Дарья Булатникова
Кистень
ПРОЛОГ
В засыпанном снегом лесу царила тишина. Она искрилась в лучах закатного солнца и оседала на зубах хрустящими льдинками. Павлуха ещё раз вдохнул стылый воздух и натянул шапку поглубже на уши. Зябко.
Ничего, другим не лучше. А у него зипун справный, новый. И валенки. Да и ждать уже недолго осталось скоро смеркнется, а грачи по темноте ездить не любят, так что
Громко каркнула ворона Павлуха от неожиданности вздрогнул и чуть было не перекрестился. Вот оно, это Егор знак подает.
Переступив ногами, притоптал снег, отвел еловую лапу, прищурился. В тишине раздавался скрип полозьев по снегу. А дорогу-то припорошило, колеи едва видать. Да и то с утра пуржило, только недавно стихло, словно затаилось все.
Скрип приближался. Больше ничего, пока только скрип. Но вот из-за поворота показались сани, обычные розвальни. Впереди сидел и правил лошадью монашек, укутанный поверх зимней шерстяной рясы в потертую шубейку. Совсем мальчишка, послушник безусый. На голове войлочный колпак, торчащие из-под него уши раскраснелись на морозе. Позади громоздились какие-то тюки, прикрытые рогожей. Среди них едва различалась фигура второй монах, постарше, с пегой бородой. Он сидел, настороженно крутя во все стороны головой, иногда прикладывал левую руку ко рту грел. Правая, под накинутой на плечи дохой, прижимала к груди кожаную суму.
Свист раздался, словно гром с ясного неба, с веток посыпалась изморозь, монастырская лошадка прянула в сторону и, угодив сугроб, остановилась. А к саням уже бежали, проваливаясь в снегу, одетые кто во что люди. С разных сторон бежали не уйти монахам-грачам. Да и невозможно грохнул выстрел, и опрокинулся навзничь молодой послушник. Около головы по снегу кровь, словно рябиновая гроздь.
Второй успел подняться, но к нему, замахиваясь, прыгнули сразу двое. Что-то круглое взметнулось, блеснуло, впилось в висок, дробя кость. Медленно, словно после тяжелого хмеля, осел монах на рогожи, поскреб руками и затих.
Павлуха постоял над ним, смотрел, как стекленеет удивленный взгляд, а после наклонился, заботливо поднял выпавшую из мертвых пальцев сумку и взвесил в руке. Не зря они в засаде мерзли как и говорил Щербатый, фунта два золотишка, не меньше. Даже если пополам с серебром, все равно добыча знатная.
Пока оттаскивали в сторону тела, чернобородый с цыганскими блестящими глазами мужик спрыгнул в колею. Наклонился, повозил в снегу окровавленным кистенем, очищая шипы, отряхнул и сунул за пояс. Распрямившись, заметил выбившийся из распахнутого ворота крестик, убрал под рубаху.
Тем временем испуганно всхрапывающую лошадь вывели из сугроба, сани развернули.
Пора уносить ноги, Кистень, позвал Павлуха. Как бы монастырские грачи не всполошились.
Ну, поехали!
Тот, кого навали Кистенем, сплюнул и, загребая снег яловыми сапогами, шагнул к розвальням.
Через минуту на лесной дороге остались чернеть только две распростертые на снегу фигуры. И опять наступила тишина.
ЧАСТЬ1
Это началось в тот самый день. Именно он стал точкой отсчета, хотя, наверное, можно было бы выбрать и другую. Тот день, когда Мика переступила порог Академии архитектуры, подошел бы не меньше. Или тот, когда впервые увидела Дэна. Или нет, хватит, это началось пятнадцатого июня, и ни днем раньше.
***
Она мчалась, опаздывая на общее собрание курса. Настало время черешни, и ею торговали на каждом углу. Тротуары были засыпаны черешневыми косточками, они прилипали к подошвам босоножек, и приходилось останавливаться, чтобы счистить их, скребя подметками об асфальт. Звенели трамваи, с которыми Мике было не по пути, сияли вымытые окна особнячков, а она бежала вниз по узкой улице и была переполнена ощущением близкой свободы.
Ворвавшись в аудиторию на пару секунд раньше декана, она плюхнулась на стул рядом с Сашкой и огляделась. Весь поток, три группы разом не слишком часто можно было увидеть. Но сегодня решался вопрос с летней практикой, и явились все, даже те, кого в альма матер Мика уже несколько месяцев не встречала. Даже Ирка, недавно родившая близнецов, даже наглый Троянский, который принципиально посещал только занятия по специальности, а общие дисциплины так же принципиально игнорировал. Даже нет, на Регину и Дэна лучше не смотреть, слишком много чести.
Мика шаркнула ногой, избавляясь от последней косточки, и отвернулась.
Декан тем временем закончил вступительную речь о том, что летнюю практику должны пройти все, потому что осенью нужно представить не менее 20 листов в цвете, ну и так далее Никто и не возражал. Этюдная практика вещь не только нужная, но и веселая. А уж как измученные учебой студенты ждали её весь год и особенно последние недели! Поскорее сдать сессию, и на волю. Жаль только, что вариантов было не слишком много, а оставаться в городе, выводя акварелью давно нарисованные многими поколениями студентов церкви и пейзажи перспектива не слишком радужная. Но хоть так.
Группа, уезжающая в Чехию
Ну, это ей не светит, это трое гениев-отличников, получивших на поездку гранты от Академии, и две дюжины тех, у кого родители имеют толстые кошельки.
Группа, уезжающая в Петербург
Петербург Мику никак не манил, она не любила этот город, он вгонял её в депрессию. Кроме того, в питерскую группу записались Регина и Дэн, а ей с ними никогда не будет по пути.
Пока декан монотонно перечислял фамилии, она успела принести соболезнования Сашке, который тоже оставался в городе. И тут
Друзья мои, появилась ещё и возможность поехать в Кутьевск, взял слово заведующий кафедрой рисунка и живописи. Мы связались с базой отдыха, которая расположена рядом с Георгиевским монастырем, и вчера получили ответ. Цена путевки на три недели по нынешним временам просто смешная, проживание в деревянных домиках без удобств, трехразовое питание. Добираться поездом через Москву, с пересадкой, потом автобусом. Но зато места изумительные река, лес, монастырь пятнадцатого века. Желающим могу показать буклет с фотографиями.
Мика, а ведь это, кажется, нам подходит, ткнул ее локтем в бок Сашка. Лично меня удобства мало волнуют. Поехали?
И они поехали.
***
Времени было в обрез на сборы дали всего три дня. А у Мики был хвост по истории искусств. Пришлось гоняться по этажам за неуловимым доцентом Пановым и устраивать на кафедре на него засаду. Но, в итоге, хвост она ликвидировала и даже сумела с горем пополам разобрать композиционное построение Боттичеллиевской «Венеры». Сашка, выступавший в роли загонщика и болельщика, радостно чмокнул Мику в нос и умчался на свидание со своей Ленкой. Дело у них неуклонно катилось к свадьбе, и это радовало Ленка была не слишком умна, зато обаятельна и покладиста. Сашке с ней будет хорошо.
Она плелась домой в расслабленном состоянии. Всё, завтра вечером отъезд. А то, что руководителем группы назначили Арсения Игоревича Кайсарова, Мику мало волновало. Как-нибудь да поладят, не на год же они едут, в конце концов. До этого она с Кайсаровым почти не пересекалась, в ее группе он не преподавал, так что охи-вздохи иных романтичных дев: «Ах, какой душка, ах, лапа», воспринимала саркастически.
Купив у улыбчивой молдаванки кулек розовой черешни, она прыгнула в трамвай и уткнулась лбом в заднее стекло.
Вагон катил мимо сквера, где они тогда, в первый день знакомства, ели с Денисом мороженое. Мика отвернулась. Она все давно знала, давно поставила крест на иллюзиях и отучилась быть наивной и доверчивой. И то, что нужно поскорее научиться быть сильной и независимой, тоже знала. Вот только комплекс маленькой девочки, потерявшейся в огромном магазине, мешал. Был у неё в биографии такой постыдный факт четырехлетняя Мика стояла и беззвучно рыдала в углу за какими-то манекенами, пока её не заметили продавщицы. Они вытащили несчастное брошенное дитя, вытерли ему сопли и отвели к усатому дядьке, который жутко строгим голосом по радиотрансляции велел родителям немедленно явиться за своим чадом.
С тех пор Мика немного выросла и даже точно уже не помнила, в каком именно магазине это случилось, вот только отвратительное ощущение никому ненужности вернулось в тот день, когда Дэн, пряча глаза, сказал, что им надо расстаться.
И в тот момент она ненавидела и презирала только себя слишком слабую, чтобы противостоять Регине. Только потом поняла, что та добивалась именно этого жалких попыток борьбы. Не дождалась, Мике вдруг стало противно. Она просто отвернулась и ушла. И не плакала. Почти.
Может быть, тот день, когда она решила, что больше никто и никогда не заставит её презирать саму себя, и был точкой отсчета? Нет, вряд ли.
***
Дома Мика укладывала вещи в сумку, мыла кисти, резала бумагу по формату папки и просто скакала по квартире под грохот «Раммштайна». За компанию с ней носилась ошалевшая спаниелиха Буська. Их шумное веселье прекратила вернувшаяся с работы мама.
Вдвоем они ещё раз проверили, все ли она взяла.
Тогда ей казалось, что самое главное ничего не забыть.
***
Нет, не удалось им тогда уйти, как ни старались. Что их семеро против целой оравы грачей? На усталой лошади да в санях далеко ли уедешь? Оставалось уходить через лес, по снегу.
Кистень велел разделиться, местом сбора назначил дальнюю заимку. При себе оставил одного Павлуху видать на его быстрые ноги и острый глаз надеялся. И поначалу казалось отобьются. Ведь два револьвера и кистень даже против дюжины монахов и то сила. Не учел одного, что к грачам присоединятся охотники с ружьями. Когда увидел мелькающие за стволами деревьев полушубки, только выругался злобно. А тут и первый выстрел прогремел.
Они бежали в сторону Мегжи, если удастся на тот берег уйти ищи-свищи. Бежал Павлуха по-заячьи, то прямо, то, когда чуял, что сейчас стрельнут, прыгал в сторону. Валенки утопали в снегу, ноги заплетались, а пар изо рта оседал на бровях и редких отвислых усах. Впереди маячила спина Кистеня. Вот ведь силушка у атамана словно никакой усталости не знает. Из-под шапки на лоб катился пот, заливал глаза. Павлуха смахивал его рукавицей, и боялся только одного неужто отстанет? Кистень дожидаться не будет, тем более что золото-то у него!
От этой мысли сил у Павлухи словно прибавилось, он рванулся вперед, запнулся за что-то под снегом, и пропахал носом ближайший сугроб. Но тут же вскочил, обернулся. Монахи были уже близко.
В револьвере оставалось четыре патрона, два из которых он не пожалел пули ушли в сторону упорно бегущих за ним черных фигур. Один монах покачнулся, остановился, держась за плечо, но не упал.
И тут громыхнуло справа полыхнуло огнем из-за сосны. Павлуха пригнулся и побежал по хорошо заметным в снегу следам атамана. Только бы оторваться от погони и добежать до реки, там они спасутся. Не достанут их с берега из берданок, а по льду бежать куда легче, чем по снегу.
Стегнуло по лицу веткой, сорвало шапку, холодный воздух остужал лоб, так даже легче. А шапка, да ну её
Кистень бежал ровно, ломился напрямик, словно лось, уже прикидывал, что к реке под откос можно и кубарем так быстрее. Да только не дали.
И откуда тот рыжебородый охотник появился Похоже, наперерез шел, на лыжах. Да с собаками. Те рванули вперед так, что успел Кистень выстрелить только три раза, одну лайку на месте уложил, прямо в ощеренную пасть попал, одну ранил, а две остальные налетели, И пока отмахивался, суя им в зубы локоть левой руки, охотник смог спокойно прицелиться.
От грохота Павлуха замер за кустами, вжимаясь в снег.
Всё, не бегать больше атаману после заряда картечи в живот.
Собаки ещё рвали упавшего, рыча в исступлении, тянули полы полушубка. С перезаряженным ружьишком наизготовку охотник подкатил, цыкнул на них. Обученные кобели послушались, отпрянули. Прогремел ещё один выстрел на всякий случай, уж больно велика была слава о живучести разбойников. Вдруг, да правда.
И только когда разжались пальцы, стискивающие рукоять кистеня, когда убедился рыжий, что перед ним мертвое тело, заметил, что собаки теребят кожаную торбу.
Павлуха боялся дышать а ну как почуют псы. Тихо, очень тихо зарывался в снежный замет. Повезло ему до поры до времени не учуяли.
Но и заметить, как воровато огляделся рыжебородый, как кинулся с сумой в сторону и сунул её внутрь поваленного трухлявого ствола березы, уже не было возможности. И только угасающий взгляд мертвого разбойника следил за тем, кому досталась его последняя добыча.
А потом послышались крики набежали остальные преследователи. И уже до Павлухи дела никому не было как же, самого Кистеня одолели! Разглядывали убитого, радовались. Эх, люди божьи Только один спохватился, молитовку забормотал.
Холодно было в снегу по самые ноздри сидеть, ох холодно Пока не утащили мертвого атамана, уложив на большие сосновые ветки, боялся Павлуха и нос высунуть. То и дело слышалось, что отыскали-таки его, углядели.
Но обошлось, затихло. Только тогда и выбрался, поплелся к заимке. Уже темно было думал, не дойдет. Шел по звездам, тер обмороженные уши да озирался не появятся ли волки. Чудом одним не закоченел по дороге.
Щербатый, как услышал, что Кистеня убили, перекрестился. Только и сказал, что всего двое их уцелело Павлуха да ещё один, Васька-хромой. Вот она судьба хромой ушел, а быстрый да верткий Кистень под пулю попал.
Да только судьба ли это? Следующей же ночью зарубил Щербатый топором обоих и Павлуху, и Ваську. А после в лесу зарыл. Нет атамана, нет и шайки. А кубышка с награбленным добром вот она, достанется тому, кто хитрее окажется.
***
На вокзал они хотели приехать заранее, но благие намерения вечно оборачиваются какой-нибудь ерундой. Конечно же, у отвозившего их Сашкиного отца, что-то забарахлило в машине, пришлось срочно садиться на троллейбус, который, кряхтя и стеная, тащился по улицам, словно катафалк. В итоге, Мика с Сашкой примчались на перрон за три минуты до отхода поезда, и первыми, кого они там увидели, были Регина и нежно обнимающий её сзади Дэн.
В такие минуты трудно сохранить безразличное выражение лица. Очень трудно. Мика так и не поняла, удалось ли ей это.
Быстро в вагон, увидев их, скомандовал Кайсаров и что-то пометил в блокноте, наши места с шестнадцатого по двадцать восьмое.
Ах, вот как Но ведь вчера ещё говорилось, что едет десять человек. Ещё двое вот они, стоят в обнимку. А кто третий?
Третий высунулся из окна и помахал им рукой Ромка Кайсаров.
В Академии было довольно сложно иметь отца-преподавателя, таких «деточек» априори считали бездарностями, пролезшими по блату. Именно поэтому Кайсаров-младший с первого курса кинулся доказывать всем свою самостоятельность и непомерную крутизну. И довыпендривался этой весной его едва не выперли. Об этой истории с какими-то богемными девицами и обкурившимися панками были наслышаны все и в разных вариантах. Сам Роман учился курсом младше Мики, а выглядел эдаким наглым принцем высокий брюнетистый красавчик с длиннющими ресницами и лучезарной улыбкой. Ей такие не нравились, потому что со своим малым ростом она рядом с ними чувствовала себя не слишком уютно. Как пекинес рядом с ротвейлером.
Итак, папенька решил не отставлять отбившего от рук балбеса без присмотра. Ну что же, мотивы понятны. Бедный Ромка!
***
Мика протискивалась между рядами полок, этюдник цеплялся за все, за что только мог, сзади подгонял Сашка, пиная ее под коленки ее же сумкой. А она все думала о том, что ещё можно все изменить повернуть обратно, выскочить из поезда и остаться на перроне. И пусть катится к чертям эта поездка! Это было выше её сил видеть их каждый день, постоянно. Ведь наверняка это Регина уговорила Дениса сменить группу, ей доставляло огромное, просто патологическое наслаждение демонстрировать Мике своё превосходство. Черт, черт, черт! Ну почему у неё всегда так?