Лидочка. Сейчас
Сон пахнет полынью. Его легко узнать. Если чувствуешь запах полыни, значит, идет сон. Он уже близко. Сначала просто запах, а за ним тепло теплый жаркий ветер можно подставить ему лицо и руки, а потом почувствуешь и под ногами жаркий песок и камешки, как настоящие
Как же легко быть юной! Все на свете тебе подчиняется, а тело торопится, все время торопится. Зачем идти, когда можно бежать и танцевать? Зачем говорить, когда можно кричать и петь? Зачем делать умный вид, когда можно честно смеяться и горячим шепотом рассказывать тайны? А тайны все такие важные, и от них буквально зависит вся твоя жизнь, и мир может рухнуть, если только кто-то о них узнает. Никуда не надо спешить, но ты спешишь, все время спешишь, потому что юность она никому не дает покоя. Какое счастье, что она длится так долго! Она как небо высокое и бесконечное, надежное и уютное, потому что в небе самый главный и самый любимый человек папа. Можно прибежать на аэродром пораньше, сесть на крылечке никто не прогонит, все тебя знают и ждать папу из рейса, когда он вернется, красивый и строгий, в форме и фуражке, и бежать, и бежать ему навстречу, а потом уткнуться в его запах И никогда не взрослеть. А вечером в субботу идти с папой в театр, и все будут улыбаться и протягивать ему руки папу знает весь город, все станут непременно говорить, какая красавица у него дочь, и как быстро она выросла, и ведь совсем невеста. И папа будет гордиться. Можно будет крепко держать его за рукав, и от него будет пахнуть свежим одеколоном, сигаретами и ветром далеких городов. Пытаться изо всех сил запомнить этот запах, ведь папа скоро опять улетит, и нужно будет провожать его, и стараться не плакать. А потом убежать на поле за аэродромом, упасть на траву, раскинуть руки и смотреть на брюхо самолетов, чувствовать, как земля дрожит от их гула, а когда все стихнет, поймать ветер за крылья и кружиться, кружиться, кружиться! Как легко! Как прекрасно быть юной!
Мама! Мамочка, просыпайся! Дима, как можно было так включить печку, ей же дует прямо в лицо! Мама! Просыпайся, дорогая, вылезай из машины. Ты и так проспала почти полтора часа.
Кто это может быть? Кто это говорит? Разве я заснула? Заснула прямо на траве? Ну, да, пахнет полынью. А где же ветер? Ведь был же такой горячий ветер Не надо было так сильно кружиться, папа предупреждал, говорил, не надо. Просил надеть косынку, чтобы не напекло голову. Надо было послушаться, а теперь веки такие тяжелые
Мамулечка, дорогая, просыпайся. Вот, хорошо, открывай глазки, пойдем в дом Фу, Дима, что за запах? Это новый освежитель? Что это, эвкалипт? Господи, как воняет, где ты его взял?
Это полынь, Вер. В салоне купил. Мне сказали, успокаивает. «Степная полынь» называется. Очень натуральный. Прям полынь-полынь. Как в степи. Я подумал, маме твоей понравится, будет меньше беспокоиться. И тебе в качестве успокоительного.
Гадость ужасная!
Ясно, тебе, видимо, его лучше в чай покрошить. Или в суп. Микродозы бесполезны. Может, тебе его пожевать, Вер?
Сам его жуй, шутник. Шутит он Вера в шутку пихнула мужа в бок и опять полезла на заднее сиденье будить разомлевшую маму.
Потом они ужинали, и это был уютный семейный ужин накануне выходных: много еды, много смеха, завтра никому не вставать в раннюю рань, никуда не мчаться. Все дома, даже Ниночка приехала, и близнецы не капризничали, а весело топали, держась друга за друга и пытались поймать таксу Сему. Большая семья, большой дом, в котором как будто и не живет болезнь и тревога.
Лидия Андреевна в строгом платье, с ниткой жемчуга на шее восседала на высоком стуле во главе стола и рассказывала истории, ни разу не ошибившись в датах сорокалетней давности, именах-отчествах, званиях и наградах коллег своего покойного мужа, количестве членов Политбюро и сюжетах старых кинофильмов. Правда, она упорно называла Славу Мишей, сразу же забыла, что только что уже съела два куска грушевого пирога и обиделась, что ей так и не предложили десерт, но и этот конфликт был быстро улажен. Митю и Мотю отправили спать, и Лидия Андреевна сказала, что тоже пойдет к себе, потому что хочет еще почитать на ночь. Вера повела ее наверх по лестнице, наслаждаясь ясным вечером в маминой голове: никаких ссор, скандалов, обид и страхов. Никаких «подозрительных посторонних» в доме. Она помогла маме переодеться, расстелила постель, включила торшер и музыку Дима сделал специально для нее подборку старых песен и даже нашел где-то старые выпуски новостей. Лидия Андреевна тихонько подпевала, пританцовывала и водила руками по воздуху, улыбаясь кому-то невидимому, но, похоже, очень симпатичному.
С тобой еще посидеть, мам?
Нет, не нужно, детка, у тебя и без меня столько дел. Ужин был прекрасный, спасибо! Хотя можно было приготовить и десертик, но и без него все чудесно, просто чудесно. И чай такой душистый, ты добавила чабрец? Это же заварка «со слоном», да, Верочка?
Неужели? Она не верила своим ушам, в последнее время мать узнавала ее все реже, а чтобы помнить еще и имя это был совсем праздник. Но, похоже, Вера рано обрадовалась.
Хорошо, что ты стала почаще заходить к нам с папой, сказала вдруг Лидия Андреевна совершенно серьезно, мы всегда тебе рады, ты же видишь. Давай больше не будем ссориться, милая, ладно? Тебе пора перестать упрямиться. Разве это профессия то, что ты выбрала? Не позорь нас, прошу. Нужно идти учиться во второй мед, нужно. Мы же во всем тебе потакаем, мы ведь даже не возражаем, что ты приводишь к нам в дом своего так называемого мужа. Хотя я не слепая и не глупая, Веронька, я же вижу, что он у тебя каждый раз разный Но я ведь ничего не говорю, муж так муж, называй их как хочешь, главное чтобы ты была счастлива.
Она пожелала маме спокойной ночи, убедилась, что та приняла таблетки (пару раз она ухитрялась незаметно их выплевывать), и спустилась вниз. Там все еще уютно галдело за столом их семейство. Только уставший от детских притязаний Сема растянулся на полу толстой колбасой с короткими лапками.
Ну, что, угомонилась? спросила Мила.
Да, вздохнула Вера, погладив собаку и устраиваясь поближе к окну. Была мила, добра и снисходительна. Ограничилась только замечанием о моем моральном облике.
Опять меняешь кавалеров как перчатки?
Да, Дима опять каждый раз разный.
Нет, вот где в жизни справедливость, скажите вы мне? наигранно возмутился Дима. Я таскаюсь с вашей мамой больше всех, между прочим, и по врачам, и по процедурам, и эти гастроли «на аэродром» тоже вечно я.
Сегодня тоже гастролировали? спросила Ниночка.
Ну, да, видишь же, чемодан в коридоре, не успели убрать.
Странно, обычно у нее «аэродром» по субботам
Погода меняется, пораньше «накрыло».
Так вот, вы мне скажите, почему я каждый раз разный, а? Здоровый мужик с бородой! Как меня можно не узнавать и путать. Это я-то разный? Ну, ребят?
А лучше было бы, если бы она тебя узнавала? спросила Мила, собирая со стола тарелки. Это счастье, что ты у нас годишься на все случаи жизни: и водитель, и доктор уговариватель пить таблетки, и курьер из совета министров, и все Веркины мужья заодно! Доешьте салат, кто-нибудь, а? Жалко же выбрасывать, а в холодильнике стечет. И баклажаны вон остались, три кусочка.
Слушайте, а я вспомнила, вдруг сказала Вера.
Что вспомнила? Тебе тоже не дали тортик, бедная моя?
Да подождите вы, не смейтесь. Я вспомнила ту юбку, Мил. В красных цветах. У нее ведь правда была такая юбка.
О чем вы вообще?
Она сегодня собиралась на этот свой аэродром и очень расстроилась, что не может найти юбку, какую-то красную, с цветами. Бред очередной, в общем. Кричала на нас, что мы с Веркой таскаем ее вещи, а она без этой юбки не может лететь. Я ей сказала, что у нее нет такой юбки, а она еще больше рассердилась, расстроилась, Веру потом не узнала.
Так вот, это не бред! перебила Милу Вера. Та юбка, я ее вспомнила! Я была совсем маленькая, а Милка, наверное, вообще кроха. Я маме не доставала даже до пояса, помню, был какой-то праздник, день рождения, наверное: взрослые все танцевали, и мама танцевала, а я устала и хотела к ней на руки, хныкала и цеплялась за эту юбку, чтобы она меня взяла. Огромные красные цветы на ней были. Огромные! А юбка кримпленовая, тогда была такая ткань, кримплен Модная. Мама вообще красиво одевалась. Она вздохнула. И юбка эта была у нее. Точно, была. Она знала, что ищет Она не придумывала.
Ну, давайте тогда за юбку. Дима разлил по бокалам остатки вина. Раз уж она отыскалась в глубинах памяти! День сегодня отличный, я считаю! И на аэродром скатались всего минут за двадцать.
Да она потом еще часа полтора в машине спала. Как бы ночью не начала бродить.
А почему мы на самом деле никуда с ней не ездим? вдруг спросила Нина.
Потому что с ней и дома хлопот хватает, быстро ответила Мила. Куда с ней ехать? От незнакомой обстановки состояние может ухудшиться, это же стресс, и тогда нам вообще кранты. Не-не, я за то, чтобы не будить лихо.
Но она же все время хочет куда-то лететь. Вдруг это не просто так?
Конечно, не просто так. Все с Альцгеймером постоянно куда-то летят и едут, мы же с тобой вместе того профессора слушали.
Только бабушка ведь не просто так и не все время летит, она же собирается именно в субботу, она знает, что с собой брать Мне кажется, ей может стать лучше, если с ней куда-нибудь поехать. Ну, а вдруг? Мам? Теть Мил?
И кто с ней полетит, позволь спросить? И куда? Пункт назначения ты как собираешься выведать? В тысяча девятьсот шестидесятый год нам с ней лететь? А полетишь не туда начнется скандал и обострение. Нет, мы точно не полетим. У нас работа и близнецы. Слава решительно помотал головой.
У меня отпуск еще не скоро, Нинуль, а у мамы работы невпроворот новые проекты. Не вырваться. Никто сейчас не может Дима качал головой и доедал баклажаны, которые все-таки подсунула ему Мила.
Я могу!
Нина, прекрати, тебе двадцать лет! Куда ты полетишь с сумасшедшей старушкой?
Она, во-первых, моя бабушка, а потом уже сумасшедшая старушка. А я, если кто не помнит, будущий врач. И она же крошечная совсем стала, я с ней справлюсь, если что. Она при мне никогда не буянит.
Нина, это даже не обсуждается! Улетите куда-нибудь, она перестанет тебя узнавать, начнет скандалить и плакать
Я дам ей таблетки!
Или совсем уйдет в себя. Мы, конечно, очень ценим твое рвение и благородство.
Да нет тут никакого благородства! Она моя бабушка! Я не хочу остаться совсем без нее! Она же всегда была такая мудрая и железная. А теперь ее у нас почти нет! Она сказала это так неожиданно звонко, что повисла долгая пауза. И если у меня есть хоть еще неделя, хоть полнедели с ней, то я хочу, чтобы ей было хорошо И мне. Пока она совсем не исчезла. Вы же все понимаете! Она исчезает
Они еще долго говорили и спорили, но каким-то чудесным образом двадцатилетней Ниночке точной копии своей упрямой бабушки Лидии Андреевны удалось добиться от своих родственников согласия на самое настоящее путешествие. Через пару недель, чтобы успеть все уладить и собраться. Вера все-таки решила лететь с ними, а если на работе случится форс-мажор вернуться раньше. Куда лететь, они как-то особо не раздумывали. Решили, главное, чтобы было тепло и лететь не очень долго. Из всех возможных вариантов остановились на Турции: и из-за климата, и из-за сервиса, и потому что к пожилым людям там всегда относились с большим уважением.
Николай. Тогда и сейчас
Николай достал телефон и набрал номер. Абонент недоступен. Набрал снова, усмехнулся, посмотрел в окно. Неужели он опять за свое? Хотя вроде бы и не суббота сегодня. Но иначе он не выключил бы телефон. Знает ведь, старый жук, что ему влетит. Николай убрал телефон в карман и попросил водителя развернуться и ехать в аэропорт.
Он мог бы найти Леонида с закрытыми глазами. За столько лет он выучил тут все наизусть. Не прилет, а вылет, вот сюда, новый терминал. Если не окажется в этом, значит, торчит в старом. Сидит на своем привычном месте у окна или в кафе, смотрит в чашку с кофе, рассматривает пассажиров, улыбается кому-то. Только бы оказался там. Он даже не собирался ругать его и ссориться, но вдруг начал волноваться: а если это не вечная странная блажь, а сердечный приступ? Телефон разрядился, и его друг сейчас лежит в реанимации как неопознанный старикашка, потому что документы с собой он не взял, как обычно, а кошелек мог где-то выронить, да нет, его у него вытащили, конечно, вытащили! Ему стало плохо на улице, и его обокрали, избили и бросили! Стоп, сказал себе Николай, вот тут уже точно хватит. В последнее время он стал ловить себя на том, что всегда начинает первыми прокручивать в голове самые жуткие сценарии, от которых сердце начинало колоть и биться у него самого. Может, возраст? Никто почему-то не предупреждает, что с возрастом приходит вовсе не уверенность и спокойствие мудрого старого льва, а откуда ни возьмись выскакивает трепет подростка: неуверенность, сомнения, страх за все и за всех. Как это подло придумано природой стареть. Оказавшись на вершине жизни, где наконец-то можно выдохнуть и положиться на собственную твердость, мудрость, опыт, как на надежный навигатор, вдруг осознать, что ты предан. Собственным телом, а потом и всей жизнью, всем, чего добивался, о чем так мечтал Он прогнал от себя дурные мысли и быстро прошел по стеклянному переходу в новый терминал, глянул на свое отражение в бесконечных стеклянных стенах и остался доволен. «Мы еще хоть куда, мы еще покажем, на нас еще будут смотреть с завистью, как и положено смотреть на мудрых старых львов, мы ведь еще в силе, мы ведь еще в силе» повторял он себе. Или уговаривал.
Стеклянный коридор закончился, распахнулся высокий потолок терминала, он быстро поискал глазами и тут же увидел спину лучшего друга. Так и есть! Старый жук! Сидит за своим столиком, перед ним чашка и блокнотик. Что-то рисует, а может, записывает, делает вид, что занят. Ишь ты. Николай тихо обошел его и положил на плечо руку.
Ах ты ж Леня поднял голову и улыбнулся.
Думал, спрятался от меня, да? Девушка-красавица, можно вас? Он отодвинул стул, махнул официантке и уселся напротив. Что пьешь? Крепенькое?
Конечно, крепенькое, чаек. Выпьешь со мной?
Девушка, а мне кофе принесите, пожалуйста и какое-нибудь маленькое пирожное. Совсем маленькое. Есть у вас такие? Совсем маленькие. Вот и хорошо, вот такое и несите.
Вразнос пошел? Леонид все еще улыбался. Пока Тамарочка не видит?
Ты стрелки-то не переводи. Опять за свое? Давно?
Сегодня-то? Нет, недавно приехал. А вообще, уже пару месяцев не ездил. Так что ты зря.
А сегодня чего поехал? Прижало?
Да не знаю Наверное Может, весна, может, давление. Он засмеялся. Кто нас, стариков-то, разберет. То ли любовь, то ли давление. А ты чего примчался за мной? Суббота же. Как же Тамарочкин званый ужин?
Вот, может, поэтому и примчался.
Леонид промолчал, его друг вздохнул, облизнул чайную ложечку, положил на блюдце. Девушка принесла пирожное, но есть Николаю расхотелось.
Званые ужины были многолетней традицией его супруги Тамарочки. И когда-то, в первые годы их знакомства и супружества, он радовался этой ее привычке, он думал, как прекрасно какая она чудесная хозяйка, как здорово ведь это станет их бесценным семейным наследием: собираться по субботам за огромным столом, звать лучших друзей, и чтобы все непременно приезжали с детьми, и чтобы было шумно, и весело, и стол весь заставлен, и дом полная чаша, и они с Тамарочкой всегда и всё только вместе, только рядом. Поддержка и опора, любовь и счастье. Но совсем скоро его мечты раскололись на тысячу кусочков и испарились. Очень быстро он понял, а точнее, ему дали понять, что званые ужины это не «посиделки с бездельниками, не достигшими в жизни никаких высот», а ответственные и важные мероприятия, на которые звали исключительно достойных и, прежде всего, полезных людей, людей со связями, от которых в жизни зависит очень многое, буквально все. Так ему это и объяснили, именно этими словами, когда он по наивности решил позвать на субботний званый ужин своих друзей, коллег по конструкторскому бюро. Тогда-то он и узнал о важном тайном смысле этой семейной традиции, а заодно и о том, как Тамарочка и ее папа на самом деле относятся к его друзьям. К нему самому поначалу относились не лучше. Да впрочем, и потом тоже.