Тогда, той ночью, три дня назад, волосы у него были почти до плеч, и на нем была длинная серая шинель. А сейчас кожаная куртка и толстовка «Зенит». Он подстрижен, виски почти сбриты, длинные черные волосы на макушке зачесаны назад. Он отворачивается, с улыбкой смотрит на Катю, что-то говорит. Нет, не он. Не умел он так улыбаться никогда. Или все-таки он? Настя пытается снова поймать его взгляд, но тот упрямо, будто нарочно, не смотрит.
Насть, прием-прием, ты чего застыла?
Что? Она оборачивается и смотрит в светлоголубые глаза Артура.
Что на парах было, спрашиваю?
Русские писатели жертвы репрессий.
Например? Гумилев?
Нет, более камерные.
Это какие?
Да ты не знаешь таких.
Артур кидает на нее быстрый обиженный взгляд, но она не замечает его, снова и снова оборачиваясь в сторону дверей.
Ждешь кого-то?
Нет.
А что смотришь туда?
Просто так.
Так что за репрессированные? Наверняка я слышал. Ты плохо обо мне думаешь. Дай хоть один пример.
Барченко.
Это кто?
Писатель, отвечает она с косой улыбкой. Оккультист. Его НКВД сначала отправил в экспедицию на Север, искать шаманов, выведывать у них Настя снова ловит взгляд мужчины у дверей, и ее дыхание прерывается. У них выведывать обряд.
Какой обряд?
Что?
Ты сказала «выведывать обряд»? У шаманов?
Обряд? Оговорилась. Она с трудом опускает ресницы и переводит взгляд на Артура. Они хотели знать, можно ли использовать знания шаманов с русского Севера, чтобы контролировать массы.
И как?
Их всех убили. Шаманов, и Барченко, и его руководителя. Всех пытали и расстреляли в подвалах НКВД.
Ого. Это вы на литературе проходите такое?
Мы разное проходим. В прошлый раз нам говорили о страхе как о движущей силе.
А теперь о расстрелах и гипнозе. Чудненько. А я-то удивляюсь, чего ты такая дерганая.
Настя усмехается, вновь ища глаза в толпе.
И что он написал?
Несколько романов, рассказы, исследование
А что самое известное?
Роман «Из мрака».
Готично! Там про что?
Но Настя уже не слышит его, потому что перехватывает взгляд Катиного спутника в воздухе, на полпути к себе, и замирает. Это он, это не может быть никто другой. Он точно так же смотрел на нее в ту ночь, вот такими же глазами. А теперь он здесь, по-настоящему здесь, с ней в одной комнате. Ей страшно, она приходит в ужас, такой, от которого подгибаются колени и дрожат пальцы, а еще откуда-то из солнечного сплетения поднимается вверх бурлящая ярость. Или радость? Может, это восторг? Такой горячий, что она путает его с яростью?
Але, Нас-тя, так про что книжка? Может, я читал? раздается голос Артура откуда-то издалека.
Извини, мне нужно в туалет, бросает она не оборачиваясь и, расталкивая толпу, идет прямо к незнакомцу, не сводя с него глаз. Что тебе нужно? произносит она, остановившись в шаге.
Он смотрит на нее и как будто улыбается одними уголками губ.
Что тебе нужно? повторяет она громче, по-прежнему глядя ему в глаза.
Наконец он наклоняется к ней так близко, что его губы щекочут ее кожу, и кричит ей в ухо:
Тут слишком громко, я не слышу, что ты говоришь!
О чем болтаете? перекрикивает его возникшая откуда ни возьмись Катя.
Ни о чем. Просто так.
Катя смеется и что-то щебечет в ответ, похлопывая его по руке, но Настя не слышит. Только смотрит на него, а он улыбается.
Пойдем в туалет? вдруг щиплет ее за руку Катя.
Пошли.
В очереди в кабинку она опять что-то болтает, Настя кивает, в такт и не в такт, пока Катя не задает ей вопрос:
Что не так с Сергеем?
Что? По спине Насти пробегает озноб.
Ну он слишком идеальный. Просто чувак из ВК, знаю его неделю, а уже и ужинать водил, и в кино, и вроде не слишком озабоченный. В чем подвох?
Я не знаю, отвечает Настя пересохшими губами, оглядываясь через плечо. В баре стоит гул голосов, перемежающийся радостными возгласами игроков в кикер. Пленка дыма и розовый низкий свет ламп делает все нереальным, каким-то замедленным и плоским.
Он мой ровесник, ему двадцать пять, продолжает тараторить Катя, подкрашивая губы и глядя в мутное зеркало. Где работает, я так и не поняла, но явно небедный, по шмоткам понятно, ну и по телефону, и вообще. Он не из Питера и
И тут все выключается. Утихает, тонет, сдувается, гаснет лампочка за лампочкой, как парк аттракционов, из которого ушли все люди. Или нет, люди и свет все еще здесь, это происходит только у Насти в голове, эта глухая влажная темнота, которую разрывает один только звук. Клавиши, потом нарастающий дребезжащий шум и голос.
Руки на ее предплечьях, они мешают ей провалиться вниз. Она выкручивается, высвобождается, зрение возвращается к ней, как в туннеле, кругом тьма, и только вдалеке картинка: двое мужчин по разные стороны бара, один пониже, блондин, второй высокий, и у него вместо лица что-то похожее на воронку воды, утекающей из раковины.
Подержи мою сумку, пожалуйста, произносит Настя спокойным, уверенным голосом, перевешивая ее на Катино плечо.
Ты куда?
Сейчас вернусь.
Она идет как по канату на эти звуки, на песню, на голос. Ключ уже зажат у нее между пальцев.
Я же своей рукою раздается из колонок над головой.
Она подходит, останавливается, трогает его за плечо. Он оборачивается, и она бьет его в этот водоворот, который у него вместо лица.
Сердце твое прикрою продолжает играть песня.
Еще и еще раз. С каждым ударом черты становятся яснее.
Сердце твое двулико
Наконец кто-то ее оттаскивает, пальцы с ключом разжимаются.
Сверху оно обито мягкой травой А снизу каменное-каменное дно.
* * *
Она приходит в себя от звука их голосов.
В смысле это шок.
У кого, у нее?
Да нет, у меня! Я даже не поняла, что произошло. Мы были во втором зале, возле туалета. Она просто вдруг сказала: «Подержи мою сумку» и пошла. Катя то ли икает, то ли проглатывает одинокую нервную смешинку. Как будто переключило.
У нее с нервами последнее время все хуже и хуже.
Да уж, тонкое наблюдение. Ладно, пойду чайник поставлю, что ли.
Настя притворяется спящей, пока Катя не выходит из комнаты, тихо затворив за собой дверь. Она дома, у себя, подушка под ее головой знакомая, родная подушка, не успевшая еще нагреться, значит, она тут недавно. Дорогу домой она не помнит, в голове только пара цветных вспышек. Что-то произошло, что-то плохое, но на месте этих событий даже не чернота их просто нет. Сначала она была в баре, там был он, тот самый, а потом сейчас она здесь. Она разрешает себе не открывать глаза, решает пойти по самому легкому пути просто притвориться спящей, пока откуда-то из глубины ее недоступного, как абонент сотовой сети, мозга не прорывается слабый сигнал.
Коты мои! Она поднимается на кровати. Сколько времени?
Ты не спишь? звучит из полумрака голос Артура.
Нет. Мне надо котов кормить.
Она свешивает ноги с кровати, понимая, что кто-то переодел ее из тесного платья в ночнушку.
Настя, какие коты, ты бредишь? Спать ложись, не умрут до завтра.
Он кладет руки ей на плечи и пытается положить обратно в кровать. Ее тело тут же деревенеет, и он отпускает ее, будто прикоснулся к раскаленной плите.