлечённости к гордящемуся уровню своего познания лучшего в самом себе. Постоянно сливаясь с этим представлением космической панорамы жизни, ты проходишь ещё больше смысловых чувств, но чёрный шёпот давит твои тени и ловкой колеёй забытого вчера ищет пределы внимания, к чему бы обратиться внутри и предсказать лучшее право стать постоянным героем. Движение предела чувства пролетает экзопланету, чтобы её изгой слегка наклонил голову внутри космических параллелей быть мужественнее и разносить своё чутьё на благородство другого толка предания. Предлагаешь сегодня выждать ещё день, но уже внутри за дымчатыми сводами существования мира из земного сходства бытия, ты стал похож на кого то, кто видел твои философские черты на протяжении целого ряда времён и эпох. Куда водили лучшие оценки за материальные блага твоих друзей и коллег, и когда то умели им предлагать сподручное дело из созданной космической причины стать последним ожиданием не связанного чувства превосходства перед собой.


Оформление цирковой параллели твоего счастья


Зайди вперёд и солнце кружевами тонких линий касается иллюзии быть с ним, но общий холст пути назад не знает физика в пределе твоей жизни..


Ты был ещё маленьким мальчиком внутри теплящего сердце пережитка о серой форме времени и ветер огнём играл в голове, в когда то потухшем образе идеала солнечного счастья. Было легко уговорить своих родителей обучать их тебя ощущению счастья, но зайдя вперёд всё думаешь о цели твоего внутреннего мира, как переплывающий свод Харона в потусторонней жалости к своей личной погоде сумрака быть здесь. Где здесь? Да, в этом юмором прикрашенном взгляде на ценность твоей личной заслуги перед движением внутреннего счастья к тебе навстречу, чтобы говорить о чувствах солидарности открыто и уметь этим чувством управлять без крайней выгоды и отвращения в беспокойном космосе переливов власти. Пуская остановило время твоё сознание, оно уже давно как и часы не ходит и стоит на будке предполагаемой родственной жалости к самому себе. Когда тебе стало под пятьдесят лет, тот же крайний верх субъективного счёта жизни уже не верил твоему чутью и снова сводил грани подземелья Харона, чтобы чувствовать своё приземление на тёмном пьедестале власти ума над созданной иллюзией гордыни впереди. Она одним движением снисходительно уговаривает дружить с мальчиками из соседнего двора и по московским улицам прохожие идут ей навстречу, чтобы иметь форму светлой оценки будущего мира надежд. Они светлые облака в предзнаменовании к чуду и отверженной власти быть гедонистом до мозга твоих костей. Видеть богатое приземление спутника Харона под полноценный вид планетной формы блага Плутона, где он хоронит своих детей, чтобы завтра уже в светлом сне видеть их блики в окружающем космосе на новых днях галактики Млечный путь.

Танцуешь о осуждаешь свои параллельные линии, как цирковой зодчий и предрассудок милой власти быть маленьким и удобным для других, но твой возраст взращённый под символом новых свобод всё ещё будоражит кровь и осознаёт чувство собственного достоинства внутри циркового представления гиблой надежды жить. Осуждая своих воспитателей летает одна и та же комета внутри психологии образа счастья, поймав её ты свергаешь новые правила в своей жизни и снова отдаёшь ей блага для растраченного возраста в умах повседневного блага для себя. Было оно не всегда твоим и становится тошно от мысли существования философской принадлежности быть человеком, но каким? Маленьким ли мальчиком или внутри отражающим мужество мужчиной, в красоте исподлобья сдвинутых статусом бровей, их опущенный вид сегодня также говорит тебе, что думал бы о себе в молодом возрасте химерический спутник Плутона, когда заходил на последний остров жалости и благодарил его, что стал опять молодым. Танцуешь внутри тесной комнаты и некого спросить сегодня о мудрой притче, как хорошо быть маленьким мальчиком и хоронить время в ролях выдуманной формы блага для других. Эти образы внутри серых стен стали мелькать из под кровати и так быстро норовили выползти из под лучшего края подсознательной маски о будущем в твоей жизни. Маленькая ли она будет впереди, ты ещё не знаешь и время переносит чутьё свободы образа на тонкий шелест твоих иллюзий, чтобы жить хоть одной ценности и не утопать в причинных разговорах твоих родителей. Они спят в своём мужестве на том же верху одноголосной музыки и не слышат твоих внутренних привидений, что только что вылезли из под кровати и медленно шастают внутри каверзы поговорить о чём то лучшем. Спросив их в какой из дней ты стал бы умнее самого себя, только тишина заполняет тёмную комнату и отблики мебели в сторонней тишине отговаривают тебя снова заснуть, чтобы выждать это преимущество перед движением утра.

Назад Дальше