Чуть в стороне тусовались телевизионщики с микрофонами и видеокамерами. Оператор в оранжевом жилете с надписью «ГТРК Тверь» на спине, снимал «митинг», установив штатив на небольшой площадке перед входом.
Михаил Олегович окинул сборище хмурым взглядом, процедил:
Да, это он. А где полицейские?
Сейчас! засуетился очкарик, вытаскивая из кармана сотовый телефон, вместе с блокнотом, ещё одной связкой ключей, тремя флешками, заскорузлым носовым платком и пластиковой коробочкой сахарозаменителя. Всё это, разумеется, посыпалось на землю, чертыхаясь, хозяин опустился на карточки, запихал выпавшее имущество обратно, поднимаясь же, чуть сам не упал. Поскольку наступил на полу собственного плаща.
Петелин поморщился.
Да что вы дёргаетесь?! Просто позвоните Мансурову, пусть он пришлёт наряд.
Да, да! Линцевич распрямился и принялся тыкать в кнопки набора. Телефон у него был древний, потёртый, с заклеенной полоской скотча трещиной на дисплее.
Тем временем оратор, а если быть точнее Московский галлерист Генрих Пульман, года два назад взявшийся переделывать здание Речного Вокзала в некий «развлекательно-выставочный центр» (не на свои деньги, разумеется, на государственные), заметив приехавших, встал в позу «Ленин на броневике» и заорал на всю набережную:
Вот они! Те, кто собирается уничтожить уникальный исторический памятник! Господа, телевизионщики, хочу вам представить: олигарх Михаил Петелин, а с ним Игорь Линцевич лжеучёный!
Телеоператор тут же развернул камеру, корреспондентка приготовила микрофон.
Здравствуйте! Петелин широко улыбнулся, показав ослепительно белые зубы. Что за шум, граждане?
Что за шум?! Пульмана аж перекосило от возмущения. Нет, вы слышали?! Да я такой шум устрою мало вам, господин олигарх, не покажется! Я до Президента дойду!
Он повернулся к телевизионщикам.
Где это видано?! Слуги а если уж быть совсем точным, холопы, этого вот господинчика, нас, представителей творческой интеллигенции, не пускают в восстановленное нами же историческое здание! Спрашивается, на каком основании?!
Журналистка взглянула на Петелина.
Это правда?
Тот улыбнулся ещё шире.
Правда. Однако мы вовсе не занимаемся самоуправством. Просто, находится посторонним в здании Речного вокзала в настоящий момент опасно. Можно споткнуться, провалиться куда-нибудь. Получить травму.
Тут олигарх неожиданно подмигнул галлеристу.
Вы меня спросили на каком основании? На основании решения Министерства культуры Тверской области, полученного нами ещё в прошлом году, седьмого октября. И вы об этом прекрасно знаете!
А что это за решение? заинтересовалась телевизионщица.
Тут вмешался Линцевич.
Решение, дающее нам право проводить раскопки.
Прямо под зданием?!!! вновь завопил Пульман. Это же бред! Полный бред! Вы либо ввели всех в заблуждение, либо купили! он ощерился, сразу сделавшись похожим на пирата. Ведь купили, господин Петелин?
Олигарх вздохнул.
Не несите чушь, господин галлерист!
Я не галлерист! взвился его оппонент. Я художник!
Немытые типы за его спиной одобрительно загудели.
Корреспондентка помотала головой, явно пытаясь вспомнить можно ли проводить археологические раскопки под зданиями или нет.
Что вы хотите там найти? наконец спросила она у очкарика.
Долго рассказывать, поморщился он.
Ничего, мы никуда не торопимся! поощрила его журналистка.
Ну
В этот момент к зданию Речного вокзала подъехала машина ППС с включёнными проблесковыми огнями. Правда, без сирены.
Вот, смотрите! снова заорал Пульман, тыча пальцем в вылезающего из УАЗика пожилого майора с недовольной физиономией. Посмотрите, кому служат в Твери полицейские! Московским олигархам!
Художники взволнованно загомонили.
Добрый день, уныло произнёс сотрудник правоохранительных органов, подходя к пикету и небрежно отдавая честь. Майор Фомин. Что тут происходит?
Форменное беззаконие! из толпы небритых живописцев вынырнула экстравагантная бабка в ядовито жёлтой широкополой шляпе, с прозрачным пластиковым зонтиком. Почему-то раскрытым, хотя никакого дождя не наблюдалось.
Она подскочила к полицейскому и принялась трясти сухоньким кулачком.
Мы восстанавливаем Речной вокзал вот уже два года! Укрепили шпиль, перекрыли крышу, двери поменяли! бабка махнула рукой в сторону здания. И что же?! Две недели назад, мы приходим сюда, а нас отказываются пропускать внутрь! Какие-то, я не побоюсь этого слова, жлобы в форме и с дубинками, не разрешают даже близко приближаться к зданию!
Уважаемая всё так же уныло начал полицейский.
Ираида Васильевна, подсказала старуха.
Да. Уважаемая, Ираида Васильевна, за эти две недели я уже в пятый раз вам объясняю: на территории Речного вокзала, в настоящий момент посторонним находится запрещено, поскольку там, внутри, проводятся археологические раскопки!
Это незаконно! снова завопил, на этот раз уже фальцетом, Пульман. Копать под зданием преступление! Вы хотите, что бы оно рухнуло?!
Я хочу лишь, что бы вы прекратили несанкционированный митинг и разошлись, майор недовольно покосился на телевизионщиков. В противном случае, мы будем вынуждены применить силу.
Видите?! обрадовался галлерист, потрясая указательным пальцем перед объективом камеры. Нам угрожают! Вместо того, что бы призвать к ответственности этих. зарвавшихся московских нуворишей, наша доблестная полиция набрасывается на художников!
Никто на вас не набрасывается! разозлился, наконец, сотрудник правоохранительных органов. Вас по-хорошему просят разойтись.
И это вы называете по-хорошему?! Пульман снова повернулся к телекамере. Вы снимаете?
Снимаю, оператор кивнул.
Так вот, запомните! ощерился галлерист. Сегодня, двадцать девятого апреля, две тысячи четырнадцатого года, я предупреждаю всех: ничем хорошим подобные, с позволения сказать, раскопки, не кончатся! Либо здание рухнет, либо ещё что-нибудь случится. И погибнут люди!
Ну, всё, вполголоса произнёс Петелин. Мне это надоело. Товарищ майор, он повернулся к полицейскому, приступайте к выполнению своих прямых обязанностей. Вызывайте ОМОН.
Служивый тяжело вздохнул, отошёл в сторону и полез в карман за рацией.
2.
Линцевич ткнул пальцем в лежащий на чёрных пластиковых мешках камень, с остатками старинной росписи.
Видите?! возбуждённо воскликнул он. Это уже пятый, найденный нами фрагмент! Совершенно уникальная вещь! И я был прав! Понимаете, прав! Задолго до появления Отроч монастыря, здесь существовала ещё одна обитель, совсем уж древняя!
Петелин присел на корточки перед камнем, провёл пальцем по едва угадываемому изображению Иисуса Христа.
Отроч монастырь, насколько я помню был построен в тринадцатом веке?
Да, Линцевич с энтузиазмом кивнул. А этот похоже, века десятого. Если не раньше. И возведён он, как я и предполагал, на месте древнего языческого капища. Так что мы на верном пути.
Будем надеется, олигарх встал, отряхнул руки и посмотрел на огромную круглую яму, занимающую почти весь вестибюль Речного вокзала. Вниз уходили деревянные лестницы, горели мощные лампы, справа возвышался сложный механизм, с помощью которого рабочие поднимали наверх грунт, слева ещё какие-то агрегаты.
На сколько вы уже углубились?
«Псевдоучёный», как его назвал Пульман, глянул на бумаги, которые держал в руках и, словно, не веря самому себе, пробормотал:
На девяносто пять метров! С ума сойти можно!
А вот этого делать не надо! усмехнулся Петелин. В смысле с ума сходить. Нам всем ещё многое предстоит сделать. Очень многое.
Да, да, я понимаю! суетливо закивал Линцевич, запихивая отчёты в карман плаща. Вы спускаться будете? и он показал взглядом на провал.
Пока не вижу в этом необходимости, олигарх покачал головой. Вы заморозку используете?
Разумеется! Вчера ещё несколько баллонов ушло. Осталось пять штук. На сегодня и завтра хватит.
Как рабочие? Петелин посмотрел наверх, где на лесах стоял мужик в оранжевом жилете и строительной каске. Он контролировал работу подъёмного механизма. Не бузят?
А чего им бузить? удивился его помощник. Кто здесь, в Твери, может похвастаться московскими зарплатами?! Да я за последние два месяца, среди них, не то, что пьяного, а даже похмельного не видел! Вы же знаете, как в стране с работой. Особенно в провинции.
Да уж знаю, олигарх кивнул. Все знают, кроме нашего правительства и нашего уважаемого президента. У них там всё хорошо Ладно, пойдёмте.
Они выбрались на улицу и попали как раз к началу посадки «демонстрантов» в подъехавший полицейский фургон. Спецназовцы в сферах и бронежилетах особо не зверствовали, да и было их немного пять человек. Зато Пульман буянил вовсю. Орал, сопротивлялся, обзывал майора всякими нехорошими словами, то и дело призывая в свидетели телевизионщиков. Впрочем те уже ничего не снимали, а через пару минут стало ясно почему.
Корреспондентша, увидев выходящих из здания Речного вокзала мужчин, подскочила к Петелину и гневно выпалила:
Это вам даром не пройдёт!
Тот удивлённо задрал брови.
А что опять случилось?
Что случилось?! телевизионщица аж задохнулась от возмущения. Да ничего! Если не считать того, что пять минут назад мне позвонило начальство и приказало прекратить съёмку!
Олигарх пожал плечами.
Ну, вашему начальству, наверное виднее, что снимать, а что нет.
Это ваша работа! журналистка гневно топнула ногой.
Моя работа?! Петелин усмехнулся. Командовать вами?!
Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду! женщина скривилась. Либо вы сам, либо ваши люди, он показала глазами на Линцевича, наверняка позвонили на телестанцию и потребовали убрать нас отсюда!
Олигарх посмотрел на своего помощника.
Ты звонил?
Тот отрицательно помотал головой.
Нет, конечно!
Вот видите, Петелин снова ослепительно улыбнулся. Мои люди, как вы изволили выразиться, на телестанцию не звонили. Я тем более.
Вы лжёте!
Послушайте, вмешался Линцевич, вы вообще понимаете, что сейчас наносите оскорбление уважаемому человеку?!
Ну, хорошо! взбешённая корреспондентша ощерилась. Мы ещё с вами встретимся! Только совсем в другом месте!
Олигарх рассмеялся.
В более интимной обстановке?!
Возмущённо фыркнув, телевизионщица развернулась и, сделав знак скучающему оператору с уже выключенной камерой и сложенным штативом, направилась к микроавтобусу с надписью ГТРК, стоящему на противоположной стороне площади, напротив церкви. Единственного здания, оставшегося от упомянутого Линцевичем Отроч монастыря.
Подошедший к Петелину с помощником майор полиции проводил женщину озабоченным взглядом.
У нас могут быть неприятности.
Да что вы говорите?! неожиданно разозлился олигарх. Неприятности! Это у вас скоро начнутся неприятности! Зачем было тянуть и ждать пока сюда приедут журналисты?!
Полицейский смутился.
Михаил Олегович, ну вы же знаете, бардак в отделе!
Плохо, что у вас бардак в отделе! Очень плохо!
Он отвернулся и быстрым шагом двинулся вправо в обход Речного вокзала.
Линцевич тут же побежал за ним, а майор тяжело вздохнул и решил остаться проконтролировать, как запихивают в фургон последнего «демонстранта». Пульмана, разумеется.
Впрочем тот, едва Петелин покинул площадку перед входом в здание, успокоился.
Это вам даром не пройдёт, негромко, но зато крайне неприятным голосом сообщил он полицейским, пригибая голову и залезая в «автозак».
Ладно, ладно, лениво протянул один из спецназовцев, слегка подталкивая галлериста в спину. Слышали уже.
Затем он закрыл дверцу и фургон, неторопливо развернувшись, двинулся от Речного вокзала в сторону Заволжского ОВД.
Остановившись возле огромного ржавого якоря, олигарх уставился на облупившийся фасад и разрисованные всяким непотребством колонны исторического здания.
«Кто бы мог подумать! Под сталинским ампиром. или как там этот архитектурный стиль называется? замуровано настоящее сокровище!», он посмотрел на спешащего к нему Линцевича, нахмурился.
«Вопрос в другом. Веришь ли ты этому, мягко говоря, не вполне адекватному ботанику? Хм! Скорее да, чем нет. Тем более, с Ивлечевским скитом наш уважаемый Игорь Семёнович оказался прав. Та икона, одна из первых православных икон Древней Руси. М-да. Это было нечто! И дело даже не в её стоимости, дело в другом».
Петелин усмехнулся, вспомнив историю пятилетней давности. Как же, как же! Добровольная передача уникального артефакта государству, средства массовой информации рыдают от умиления, общественность писает кипятком, сам Президент в Кремле пожимает «уважаемому Михаилу Олеговичу» руку. Многочисленные интервью, ток-шоу, документальный фильм на телеканале Россия 24! Ещё бы! Как выяснилось через пару месяцев, после многочисленных экспертиз, подаренная олигархом «народу», почерневшая от времени доска, с едва различимым изображением Мадонны с младенцем, оказалась воистину уникальной древнее её ничего ещё не находили!
«Оно того стоило? Ну, разумеется! И налоговики притихли, и деятели из Народного Фронта сбавили обороты, и слишком уж ретивые, купленные конкурентами с потрохами блогеры, заткнулись. Хотя нет не заткнулись. Просто к их мнению перестали прислушиваться».
Ну, что? поинтересовался Петелин. Господ художников увезли?
Да, Линцевич кивнул. Хотя, конечно, болезнь проще предотвратить, нежели бороться с её последствиями.
Он проводил взглядом очередной грузовик с грунтом, выехавший из-за забора, огораживающего раскопки со стороны набережной, покачал головой.
Никогда я этому полковнику не доверял!
Мансурову?
Да.
Мансуров человек губернатора, наставительно произнёс олигарх. И Москву боится, как чёрт ладана. Знает, что в случае чего федералы за него не заступятся. С потрохами сожрут.
Линцевич расплылся в некрасивой улыбке.
Так может и надо было его сожрать?!
Петелин пожал плечами.
А зачем нам с местной властью ссорится? Пока они хранят нейтралитет, и особо не мешают, глупо трогать их людей. Хотя, конечно, ваша правда, полицейский из Мансурова никакой.
Он ковырнул носком дорогого ботинка кусок осыпавшейся со здания штукатурки.
Вы мне лучше вот что скажите.
Да? его помощник подобрался.
С чем мы всё-таки будем иметь дело, если вы, конечно, правильно поняли перевод? Вернее правильно его осуществили?
Линцевич насупился.
Я ничего не переводил. Я просто прочёл. Что же до того, с чем нам предстоит столкнуться. Понимаете, Михаил Олегович, в сущности, все древние тексты, он вдруг хмыкнул, в том числе и молитвы, стихотворные, если хотите, произведения, иносказания. Символы. Но уж никак не инструкции.
Да, неожиданно легко согласился олигарх, не инструкции. К сожалению.
Он прищурился.
Однако, вы помните наш разговор полугодичной давности? Я тогда довольно ясно выразился: мне нужна именно инструкция! Адаптированный текст, из которого убраны все красивости, все иносказания и метафоры. Чистая информация.
Ну-да, вяло кивнул учёный, помню. И я сделал всё, от меня зависящее.
Очень на это надеюсь, Петелин отвернулся от помощника и уставился тяжёлым взглядом куда-то за деревья небольшого парка, располагавшегося слева от Речного Вокзала, вдоль берега Волги.
«Поэма, говоришь? Иносказание? Будет тебе и иносказание, и поэмы! Нет человека, которого невозможно купить! Ну, не существует таковых в природе! Просто у каждого своя цена».