Я не стал ему ничего платить, всем видом показав, что зол на него за последнюю подставу, и пошёл ко входу в здание, где также имелась стандартная для сочинских гостиниц и ресторанов табличка «Мест нет» и обязательный швейцар на входе.
Добрый вечер, уважаемый, обратился я к нему на английском, не подскажете, у вас можно поужинать? Таксист привёз меня сюда, сказал, у вас хорошее место.
Тот выпучил глаза от моей скорости произношения, затем сразу бросился открывать дверь, и я, порывшись на его глазах в своём кошельке, забитом деньгами, вытащил оттуда двадцать пять рублей. Он тут же принял купюру, ещё шире бросившись открывать мне проход.
Женя, иди сюда, крикнул он на входе, тут американец, лопочет что-то.
Ко мне моментально подошёл аккуратно одетый и вылизанный, словно с картинки, метрдотель, обратившись на приличном английском:
Добрый вечер, сэр, чем могу быть вам полезен?
О Господь Всемогущий. Наконец-то хоть кто-то говорит на нормальном языке, разулыбался я, тыкая в него соткой, которую он, не моргнув глазом, взял, незаметно положив в карман.
Я никак не могу поесть, в ресторанах города подают одно собачье дерьмо, пожаловался я ему.
Проходите, сэр, он пригласил меня за собой, гарантирую, у нас вы сможете достойно поужинать.
Мимоходом он взял у одного из официантов меню и, посадив меня за столик в зале, где играла негромкая живая музыка, отдал мне его. Пробежавшись глазами и слегка удивившись от цен, я заказал несколько блюд на пробу.
И лучшего вина принесите, только бутылку, а то знаю я, как у вас везде сливают остатки, поморщился я.
Только не у нас, сэр, улыбнулся мне метрдотель.
Если это окажется правдой, буду ужинать теперь только здесь, сказал я ему, и он испарился.
Заказ стал поступать ко мне уже через двадцать минут. На столике появились салаты, чёрная икра в больших количествах, затем бутылка охлаждённого вина, а позже и горячие блюда, всё отменного качества, как он мне и говорил.
Когда закончил ужин, я подозвал его рассчитаться.
Шестьсот рублей, спокойно сообщил он мне общий счёт.
Сколько у вас принято оставлять чаевых? поинтересовался я у него.
Обычно десять процентов от суммы, выше уже по желанию гостя, ответил он.
Я дал ему двести рублей. Когда я встал, он лично отправился меня проводить на выход.
Всё вам понравилось у нас, сэр? поинтересовался он.
Да, благодарю, теперь ем только у вас, заверил я его, надеюсь, смогу вырваться завтра.
Будем ждать, чуть склонил он голову, а швейцар быстрее пули открыл передо мной дверь, вытянувшись по стойке смирно.
Ашот, видя моё довольное лицо, спокойно выдохнул и отвёз в санаторий, получив огромные чаевые. Льстиво поинтересовавшись при этом, какие у меня планы на завтра. Я сказал, что пока не знаю, не от меня это зависит, но обязательно ему позвоню. Попрощавшись, он укатил, а я пошёл в свой номер, поздоровавшись с дежурным по коридору. Мою настоящую личность, к счастью, пока здесь не установили, пригодился купленный у фарцовщиков кем-то утерянный паспорт с вклеенным моим фото. Его всё равно никто не разглядывал, поскольку всё внимание персонала ко мне шло только из-за сумм оставляемых мной чаевых, и я реально получал такой сервис, какой простым советским гражданам даже не снился в том же санатории.
Приняв душ и переодевшись, я лёг в кровать и включил телевизор, почти сразу поняв, что после полуночи по нему не было ни единой передачи. Пришлось выключить шипящий ящик и задуматься о планах на завтра. Мне обязательно нужно было дождаться доставки писем, поскольку я хотел их уничтожить, чтобы скрыть улики, дабы у следователей потом не возникло желания сверить почерк и расспросить настоящих людей о том, посылали ли они их мне, а потому у меня был ещё как минимум день, когда прилетит Дима, а уже в понедельник можно было отправляться в Новошахтинск. Оставалось решить, как туда ехать: инкогнито или как есть, и в том и в другом варианте были положительные и отрицательные стороны, поэтому нужно было принять решение до поездки туда.
***
Женя? сильно удивился я, встретив в аэропорту массажиста, а не Диму. А Дима где?
Тот тяжело вздохнул, здороваясь со мной.
Горе у них в семье случилось, Вань, его сестра умерла. Потому он попросил извиниться перед тобой, но они с отцом поехали за её телом в Ленинград.
Что случилось, она же молодая совсем девушка? притворно удивился я, хотя уже знал примерный ответ, он его только подтвердил.
Дима сказал, передозировка наркотиками.
Как такое могло случиться? неискренне удивлялся я, поскольку много раньше и так знал, что это возможно. Варя со своей вечной занятостью специально загоняла себя в такие рамки, чтобы забыть о наркотиках, а вот Женя, отправившаяся в другой город без присмотра родителей, была как раз в зоне риска. Так всё и случилось, подтвердив аксиому, что опиумные наркоманы вылечиваются с крайне низкой вероятностью. Для этого нужно было трудиться как ему самому, так и окружению, так что родители Жени, сами того не зная, отправили её на смерть. Но я специально не вмешивался, чтобы потом в этом не обвинили меня. И без того, помня методы, какими я их дочь увёл из дома в клинику, на меня смущённо посматривали профессор и его жена, поэтому я в конце концов и прекратил занятия у него и постарался в принципе меньше бывать у них дома. Они были мне, безусловно, благодарны, но, как говорится, у меня осадочек от этих взглядов остался.