Поскольку сад Гесперид был, что современники скажут, «параллельным миром», то попасть туда было даже сложнее, чем в ад. Всё-таки Геркулес не был монахом, расчёсывающим собственные струпья. Самœ дальнее, докуда он дошёл это место, где объём начинал переходить в плоскость. Глаза Геркулеса отказывались воспринимать начинающуюся двухмерность, только его слух мог слышать напряжение мышц Атланта, держащего небосвод.
Мне нужны яблоки Гесперид! прокричал или прошептал Геркулес.
Как тебя зовут? спросил Атлант.
Геркулес сказал, как, и сказал, что ему нужно только три яблока.
Я принесу их, как-то сразу ответил Атлант. Но тебе придётся держать это небо.
Я согласен, сказал Геркулес. Только я тебя не вижу.
Подними руки верх.
Геркулес поднял, и в руках его оказалась чудовищная тяжесть. Он покрылся потом, и по всей земле вдруг пошли туманы, так как он держал небосвод слишком низко. Атлант же пошёл в сад, где встретился с драконом, его охраняющим. Дракон был создан из конечностей, которых лишили того самого змия, и он охранял золотые яблоки, так что Атланту пришлось обойти этот сад и столкнуться с Грациями, которые, не дожидаясь его просьбы, вручили ему золотые шары, в строгом смысле яблоками не являющимися. Но Атлант взял шары, решив, что с полубога будет довольно и этого. Он вернулся обратно, к Геркулесу, который чувствовал, что небо вот-вот рухнет и так оно и вышло. Но Атлант, по счастью, вовремя подхватил небосвод, но выронил при этом шары в Океан. Геркулес нырнул туда с головой, но здесь Океан был плоским, так что Геркулес на время лишился прежней формы, и его закоротило, если так можно выразиться, и перебросило мимо самых поздних времён, когда уже наступил Византийский эллинизм при византийских таксиархиях, к самым ранним, когда ещё не определились с первоматерией, потом опять к самым поздним, когда безносый Юстиниан через канализацию вернул себе престол, потом опять к самым ранним, когда ахеяне и трояне устроили битву при кораблях и когда, моя любимая, ещё не пробудилось в полной мере милосердие в тебе.
ЗЛАЯ И ИЗБЫТОЧНАЯ ЦИФРА 12
Третьего марта завершилась последняя триада римских Сатурналий. С особым рвением Симон Маг отмечал возвращение мёртвых в зимнее солнцестояние и в упор не желал замечать христианскую символику европейских язычников, которую сходу же заметила Елена
Давай не будем об этом, а? устало попросил Симон Маг.
Елена Прекрасная не послушала его и бросила перед ним первую Рыбу из созвездия Рыб, и была она с молóками. В храмовые лепёшки с рисунками месяцев Елена добавила дымянку и стала есть и хрустеть, словно жвачное животное. Наступил мужской космический порядок Ареса-Овна, Аполлона-Льва, Зевса-Стрельца, Гермеса-Близнеца, Гефеста-Весов и Посейдона-Водолея. В утро и полдень Огонь из Воздуха рождал шесть «плодов духа»: мартовский мандарин, июльский нектарин, ноябрьский банан, майскую грушу, сентябрьское незнакомое авокадо и январский лимон. Двенадцать дней перед Рождеством освящались греческими именами на стене: Ιάκωβος του Αλφαίου, Θωμάς, Ιάκωβος του Ζεβεδαίου, Βαρθολομαίος, Ανδρέας, Ιούδας ο Θαδδαίος, но вовсе не поэтому двенадцать китайцев из обновлённого совета Далай-Ламы запретили апостолам проходить сквозь еврейские врата Небесного Града, сквозь которые уже прошли Рувим, Симеон, Левий, Дан, Неффалим, Гад, Асир, Иссахар, Завулон и Иосиф. А почему же? Симон не знал. В общем, там десять сыновей Иаковых встретили паладинов Карла Великого и рыцарей Круглого Стола, что одновременно спали с француженкой Рете, изношенной развратом, и управляли двенадцатью часами дня в ожидании врат и камней Святаго Града и в ожидании руки ангела, которая бы им протянула также на всех копьё Лонгина
Давай всё-таки не будем об этом, а? устало попросила ты, моя Geliebte.
Елена не послушала и тебя и бросила перед Симоном вторую Рыбу из созвездия Рыб, и была она с икрой. Елена добавила к ней дымянку, стала есть, хрустеть и напоминать ведьм, что лечили поеданием дымянки свою несуществующую простату. Наступил возврат женщин к хаосу Венеры-Тельца, Юноны-Девы, Цереры-Козерога, Дианы-Рака, Минервы-Скорпиона и Весты-Рыб. В вечер и полночь Земля из Воды доставала для космического древа жизни посреди рая ещё шесть плодов: апрельское яблоко, августовский ананас, декабрьский грейпфрут, июньский персик или абрикос, октябрьское киви и февральский апельсин. Двенадцать ночей Рождества освящались приходом Иоанна, Петра, Матфея, Иуды Искариота, Филиппа и
Симона Кананита, но вовсе не поэтому потомки Али, большие имамы, запретили апостолам проходить сквозь египетские врата ада, сквозь которые уже прошли Иуда и Вениамин. А почему же? Я не знаю. В общем, там двое сыновей Иаковых заместо египетского Ра встретили двенадцать греческих титанов, что проводили ночные часы под звёздами Рыб с драгоценными камнями Аарона, упавшими из его нагрудника благодаря золотому копью, но мистический смысл ангельского копья оказался для Иуды и Вениамина непознаваемым, хотя они, как и прочие Колена Израилевы, тоже стояли за сод (סוֹד), за мистический смысл, тайну знамён Востока, за этюд и надежду, за голос Марины, в богатстве кричащей: «Мир и безопасность! Не потерпи кораблекрушения в вере!!!», но в нищете она запела, кстати, греческим распевом, «Взбранной воеводе», немного-немало, и за новую вечную жизнь запела она, за слияние запада и востока в двух совокупляющихся черепахах, ибо так сказал Господь Бог: «Согласно вашему же эллинскому буддизму, вы понесёте семеричную эволюцию существования человека за китайский талисман на ваших шеях, и тогда узнаете, что Я Господь Бог, Дух Истины, Дух Страха Господнего, Дух Мира и Премудрости!» Сии суть слова, которые Анна и Елена, дочь и мать, услышали от архангела Сахиэля, но ввиду испанских перипетий они почти сразу забыли эти слова, и слова покоились, как древние монеты, дожидаясь археолога, и превращались в единственно важный вопрос, ибо архангела Сахиэля никто не знал, ну, хорошо-хорошо, ты не знала, Марина не знала, но его знал рыцарь монет, что питается, как царь, тучными яствами, рыцарь по имени Ашер, или Асир. Это был восьмой сын Иакова, второй от Зелфы, но Асир был известен не по ответу на этот единственно важный вопрос, не по озлоблению на глупого, когда он досыта ест хлеб, не по отождествлению с идолами чужими, что дают Новый завет на армянских языках, не по внушению Мухаммада ибн аль-Хасана аль-Махди, живущего и по сей день где-то в Кызыле и долго говорящего Воде «отыр»12, «отыр», не по грабежу домов безнаказанных в своих деяниях римлян, коринфян и получивших особое послание Павла евреев на страже у Гроба Господня, не по битью камнями женщин греховных, не по изрубанию мечами срамных сыновей их, не по сжиганию огнём распутных дочерей их, не по концу земли вражеской Оссиановой и островов блаженных, побывав на которых Оссиан умирает, не по словам Агура и его урокам «жёнам юности своей» из первой главы, не по делам Иова в его борьбе с Баалбаритом из второй, не по силе трансцендентного у Даниила в его борьбе с распутством в третьей и не по осуждению актуального интеллекта и формального служения Богу в четвёртой и последней главе из книги пророка Малахи, но по своему завету о двух видах зла и добродетели, который его колено, Колено Асирово, чтило только в четверг, в день животного мира в воде, и который до наших дней дошёл сохранённым в неизменном виде, пожалуй, не без помощи Малахии, Даниила и Матфея, только в рецессиивном виде у двух старцев нашей эры, сидящих на двух престолах. Справа сидящий держал букву ламэд, слева сидящий букву вав. Справа сидящий был шестьдесят восьмым из семидесяти апостолов Христовых по имени Ахила, слева сидящий шестьдесят девятым из семидесяти апостолов Христовых по имени Ахаик. Оба были из Ефеса, были полны скрытого смысла, воображения, запредельной привязанности, сокровенной неопределённости, силы архетипов, разногласия в неподконтрольных и необъяснимых высших идеалах, но милосердие было свойственно им, но и похвалу от женщины на картине Бугро получали они, звучащую как предложение любви, как вновь обретённый рай, ни свободного места для зла, ни трансформации влажных и скользких обитателей Воды, ни разрушения несотворенного и нетворящего будущего в этом раю не будет, ибо пусть два старца-апостола будут перепиливаемы и подвергаемы пытке, но жёны получат умерших своих воскресшими, с такими же бородами, как у апостолов на престолах, только у Акилы или Ахилы она была покороче и разделена на пять прядей, каждая из прядей соответствовала чему-то, а у Ахаика была неприлично длинной и кончиком-кальмаром упиралась в ХРИЗОЛИТ, в который была всечена буква:
четверг
В первую из пяти прядей Акилы или Ахилы были вплетены лекарственные, высокие, прямые и неприхотливые гулявники из сада служанки Лии по имени Зилпа, которые изначально росли для второго из двух её сыновей, для Асира, во второй из пяти его прядей сияли несотворенным и нетворящим будущим Согдиана и Заречье за Ефратом, где мамлюк Хаджжи II, Миларепа услышавший в 1382м году, под вопль охотников подло разбил славное войско шапсугов из города Навои. В третьей из пяти его прядей наш добрый друг и пророк Симон Маг вкушал всю прозрачность правил этой Воды, то есть уже Огня, вернувшегося вновь в Огонь, то есть уже в Воду, и Водой оставшегося, ибо было две Воды, два Огня, но Вода была позже, поэтому Вода и осталась, тем более известно, что последнее место Воды уподобление, ибо «стихия Вода есть самая бесформенная материя», если поправлять Фалеса, ну а Огонь, ну тут уж я добавлю от себя, без исправлений, Огонь это единое воплощение пяти разных существ дельфина, вепря, совы, сокола и синего коня Посейдона, причём каждое из этих существ обрамляло портрет голой Елены Прекрасной на тёмно-синем фоне глубины её странных глаз, в которых отражался профиль старого коринфянина Фортуната с круглой бородой среди свежих и зелёных акул, с её губами Беатриче, на которых вместо помады подтаивал, как действие весны, поцелуй влюблённых, умерших на сожжение, с серёжками её ушей, выражающими чьё-то романтическое представление времён эллинизма, со сплетением морских раковинок её грудей, похожих в своём колыхании на белых голубков Марины, и со жемчужным ожерельем, украшающим мечтательность её тела вымершими в незапамятные времена и разными на вкус и цвет товарищами-рыбёхами. В четвёртой из пяти его прядей был вплетён эх, не хватает больших букв для камней был вплетён аметист, в который была всечена последняя буква греческого алфавита стоп, аметист, аметист, а аметист, получается, это тридцать шестой камень!!! Таким образом, я могу теперь уничтожить Льва и воскресенье!!! Я отнесу аметист тебе, любимая моя, Geliebte, и затем мы займёмся любовью в чужом саду, где свежие, зелёные и водянистые душистые соединения из сада служанки Лии по имени Зилпа будут сквозь мистический смысл и тайну знамён Востока осуждающе поглядывать на этюд наших голых тел. Из серии соединений особенно будет выделяться белая убивающая роза. (Звук падающей скамьи).
Ωω
Семидесятый и однозначно последний из семидесяти апостолов Христовых по имени Фортунат превращает Иакова Алфеева в Симона Кананита и за этот косяк в порядке перечисления апостолов из двенадцати отрубает апостолу из семидесяти Акиле или Ахиле пятую из пяти прядей его бороды, в которую были вплетены не свежие, не зелёные, не водянистые, но вполне себе бумажные титры с именами актёров леса (0), играющих в этой книге. Актёры были жертвами, и очень много жертв оказалось в этой словно Восьмой Мировой Войне, поэтому никакœ торжество побед не восполнит подобных утрат, равно как и не восполнит их серийнœ производство новых людей. Голая невеста вампира снова оказалась под замерзшим Ниагарским водопадом, но вторая часть её ледяного плена обещала быть куда более обнадёживающей, ибо сделка с демоном прошла как положено, бородач её опять убил, сердце её каменеет в одном из сосудов, пока во втором находится мгновенно окаменевшее сердце её любовника, жениха-вампира, который вот-вот, уже сейчас, появится здесь, озарённый созвездием Рыб, уничтожит ненавистный лёд и замрёт напротив неё идеалом, как Христос среди битого стекла, протянет ей руку и скажет:
Hier kommt die Sonne13. Оно согреет нас, а из облаков опустится заново лестница, и по ней мы дойдём до нашего рая. Желтые гиперболы параллельных миров пронесутся мимо нас, подобно маленьким спичкам, а Господь Бог отберёт у нас клыки вампиров и подарит взамен тёплые губы жениха и невесты
Но он не появлялся. Лёд не разбивался. По-прежнему было холодно.
Зато Елена с демоном Тифоном по левую руку и маленьким бородачом по правую внимательно рассматривала два сосуда между ног у Сфинкса, в одном из которых билось мужскœ, а в другом женскœ сердце.
Вот вы и нашли вашего Сфинкса, госпожа начал было бородач, но Елена его оборвала и мановением руки обратила его в два листика шпината.
Он больше не понадобится, сказала она Тифону. Как его звали?
Это был средний бес по имени Камиль, ответил Тифон. Его уже побеждал Заратустра, правда, ценой собственного духа.
Замечательно. Елена протянула руку, чтобы взять каменнœ сердце Сфинкса-вампира, но в последний момент отпустила. А теперь доставай её.
Тифон выплюнул изо рта египетскую Корону магов, которую Елена так и не отдала свœму мужу, которому эта корона предназначалась по праву. Солнце замигало, Елена надела корону, достала из сосуда сердце невесты вампира и успела раздавить его, пока оно ещё не окаменело.
А вот от сердца Сфинкса нам избавиться не удастся, поэтому мы используем его в своих целях.
Куда же мы направимся, госпожа?
Естественно, в Египет. Нас ожидæт зодиакальная война
Уже четвёртая по счёту
Да, четвёртая. Ни одно Воскресение из мёртвых не обходится без войн, поэтому вперёд! Держи. Елена сунула в рот Тифону кровавые листья шпината, которые Тифон тут же нечаянно проглотил. А Елена с мрачной грустью вздохнула, даже несколько прерывисто. Я развязала Троянскую войну и теперь не могу остановиться развязывать всё новые и новые Даже муж не поможет мне остановиться
Даже мамы скажут, что хорошие мужья финишируют первыми, сказал Тифон.
Возникло неловкое молчание. Без намёков на светослужение
Мать ничего плохого не скажет, неуверенно замямлил Тифон, который хотел подмазаться к Елене, но прекрасная жена Симона Мага внезапно стала миражом. Ниже себя Тифон ещё немного видел её туманные очертания, но выше не видел и, если верить Учительнице, периодически отвлекающейся от чтения Джека Лондона, после растворения Елены Тифон попал аж в саму Брянскую область 1874го года, где увидел похожую на Елену девушку с коромыслом в форме голубой подковы в нежных лучах северного сияния. Девушка в венке молчала, но издалека до них доносился матерный шум. Это была вечеринка у губернатора. Тифон потом пойдёт на звуки и придёт к облупившейся двери с надписью «и вот заведение», но пока он стоит, как лысеющий по вражеской ненависти Зейн аль-Абидин, ибо перед ним как будто та самая икона, пришедшая на светослужение в Россию through the moon and the sun. Canto duccelli14 постельные трели, нó как и мы не созрели, так и Тифон не созрел до ответа девушки-Коралла. Девушка-Плакун-Трава протянула ему приветливые лепестки ядовитого дорóникума и вот что сказала:
Я Анна. Дочь Симона Мага и Елены Прекрасной.
(ять, ю и юсы, фита)
Был всё ещё березень-март, мамы всё ещё говорили, что хорошие парни финишируют первыми, но мать же ничего плохого не скажет, не так ли? Женщина вообще довольно милая нелепость, если вспоминать мудреца Достœвского. Вот, например, чёрной вдове присуще сострадание, этим и обусловлено пœдание ею самцов. Шторм смотрела на идиота X и думала-думала, и надумала с ним расправиться, ибо её жизнь всё более и более походила на пародию. Раньше был миф, где сын был и любовником, и отцом, и богом, а сейчас вся мужская ипостась олицетворяется перед Шторм в лице князя X, поскольку Y всё время на работе, в экзальтации кадрит любовниц, к которым Шторм ревнует жутко, и это при полном отсутствии любви к Y. Но Учительница плохая ведьма. Она не сможет в кастрюле с зельем утопить корабль лубочной жизни. Что же делать? Восьмёрка, валет и туз. Все пики . Похоже, ничего. Дева, заточённая в крепости. Только ждать обломка от гиганта, брата по крови, принца Нарайю. Как Водолей в виде воздуха-аскета, он снесёт суд этих Рыб и разрушит мир этих же Рыб, и Рыбы будут мертвы. Но надолго ли? Нет. Мир без жертвы Авраама всегда идёт по кругу. В двести тридцать первый раз всё повторится. Будет восстановление и возвращение, и Рыбы, как и прочие знаки, вновь оживут. Как всегда, одна Рыба завершит зиму, а вторая принесёт весну. Что Рыбам смерть? Тем паче, Рыбы имеют две не сознающие себя половины. Совсем как князь. Что смерть для X? Он же идиот! Безобидный, правда. Но она ж Иштар, чёрт возьми! Что ей за дело? Учительница вздохнула. Она отложила книжку Джека Лондона. «Martin Eden». На английском. Ей не хотелось дочитывать. Она и так знала, что Мартин «сойдёт с корабля». Почему бы не сойти с корабля и князю? Прямо в суповой набор для Y?! X и так нарвал в поле лютиков и получил куриную слепоту в виде тишины. Потерял дар речи, но при этом, что странно, стал выглядеть только глупее. Не Иммануил Кант, скажем прямо. Не либеральный валет пик от мира философии, когда пикóвым тýзом выступæт всеобъемлющий Хайдеггер. Но в плане значения что Кант, что Хайдеггер равны друг другу, они как чёрные туры немецкой культуры, чьих немецких дочерей заражал венерой белый визирь Y, который, наконец, вернулся со своих гуляваний в чиновничьем клубе: