Стремительно летели дни. Дарья, как и её любимая Ассоль у Грина, жила ожиданием чего-то сказочного, и казалось, оно вот-вот свершится. Но однажды по дороге в институт, когда её душа пела и ликовала от счастья, она скорее почувствовала, чем ощутила на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка обернулась, но никто, кроме одиноких прохожих, снующих по своим делам, в поле её зрения не попал. «Неужели мне показалось?» подумала она. Однако интуиция её не подвела. В скором времени она действительно заметила странного типа в тёмных очках, который неотступно следовал за ней. Всякий раз, когда она останавливалась, чтобы убедиться в слежке, мужчина резко припадал к окошкам киосков, отворачивался или прикуривал сигарету.
Так продолжалось весь день. Потом его вдруг не стало. Дарья вроде бы успокоилась и почти забыла про этот инцидент, как неожиданно увидела мужчину снова. Теперь он был за рулём иномарки и, когда проезжал рядом, по всей видимости, не заметил её. Машина, не останавливаясь, скрылась за поворотом.
Слава богу, на выдохе произнесла Дарья и пошла своей дорогой.
Но мысль, что её преследуют, теперь не давала покоя: «А может быть, я всё же кому-то перешла дорогу или Влад таким образом проверяет мою верность? вертелось у неё в голове. Попросил кого-нибудь следить за мной, те и лезут из кожи вон, стараются. Да нет, чушь собачья. Понапридумывала сама себе всякую ерунду, теперь и мерещится повсюду, покоя не даёт. Надо взять себя в руки».
На этом все сомнения можно было бы отмести, но схожая история, только в новом эпизоде, неожиданно повторилась. Вечером следующего дня Дарья, как обычно, спустилась в сквер и направилась к своей скамейке. Ещё издали она заметила, что та уже кем-то занята, а подойдя ближе, с удивлением обнаружила симпатичного молодого человека примерно одного с ней возраста. Он был одет в кожаную куртку, джинсы и кроссовки. При виде её парень с выправкой военного встал, поздоровался и представился:
Добрый вечер! Я Виктор. А вас, кажется, Дарьей зовут?
Допустим, прохладно ответила она и хотела уже пройти мимо, как услышала:
Вам большой привет от Владислава.
Сердце Дарьи учащённо заколотилось.
От Влада? удивлённо переспросила она. Что с ним?
Не беспокойтесь, поспешил успокоить её парень. С Владиславом всё нормально: жив, здоров, учится и скоро будет летать. Просто он попросил меня передать вам немного денег. Знаете, я в Москве проездом в Ярославль, получил, так сказать, увольнительную домой, поэтому согласился оказать ему эту услугу, которая особого труда мне не составляет. Так что, будьте добры, примите из рук в руки.
И он передал Дарье запечатанный конверт.
Я, правда, не знаю, какая там сумма, продолжил объяснять своё появление парень, но, поверьте, копаться в чужих вещах это не в моих правилах.
Дарья взяла конверт в руки.
Ого! воскликнула она, ощутив его толщину и вес. Здесь довольно крупная сумма денег. Откуда у него столько?
В такие подробности он меня не посвящал, да и незачем мне знать все тонкости. Своё дело я сделал, а посему хочу откланяться.
Постойте! мучительно выпутывалась Дарья из волнительной ситуации, ища тему для продолжения разговора. Но каким образом вы меня нашли? Ведь мы незнакомы.
О! Владислав мне очень много рассказывал про вас и даже подробно описал эту скамейку, которую, как видите, я легко отыскал в Москве. Давайте лучше присядем ненадолго, вы сами всё услышите и поймёте.
Их встреча затянулась на долгих два часа. Виктор рассказывал о товарище с пылким задором и удовольствием. Дарья, в свою очередь, с нескрываемым интересом ловила в каждом его слове, интонации и жесте смысл своего ожидания любимого человека. Но в самом конце ей в голову пришёл ещё один немаловажный вопрос, без ответа на который она не знала, как ей поступить в дальнейшем.
Скажите, тихо произнесла она, а почему вы не отдали эти деньги его родителям? Наверное, так было бы правильнее.
Если честно, я сделал то, о чём меня просил Владислав, ответил Виктор. Большее мне неведомо. Извините.
Он встал, слегка коснулся кончиками пальцев её ладони, откланялся и ушёл в сумрачное мерцание ночных светильников парка.
Из информации разведслужбы иностранного государства:
«Изучены связи агента Шустрого на предмет использования в разведывательных целях. Лиц, представляющих оперативный интерес, не выявлено, в связи с чем проверка прекращена».
* * *
Между тем дела у Владислава шли наперекосяк. После известных событий он стал замкнутым и молчаливым. Привычная для него твёрдость в решениях превратилась в самообман: он прятал глаза от стыда и не знал, к какому берегу примкнуть. Ни товарищи по учебному заведению, ни преподаватели, которые ранее души в нём не чаяли и прочили ему большое будущее, теперь его просто не узнавали. Голова нашего героя была забита совершенно не тем, чем надо, а действительность, как небо перед грозой, затянутое чёрными тучами, словно сменила плюс на минус.
Вести из дома тоже не сулили ничего многообещающего. Надежда на выздоровление Владимира таяла с каждым днём, денег на врачей и лекарства катастрофически не хватало. Однажды, чтобы хоть как-то поддержать родителей в трудную минуту, Влад решился на отчаянный поступок: продал первому встречному наручные часы подарок ребят на день рождения и сдал в ломбард нательную цепочку из золота. И, хотя много от этого в материальном плане не выгорело ценности были своего рода реликвией и напоминанием о родине, он сделал это без сожаления.
В поисках выхода из положения он метался из угла в угол, но ничего значимого, кроме как молчать и раболепно выполнять команды новых покровителей, для себя не находил. Страх возмездия за совершённый грех дамокловым мечом висел над ним, терзал душу и не давал ни минуты покоя. Каждый раз, идя на явку, он прежде колесил по закоулкам города и оглядывался по сторонам, не следят ли за ним.
Слежки, конечно, не было, за исключением, может быть, отдельных случаев, но знали о каждом его шаге. Он исправно получал свой «гонорар» и сдавал потенциальным врагам интересы государства. Но однажды ему стало страшно. Он почувствовал запах смерти. Она стала приходить к нему во сне в обличье терпящего бедствие самолёта. Громада крыльев горела в воздухе, а потом со всей мощью бреющего полёта врезалась в землю, отчего столп неукротимого огня разносился на непомерно огромное расстояние, поражая всё и вся вокруг. Среди ночи Влад просыпался от кошмаров и потом до утра не мог заснуть. В поту он метался по постели, вскакивал, выходил во двор, много курил и думал думал думал
«Так жить нельзя, неправильно, не по-человечески», решил он однажды и, собравшись с духом, написал «письмо счастья». Потом вложил его в конверт и, с неимоверным трудом перешагнув коридоры власти, постучался в двери начальника училища.
Разрешите? взволнованно спросил он, войдя в просторный кабинет руководителя.
А, Конюхов! Заходи. С чем пожаловал?
Товарищ генерал! начал докладывать Владислав, но, не сдержавшись, расплакался.
Ну-ну. Хватит разводить сырость. Говори толком, что у тебя стряслось, попытался успокоить его начальник.
Владислав продолжал ныть, утирая слёзы рукавом форменной куртки.
Мне стыдно признаться, еле внятно, сквозь всхлипы произнёс он, но я стою на краю пропасти, а может быть, даже адской бездны. Я предатель.
И Владислав рассказал ему всю правду.
Умудрённый жизненным опытом генерал стоял молча, задумчиво смотрел в окно и курил. Он многое повидал на своём веку: и отважных лётчиков, и трусов, и голодную смерть блокадных ленинградцев, но с таким случаем сталкивался впервые.
Наконец в кабинете наступила томительная тишина.
У вас всё, курсант Конюхов? спросил генерал.
Никакого ответа не последовало, только напольные часы, спрятавшиеся в углу просторного кабинета, тяжело отстукивали секунды жизни.
Тогда идите в расположение. Решение вам будет объявлено. И запомните: о нашем с вами разговоре никому ни слова. Надеюсь, язык вас больше не подведёт.
Прошло два мучительных дня ожидания приговора. Владислава никто не вызывал и ни о чём не спрашивал. А на третий день, во время занятий, в класс заглянул дежурный и сообщил:
Конюхова к начальнику училища.
Владислав поднялся с места и пулей вылетел из помещения.
В кабинете генерала находились два гражданских лица. Они курили и о чём-то беседовали.
Курсант Конюхов по вашему приказанию прибыл, по-военному чётко отрапортовал Владислав и застыл у двери по стойке смирно.
Присаживайтесь, деликатно предложил начальник училища, и слушайте нас внимательно. Теперь от вас, молодой человек, зависит если не всё, то очень многое. В ваших интересах принять правильное решение. Надеюсь, вы поступите благоразумно, как истинный патриот своего отечества.
Из материалов ГРУ Генштаба ВС РФ:
«Осуществлена перевербовка иностранного агента Шустрого с присвоением псевдонима Дятел. Последний добровольно дал согласие работать на ГРУ. Организуются мероприятия по его внедрению в оперативную среду противника».
* * *
В канун ночных прыжков с парашютом Владислав долго не мог заснуть. Нет, к этому испытанию он всецело был готов, но какое-то странное предчувствие не давало ему покоя. Перед ним то и дело возникал образ его богоподобной Дарьи.
Вот она тихо подошла к нему сзади, закрыла ладонями глаза и прошептала:
Пойдём, милый. Я покажу тебе небо. Оно бесконечное и очень красивое.
Влад не сопротивлялся. Он шёл рядом и ощущал её дыхание. На лестничной площадке десятого этажа их родного дома они остановились и прижались друг к другу.
Пойдём, ещё немного, сказала она ласково и потянула его вверх по лестнице в чердачный проём. Тот оказался открытым. На крыше дома никого не было. Над ними одиноко висела луна, и небосвод был усыпан яркими звёздами. Дарья обхватила его шею и спросила:
Боишься?
С тобой ничего и никогда на свете, ответил он. Ведь ты моя Ассоль.
А ты мой Грэй, ответила она и поцеловала его.
Лёгкий ветерок нежно трепал их волосы. Огромный диск луны, широко раскрыв свои объятия, манил их с собою в неизведанные дали. Они подошли к самому краю крыши, взялись за руки и протянули их к небу.
Видишь эту бездну звёзд? спросила она.
Да, ответил он. Одна из них это ты. Я долго искал тебя и никак не мог найти. А теперь ты рядом, и мне от этого хорошо.
Я тоже счастлива, призналась она и ещё крепче прижалась к нему.
Их совместный шаг в бесконечность был свободным и радостным. Они парили, казалось, вечность, и марш Мендельсона звучал им вслед бравурным тушем.
Владислав открыл измученные глаза. По потолку, пугая взор, бегали жуткие тени мохнатых деревьев, раскачиваемых порывами ветра за окном. Уличный фонарь, освещая их беспокойное биение, сверлил голову волнительными воспоминаниями. Эмоции выплёскивались через край. Он резко встал с кровати, подошёл к столу, вырвал из общей тетради двойной лист бумаги и начал писать:
«Дорогая моя Дарья! Жить вдали от тебя мучительно и больно».
На излёте этой мысли его рука неожиданно зависла. «Нет, не так», подумал он, скомкал бумагу, швырнул её на пол, вырвал из тетради ещё один лист и стал писать заново:
«Дарьюшка! Любимая, единственная моя! Пройдёт ещё немного времени, и я обязательно увезу тебя на крыльях мечты, как Грэй свою Ассоль, в счастливое будущее. Мы будем жить долго-долго и счастливо. Ты заслужила это. А теперь о себе, о том, как я мучаюсь:
Он отложил ручку, провёл рукой по стриженой армейской голове, посмотрел на пугающий воображение потолок и продолжил писать:
Владислав ещё раз внимательно прочитал написанное и попытался вставить в текст выражения: «Зачем, к чему?.. Сейчас, потом Рассвет, закат». Но застопорился на том, что «совесть толчётся, мочи нет», и стал изливать свои чувства прозой:
«Ты не думай, что я сошёл с ума. Нет. Просто жизнь сломалась, смердит, кровоточащие раны крапивой обжигает.
Ох, как набатом в колокол бить хочется. И не раз, и не два. Округу собрать. И волком выть на луну, чтобы не погасло светило ночное. А поутру с зарёй проснуться как ни в чём не бывало и всё начать с нуля. Словно разбежался по стартовой дорожке, напрягся что есть мочи и прыгнул. А вокруг вакуум. И ты летишь, как птица в полёте, кувыркаешься, словно снежинка, тихо падаешь на землю, чтобы через мгновение превратиться в лужицу, потом слиться с могучей рекой воедино и точить камень судьбы, боясь пораниться о него сам.
Что бы со мной ни случилось, знай, родная, и помни: ничего плохого в жизни я не совершал. Просто шёл однажды по дороге, а лучше спешил к тебе, споткнулся нечаянно, коленку зашиб, да так, что йодом замазывать пришлось. Так и живу меченым.
А душа всё горит. И пламя такое, знаешь, жгучее-жгучее. А я его ледяной водой сверху поливаю, отчего оно шипит, наружу просится. Зачем? кричит во весь голос и тихо добавляет: Шёпотом говори, чтобы каждый услышал.
Пишу тебе, а сам маюсь, головой о стенку бьюсь. Хорошо бы сейчас прижаться к тебе на нашей заветной скамейке под ветвистым деревом сквера и ждать, когда же сбудутся наши мечты.
А они сбудутся обязательно. Вот увидишь. Ведь я люблю тебя, моя Ассоль.
Вечно твой Грэй».
За окном заиграла заря. Владислав оделся и вышел на улицу. До общего подъёма оставалось ещё немного времени. По привычке он стал заниматься спортом: пробежал три круга по стадиону, завис на турнике, подтянулся несколько раз и с облегчением спрыгнул.
Повседневные занятия в училище немного успокоили его. И только перед прыжками с парашютом он снова ощутил тревогу на сердце.
Самолёт набился такими же, как и он, курсантами в экипировке. После команд инструктора: «Встать», «Приготовиться», «Пошёл» он с лёгкостью миновал люк для десантирования и, не раздумывая, бросился в чёрную бездну. Прошли две три пять томительных секунд. Купол парашюта не раскрывался. Наконец тело ощутило долгожданный толчок и неожиданно закружило вокруг оси. Стропы запутались, затянули шею и удавкой сдавили её. На какое-то время Владислав потерял сознание
А когда очнулся, он осознал, что находится в безвыходном положении и стремительно приближается к земле точке своего падения. За мгновения перед ним пробежала вся жизнь. На фоне круглоликой луны она была наполнена бравурным маршем Мендельсона.
Из сообщения руководства лётного училища в МО РФ:
«Во время проведения ночных прыжков с парашютом получил несовместимые с жизнью увечья курсант лётного училища Конюхов Владислав Николаевич. Родственники извещены о случившейся трагедии. Тело доставлено на родину. Оказана необходимая помощь в погребении, материальная компенсация».
* * *
На место трагедии Дарья и родители Владислава выехали незамедлительно. Начальник училища встретил их, едва сдерживая волнение. В его кабинет то и дело входили офицеры разного ранга, выражали соболезнования. Но Дарья их не видела. Её взгляд был устремлён на портрет Владислава, обрамлённый траурной лентой. Воспоминания короткой любви витали в её голове. В какой-то момент к ней подошёл молодой человек в лётной форме и козырнул. Она узнала в нём Виктора.
Можно вас на два слова? спросил он.
Они вышли в коридор, спустились этажом ниже и остановились у окна.
Возьмите, сказал он и передал ей конверт.
Опять деньги? удивилась она.
Нет, ответил он. Это письмо. Его Владислав написал в ночь перед гибелью. Оно предназначено вам.